Творчество Гоголя. Личность. Судьба

 

Делались определения  Гоголя с точки зрения его украинского  происхождения: последним объясняемо было до известной степени его  отношение к русской жизни. Привязанность  Гоголя к своей родине была очень  сильна, особенно в первые годы его литературной деятельности и вплоть до завершения второй редакции «Тараса Бульбы», но сатирическое отношение к русской жизни, без сомнения, объясняется не его национальными свойствами, а всем характером его внутреннего развития.

 

До сих пор не известно ни одного сочинения Гоголя, написанного  по-украински. По сообщению современника, Николая Данилевского, Гоголь выступал за упрочение и использование  в литературе только русского языка: «Нам… надо писать по-русски, надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племён. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня — язык Пушкина, какою является Евангелие для  всех христиан, католиков, лютеран и  гернгутеров… Нам, малороссам и русским, нужна одна поэзия, спокойная и сильная, нетленная поэзия правды, добра и красоты. Русский и малоросс — это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной в ущерб другой, невозможно» [4].

 

Несомненно, однако, что в  творчестве писателя сказались также  и украинские черты. Такими считают  особенности его юмора, который  остался единственным образцом в  своём роде в русской литературе. Украинское и русское начала счастливо  слились в этом даровании в  одно, в высшей степени замечательное явление.

 

 

| 1 | 2 | 3 |го значения, как потом не вполне его оценивали друзья Пушкина и как сам Гоголь готов был отрицаться от него

 Но в последние годы  жизни Гоголь к той же задаче  обращается иначе — не системой  художественных образов и открытий, а словом проповедника и публициста. Так в русской литературе начинается  ее откровенно учительный путь. Пребывание на нем Гоголя совпадает  с духовным кризисом. Через три  десятилетия то же случится  с Л. Толстым. Художественные особенности произведений Н.В. Гоголя и его социально-философские и религиозно-нравственные идеи не могут быть адекватно осмыслены без правильного учета национального контекста его творчества. Распространенный в гоголеведении стереотип о положении раннего творчества Гоголя на пограничье русской и украинской культур и об исключительной принадлежности к русской культуре позднего творчества существенно искажает характер национальной самоидентификации писателя и культурный фон его эпохи. Да и традиционно сложившееся в науке и в общественном сознании деление восточнославянских культур на русскую, украинскую и белорусскую не совсем однозначно отображает исторические реалии, поскольку не выделяет в отдельную номинацию т.н. “общерусскую” культуру и не различает понятия “русский” и “великорусский”. Такое деление произведено без учета культурной динамики и разделения любой национальной культуры на несколько субкультур, имеющих различное происхождение и архитектонику.

 

В докладе рассматриваются  концепции “общерусской” культуры в отечественной общественной и  научной мысли (славянофилы, М.П. Драгоманов, Д.Н. Овсянико-Куликовский, министр внутренних дел Валуев, другие представители официальной царской идеологии, В.В. Розанов, Н.С. Трубецкой, Г.П. Федотов). Делается вывод об отсутствии единства в понимании “общерусской” культуры и об отсутствии ее интегральной концепции.

 

Подчеркивается необходимость  различения “высокой” и “низкой” культур как имеющих принципиально  различную архитектонику (цивилизационную и народно-традиционную соответственно).

 

Уточняется употребление этнонимов русский, великорусский, малорусский, белорусский, южнорусский, югозападнорусский и топонимов Русь, Русь-Украина, Московская Русь, Россия, Великороссия, Малороссия, Украина, Белоруссия в современной практике и в XVII—XIX веках, в том числе у Гоголя.

 

Процесс формирования современных  восточнославянских культур рассматривается  в тесной связи с процессом  формирования Российской государственности: объединение великорусских, большей  части украинских и белорусских  земель именно вокруг Москвы и Московского  государства во второй половине XVII—XVIII веках предопределило характер всего  дальнейшего развития “высокой”  культуры.

 

Объединение в пределах одного государства носителей высоких  культур различного типа (украинско-белорусской  барочной и великорусской позднесредневековой  культуры) потребовало от власти унификации этих культурных систем по единому  образцу и создание единой для  просвещенного сословия церковной  и светской (“гражданской”) культуры. Новая универсальная имперская культура по аналогии с византийской и античной римской должна иметь наднациональный характер, должна идентифицироваться не с этносом (народом), а с государством. Основой этой новой культуры во второй половине XVII века и становится украинская (“украинско-белорусская”, “югозападнорусская”) культура. Преимущество, отданное ей официальной властью перед высокой великорусской культурой, объясняется во-первых, относительно большим уровнем развитости; во-вторых, украинская православная до 1686 года входила в юрисдикцию Константинопольского патриарха: через Украину Московское царство как бы символически связывалось с исторической Византией; в-третьих, введение в культурную и отчасти в политическую элиту выходцев из Украины и Белоруссии способствовало политической стабильности государства.

 

Хронологические рамки существования  “общерусской” культуры определяются со второй половины XVII века по середину XIX века, однако отдельные культурные явления вплоть до настоящего времени могут быть рассмотрены как остатки именно “общерусской”, а не “русской” культуры.

 

Проявления “общерусской”  культуры отмечаются в истории общественного  сознания, политической идеологии, литературного  языка, изобразительного искусства, музыки, архитектуры, а также в истории  художественной литературы, наиболее ярким примером чего может служить  творчество Гоголя.

 

В докладе вводится понятие  “культурной диглоссии” (по аналогии с языковой диглоссией, когда, по Б.А. Успенскому, две языковые системы сосуществуют в рамках одного языкового коллектива, а их функции находятся в дополнительном распределении, что соответствует функциям одного языка в обычной, недиглоссийной ситуации). С этой точки зрения рассматриваются соответствия “высокой — низкой” культуры: ““общерусской” — великорусской” в Великороссии и ““общерусской” — украинской” в Украине. Приводятся примеры из творчества Котляревского, Лермонтова, Гнедича, Гребинки, Шевченко, Дунина-Марцинкевича, Франциска Богушевича и других. Распад “культурной диглоссии” связывается с процессом превращения украинской культуры в самодостаточное явление (со второй половины XIX века) и с соединением “общерусской” культуры с великорусской в единую культурную систему.

 

“Общерусскость” рассматривается только на культурно-идеологическом уровне, но не в этногенезе: носители “общерусской” культуры и “общерусского” сознания не перестают быть представителями своих народов. (Для определения этнической ситуации на Востоке и Юге Украины, а также в отдельных регионах России предлагается термин “новороссы”.)

 

В первой половине XIX века становление  высокой украинской культуры еще  только начиналось, поэтому творчество Гоголя могло существовать только в  рамках “общерусской” культуры. Однако эта разновидность “общерусской”  культуры, вслед за Д.Н. Овсянико-Куликовским, определяется как “общерусская культура на малорусской (украинской) основе”. Уточняется, что к этой культуре (на “украинской основе”) принадлежат не только “украинские” повести Гоголя, но и “петербургские” повести, “Ревизор”, “Мертвые души”, “Выбранные места из переписки с друзьями” и другие его произведения. Признаком принадлежности к ней является не украинское происхождение Гоголя и не украинская тематика его ранних произведений, а генетическая связь гоголевского творчества с украинской культурой XVII—XIX веков. Гоголь рассматривается одновременно как завершитель эстетики украинского Барокко и как вдохновитель и один из родоначальников идеологии, а в некотором отношении и эстетики украинского романтизма.

 

В произведениях и письмах  Гоголя можно обнаружить значительное количество примеров, “общерусского” политического сознания: “Русская земля”, за которую умирают запорожцы  в “Тарасе Бульбе”, “Русь — птица-тройка” в “Мертвых душах”, “Россия” в “Выбранных местах” — это не реальная Великороссия, как считает большинство исследователей, и даже не Российская империя, а абстрактно созданный метафизический общерусский Универсум, “Мировая держава”, наделенная конкретными украинскими и великорусскими этно-культурными признаками. Политико-идеологические построения Гоголя рассматриваются как утопическая попытка национального синтеза в контексте “общерусскости”.

 

В конце доклада делается вывод о культурно-национальной принадлежности творчества Гоголя: в  категориях XIX века оно причисляется к “общерусской культуре на украинской основе”, в современных этно-культурных категориях оно рассматривается и как достояние русской культуры и литературы, и как достояние украинскГоголь в группе русских художников в Риме

 

В 1845 г. С. Л. Левицкий приезжает  в Рим и встречается с русскими художниками, пансионерами Императорской  Академии Художеств: гравёром Ф. И. Иорданом, А. А. Ивановым, Н. А. Рамазановым и другими, а также с Н. В. Гоголем. Использовав приезд в Рим вице-президента русской Академии художеств графа Федора Толстого, Левицкий уговорил Гоголя сняться на дагерротип вместе с колонией русских художников. Затея была связана с приездом в Рим из Петербурга Николая I. Император лично посетил пансионеров Академии художеств. Более двадцати пансионеров были вызваны в собор Св. Петра в Риме, куда после российско-итальянских переговоров прибыл Николай I в сопровождении вице-президента Академии графа Ф. П. Толстого. «Проходя от алтаря, Николай I обернулся, приветствовал легким наклонением головы и мгновенно окинул собравшихся своим быстрым, блестящим взглядом. „Художники Вашего величества“, — указал граф Толстой. „Говорят, гуляють шибко“, — заметил государь. „Но также и работают“, — ответил граф».

 

В благодарность за тёплые слова художники хотели приготовить  Ф. П. Толстому невиданный для той  поры подарок — групповой снимок. Собрались все на террасе мастерской французского дагерротиписта Перро. Левицкий описал впоследствии технику изготовления им пластинки, указал продолжительность выдержки, оценил качество снимка («центр группы вышел превосходно, края не совсем отчетливо»). И добавил: «Это мое первое произведение удивило всех художников». Известный русский критик Владимир Стасов сказал об этом портрете: «Какой тут богатый материал: и архитекторы, и живописцы, и скульпторы, и всякие другие, и Рим, и Россия, и — Гоголь надо всем!!!» Писатель сидит в центре композиции, его окружают художники архитекторы и скульпторы, на полу, внизу — натурщица-итальянка Мариучча. В этой живописно расположенной группе выделяется фигура Ф.Моллера: художник, будучи высокого роста, стоит слева от Гоголя, отделенный фигурой акварелиста Андрея Лавеццари, а Федор Антонович облачен в темный плащ, на голове — модная широкополая шляпа.

 

Среди изображённых — архитекторы  Федор Эппингер, Карл Бейне, Павел Нотбек, Ипполит Монигетти, скульпторы Петр Ставассер, Николай Рамазанов, Михаил Шурупов, живописцы Пимен Орлов, Аполлон Мокрицкий, Михаил Михайлов, Василий Штернберг. Впервые дагерротип был опубликован критиком В. В. Стасовым в журнале «Древняя и новая Россия» за 1879 год, № 12, который так описал изображённых: «Взгляните на эти шляпы театральных „бригантов“, на плащи, будто бы необычайно картинные и величественные — какой неостроумный и неталантливый маскарад! А между тем, это все-таки картина истинно историческая, потому что она искренно и верно передает целый уголок эпохи, целую главу из русской жизни, целую полосу людей, и жизней, и заблуждений». Из этой статьи известны имена сфотографированных и кто где находится. Так стараниями С. Л. Левицкого был создан единственный фотографический портрет великого писателя. Позже, в 1902 году, к 50-летию со дня смерти Гоголя, в студии другого выдающегося портретиста К. А. Фишера, его изображение было выкадровано из этого группового снимка, переснято и увеличено.

 

В группе сфотографированных присутствует и сам С. Л. Левицкий, — второй слева во втором ряду — без сюртука.

 

 

| 1 | 2 | 3 |ой культуры и литературы одновременно.