Творчество Гоголя. Личность. Судьба

Творчество Гоголя. Личность. Судьба.

Творчество Николая Васильевича  Гоголя (1809-1852) укладывается в тридцатые  годы. В последнее десятилетие  жизни (1842-1852) ни одного законченного художественного  произведения он не создал. Если современник  Гоголя Лермонтов поднимался над  своим временем в поисках идеала, то Гоголь опускался в его глубины. Так, оба аналитики, они по-разному представляют это особое десятилетие русской литературы.

 Творческая судьба  Гоголя считается счастливой: все  произведения его были опубликованы при жизни. Гоголя называют первым профессиональным писателем в девятнадцатом веке. Весной 1993 г. выдающиеся писатели и ученые Д. Лихачев, С. Аверинцев, В. Астафьев, А. Битов, Ф. Искандер, Б Ахмадулина обратились с призывом отдать законную дань памяти гения России: «Мы убеждены, что вопрос, который хотим поднять в этом письме, и сейчас — в дни отчаянных попыток России спастись и выжить — имеет для нее не последнее значение. В России нет ни одного музея Гоголя. Он единственный русский писатель, который не имеет посмертного пристанища в своем отечестве».

 Родившийся и выросший  в центре малороссийских земель, безусловно впитавший и знавший  национальную украинскую культуру, Гоголь никогда не писал на  украинском языке. Тем не менее,  украинцы считают Гоголя своим  национальным писателем. Особое  отношение к его творчеству  в русской литературе, в историческом  развитии которой выделяются  два направления: пушкинское и  гоголевское. Причем утверждение  гоголевского пути происходит  уже при жизни Гоголя статьями  Белинского. Затем Чернышевский  выделит гоголевский период, а  Достоевский произнесет хрестоматийную  фразу: «Все мы вышли из гоголевской  «Шинели».

 Оценка гоголевского  творчества всегда была лакмусовой  бумажкой критической мысли. В  разные периоды в Гоголе подчеркивали  наиболее «удобное», объявляя  это наиболее ценным. В Гоголе  стараются увидеть не только гениального художника слова, окруженного тайнами творческими и биографическими, но и одного из первых русских философов, мучительно отыскивающего истину. Современность его творчества отчетливо ощущается сегодня.

 Новая волна внимания к Гоголю связана с возможностью сказать о нем правду, обратиться к произведениям «забытым», т. е. просто не издававшимся, опубликовать хранящиеся, неизданные архивные материалы (см., например: Лестница, возводящая на небо. Неизвестный автограф Н. В. Гоголя //Литературная учеба, 1993, N1).

 Современникам Гоголя  личность писателя часто представлялась  таинственной и необъяснимой. Такое  впечатление возникало из-за сложности  и противоречивости его характера,  присущей скрытности, в результате  чего мотивы поступков, истоки  настроения, вся его внутренняя  жизнь оказывались, не ясны  для окружающих. Необычной была  и литературная судьба: широкий  резонанс, который имели все произведения, начиная с «Вечеров...», появление  «Выбранных мест из переписки  с друзьями» — книги, поразившей  несходством с предыдущими произведениями, судьба второго тома «Мертвых  душ», распространившееся в списках  Письмо Белинского, за чтение  которого отправляли в ссылку (Достоевский).

XX век внес в понимание  личности и творчества Гоголя  свои акценты (Розанов, Мережковский). С позиций религиозного философа  оценивает Гоголя Д. Андреев:  «Задача, которую предчувствовал  Пушкин, которую разрешил бы, вероятно, к концу своей жизни Лермонтов,  встала перед Гоголем с исключительной  жгучестью. Ему был дан страшный  дар — дар созерцания изнанки  жизни и дар художественной  гениальности, чтобы воплотить увиденное... Гоголь — это первый гений русской литературы, внесший и утвердивший эту русскую литературу на высоту духовной водительницы общества, учительницы жизни, указательницы идеалов». Сделать так, чтобы Россия осознала свое несовершенство, неприглядность своей жизни — задача, которую, считает Д. Андреев, Гоголь выполнил. Эта идея перекликается со словами Чернышевского о роли Гоголя в русской литературе и жизни.

ворчество Гоголя

Первым исследователям литературной деятельности Гоголя представлялось, что его творчество разграничивается на два периода: первый, когда он служил прогрессивным стремлениям  общества, и второй, когда он стал религиозно-консервативным.

Более внимательное изучение биографии Гоголя, особенно его переписки, раскрывавшей его внутреннюю жизнь, показало, что как, по-видимому, ни противоположны мотивы его повестей, «Ревизора» и  «Мертвых душ», с одной стороны, и  «Выбранных мест» — с другой, в самой личности писателя не было того перелома, какой в ней предполагался, не было брошено одно направление  и принято другое, противоположное; напротив, это была одна цельная внутренняя жизнь, где уже в раннюю пору были задатки позднейших явлений, где не прекращалась основная черта этой жизни — служение искусству; но эта личная жизнь была надломлена теми противоречиями, с какими ей пришлось считаться в духовных началах жизни и в действительности.

Гоголь не был мыслителем, но это был великий художник. О  свойствах своего таланта сам  он говорил: «У меня только то и выходило хорошо, что взято было мной из действительности, из данных, мне известных». Нельзя было проще и сильнее указать ту глубокую основу реализма, которая  лежала в его таланте; но великое  свойство его дарования заключалось  и в том, что эти черты действительности он возводил «в перл создания». И изображённые им лица не были повторения действительности: они были целыми художественными  типами, в которых была глубоко  понята человеческая природа.

Его герои, как редко у  кого-либо другого из русских писателей, становились нарицательными именами, и до него в нашей литературе не было примера, чтобы в самом скромном человеческом существовании была открываема так поразительно внутренняя жизнь.

Другая личная черта Гоголя заключалась в том, что с самых  ранних лет, с первых проблесков молодого сознания его волновали возвышенные  стремления, желание послужить обществу чем-то высоким и благотворным; с  ранних лет ему было ненавистно ограниченное самодовольство, лишённое внутреннего  содержания, и эта черта сказалась  потом, в 1830-х, сознательным желанием обличать общественные язвы и испорченность, и она же развилась в высокое  представление о значении искусства, стоящего над толпой как высшее просветление идеала… 

Но Гоголь был человеком  своего времени и общества. Из школы  он вынес немного; не мудрено, что  у юноши не было определённого  образа мыслей; но для этого не было задатка и в его дальнейшем образовании. Его мнения о коренных вопросах нравственности и общественной жизни оставались патриархально-простодушными.

В нём созревал могущественный талант, — его чувство и наблюдательность глубоко проникали в жизненные  явления, — но его мысль не останавливалась  на причинах этих явлений. Он рано был  исполнен великодушного и благородного стремления к человеческому благу, сочувствия к человеческому страданию; он находил для их выражения возвышенный  поэтический язык, глубокий юмор и  потрясающие картины; но эти стремления оставались на степени чувства, художественного  проницания, идеальной отвлечённости  — в том смысле, что при всей их силе Гоголь не переводил их в  практическую мысль улучшения общественного, и когда стали указывать ему  иную точку зрения, он уже не мог  понять её… 

Все коренные представления  Гоголя о жизни и литературе были представления Пушкинского круга. Гоголь вступал в него юношей, а  лица этого круга были уже люди зрелого развития, более обширного  образования, значительного положения в обществе; Пушкин и Жуковский — на верху своей поэтической славы. Старые предания Арзамаса развились в культ отвлечённого художества, приводивший в конце концов к удалению от вопросов действительной жизни, с которым естественно сливался консервативный взгляд в предметах общественных.

Кружок преклонялся перед  именем Карамзина, увлекался славою России, верил в будущее её величие, не имел сомнений относительно настоящего и, негодуя на недостатки, которых  нельзя было не видеть, приписывал их только недостатку в людях добродетели, неисполнению законов. К концу тридцатых  годов, ещё при жизни Пушкина, начался поворот, показывавший, что  его школа перестала удовлетворять  возникавшим новым стремлениям  общества.

Позднее кружок все больше уединялся от новых направлений  и враждовал с ними; по его идеям, литература должна была витать в возвышенных  областях, чуждаться прозы жизни, стоять «выше» общественного шума и  борьбы: это условие могло только сделать её поприще односторонним  и не очень широким…

Художественное чувство  кружка было, однако, сильно и оценило  своеобразный талант Гоголя, кружок приложил заботы и о его личных делах…

Пушкин ожидал от произведений Гоголя больших художественных достоинств, но едва ли ожидал их общественноПозднее Гоголь сблизился с кругом славянофильским, или собственно с Погодиным и Шевыревым, С. Т. Аксаковым и Языковым; но он остался совершенно чужд теоретическому содержанию славянофильства, и оно ничем не повлияло на склад его творчества. Кроме личной приязни, он находил здесь горячее сочувствие к своим произведениям, а также и к своим религиозным и мечтательно-консервативным идеям. Но потом в старшем Аксакове он встретил и отпор ошибкам и крайностям «Выбранных мест»…

Самым резким моментом столкновения теоретических представлений Гоголя с действительностью и стремлениями просвещённейшей части общества было письмо Белинского; но было уже поздно, и последние годы жизни Гоголь прошли, как сказано, в тяжкой и бесплодной борьбе художника и пиетиста. Эта внутренняя борьба писателя представляет не только интерес личной судьбы одного из величайших писателей русской литературы, но и широкий интерес общественно-исторического явления: на личности и деятельности Гоголь отразилась борьба нравственно-общественных элементов — господствующего консерватизма, и запросов личной и общественной свободы и справедливости, борьба старого предания и критической мысли, пиетизма и свободного искусства.

Для самого Гоголь эта борьба осталась неразрешённой; он был сломлен  этим внутренним разладом, но тем не менее значение основных произведений Гоголь для литературы было чрезвычайно глубокое. Не говоря о чисто художественных достоинствах исполнения, которые после Пушкина ещё повысили уровень возможного художественного совершенства у писателей, писавший позже Гоголя, его глубокий психологический анализ не имел равного себе в предшествующей литературе и открывал широкий путь наблюдений, каких делалось так много впоследствии.

Даже его первые произведения, столь строго потом осуждаемые им «Вечера», без сомнения, немало способствовали укреплению того любящего отношения  к народу, которое так развилось  впоследствии. «Ревизор» и «Мёртвые души» были невиданным до тех пор  пламенным протестом против ничтожества  и испорченности общественной жизни; этот протест вырывался из личного  нравственного идеализма, не имел никакой  определённой теоретической основы, но это не помешало ему произвести поражающее впечатление нравственно-общественное.

Исторический вопрос об этом значении Гоголя, как было замечено, до сих пор не исчерпан. Называют предрассудком мнение, что Гоголь был у нас пионером реализма или  натурализма, что им сделан был переворот  в российской литературе, прямым последствием которого является литература второй половины XIX века — начала XX века; говорят, что эта заслуга Пушкина, а Гоголь только следовал общему течению тогдашнего развития и представляет лишь одну из ступеней приближения литературы из заоблачных высот к действительности, что гениальная меткость его сатиры была чисто инстинктивная и произведения его поражают отсутствием каких-либо сознательных идеалов — вследствие чего он и запутался потом в лабиринте мистико-аскетических умствований; что идеалы позднейших писателей не имеют с этим ничего общего и потому Гоголь с его гениальным смехом и его бессмертными творениями никак не следует ставить впереди нашего века.

Но в этих суждениях  есть ошибка. Прежде всего, есть разница  между приемом, манерой натурализма  и содержанием литературы. Известная  степень натурализма восходит у  нас ещё к XVIII веку; Гоголь не был  здесь новатором, хотя и здесь  шёл уже дальше Пушкина в приближении  к действительности.

Но главное было в той  яркой новой черте содержания, которая до него, в этой мере, не существовала в литературе. Пушкин в своих повестях был чистым эпиком; Гоголь — хотя бы полуинстинктивно — является писателем социальным. Не важно, что его теоретическое мировоззрение оставалось неясным; исторически отмеченная черта подобных гениальных дарований бывает та, что нередко они, сами не отдавая себе отчета в своем творчестве, являются глубокими выразителями стремлений своего времени и общества.

Одними художественными  достоинствами невозможно объяснить  ни того энтузиазма, с каким принимались  его произведения в молодых поколениях, ни той ненависти, с какою они  встречены были в консервативной толпе общества. Чем объясняется  внутренняя трагедия, в которой провёл Гоголь последние годы жизни, как  не противоречием его теоретического мировоззрения, его покаянного консерватизма, с тем необычайным социальным влиянием его произведений, которого он не ждал и не предполагал?

Произведения Гоголя совпадали  с зарождением социального интереса, которому они сильно послужили и  из которого после уже не выходила литература. Великое значение Гоголя подтверждается и отрицательными фактами. В 1852 за небольшую статью в память о Гоголе Тургенев был подвергнут аресту в части; цензорам велено было строго цензуровать все, что пишется  о Гоголе; было даже запрещено говорить о Гоголе. Второе издание «Сочинений», начатое в 1851 самим Гоголем и  не оконченное вследствие этих цензурных  препятствий, могло выйти только в 1855—1856…. Связь Гоголя с последующей  литературой не подлежит сомнению.

Сами защитники упомянутого  мнения, ограничивающего историческое значение Гоголя, признают, что «Записки охотника» Тургенева являются как  бы продолжением «Мертвых душ». «Дух гуманности», отличающий произведения Тургенева  и других писателей после Гоголя, в среде русской литературы никем  не был воспитан более Гоголя, например, в «Шинели», «Записках сумасшедшего», «Мертвых душах».

Точно так же изображение  отрицательных сторон помещичьего  быта сводится к Гоголю. Первое произведение Достоевского примыкает к Гоголю до очевидности, и т. д. В дальнейшей работе новые писатели совершали  уже самостоятельные вклады в  содержание литературы, как и жизнь ставила и развивала новые вопросы, — но первые мысли были даны Гоголем.