Поэзия декабристов

О, сколь блажен правдивый муж, 
Который грешным вслед не ходит 
И лишь в союзе чистых душ 
Отраду для души находит!

Духовные ценности сентименталистов – скромность, человеколюбие, пренебрежение к внешнему блеску, богатству, духовная чистота – особо ценились Глинкой и стали объектами изображения во многих его стихотворениях («Призвание сна», «Сельский сон», «К снегирю», «К соловью в клетке» и др.). Однако сентименталистская стилистика, образность этих стихотворений вмещает декабристский политический подтекст («Призвание сна»):

Ах, покажи мне край прелестной, 
Где истина, в красе чудесной, 
В своих незыблема правах; 
Где просвещенью нет препоны, 
Где силу премогли законы 
И где свобода не в цепях!..

В «Опытах священной поэзии» возникает образ ветхозаветного пророка, в котором есть намеки и на самого поэта. Сначала он – грешник, мучимый сознанием своей слабости, несовершенства и одиночества; затем – человек, начинающий постигать истину, обретший надежду; потом – суровый праведник, идущий к людям, чтобы возвестить им грозную правду:

Воздвигнись, мой Пророк, 
Ты будешь Божьими устами! 
В толпах смущенных суетами: 
Звучи в веках, святой глагол!

Образ пророка у Глинки предваряет знаменитый пушкинский образ (в стихотворении «Пророк»).

Наряду с несомненными поэтическими достоинствами «Опытов…», в них есть и существенные художественные промахи. Глинка не всегда мог вполне выдержать высокий библейский стиль: приди к нам, Боже, в гости; Господь как будто почивал; разоблачились небеса. Он мог обратиться к Богу с призывом:

Я умираю от тоски! 
Ко мне, мой Боже, притеки!

Здесь высокая лексика совмещена с разговорно-обиходной интонацией, что вызвало иронические замечания Крылова: Глинка с Богом запанибрата, он Бога «в кумовья к себе позовет» – и Пушкина: Глинка заставляет Бога «говорить языком Дениса Давыдова».

Другая традиция, которую наследует Ф. Глинка («Отрывок из Фарсалии» (1818), «Опыт двух трагических явлений» (1817)), восходит к одической поэзии М.В. Ломоносова и Г.Р. Державина. Слог, насыщенный славянизмами, ораторская интонация, использование античной тематики связаны с традицией высокой поэзии и также подчинены у Глинки задачам выражения декабристских настроений. Анализ стилистики «Отрывка из Фарсалии» помогает определить, как формировался своеобразный словарь поэзии декабристов (слова-сигналы: рабство, сыны свободы, цепи, отчизна, толпа, оковы, малодушие, свободные римляне, тяжкий ярем, сети, рабы, свобода, блаженство, надежды, крепость духа, слабеть духом, мужество предков, бессмертье), как складывались ключевые понятия декабристского мировоззрения.

Несмотря на то, что эти две тенденции творчества Глинки (условно называемые «сентиментальная» и «одическая»), на первый взгляд, кажутся противоположными, можно говорить о единстве поэтического мира поэта, который достигается гражданским, просветительским взглядом на мир. Глинка — типичный представитель «Союза Благоденствия». Его поэзия отвечает просветительским задачам «Зеленой книги», ее отличительные черты — гражданственность и нравоучительность. В 1826 г. вышли два итоговых сборника Глинки — «Опыты священной поэзии» и «Опыты аллегорий, или иносказательных описаний в стихах и в прозе». Это две ипостаси облика Глинки-поэта. «Опыты священной поэзии» — протестующая, активная поэзия. Библейская тема наполняется гражданскими, декабристскими образами, и «священная поэзия» становится политической. Традицию псалмической поэзии Глинка перенимает как новатор. Он включает в псалом элементы элегического стиля и создает элегический псалом. Библейская поэзия Глинки далеко отошла от «трудных» лириков XVIII в. и архаистов «Беседы». В его псалмах нет запутанного синтаксиса, их слог, несмотря на обилие славянизмов, ясен и прост, как душевная беседа с богом. И. А. Крылов иронизировал: «Глинка с богом запанибрата, он бога в кумовья к себе позовет». Поэт обращает к богу свой гнев и надежды. Здесь и протест против рабства, и тоска по свободе, и обличение несправедливости: «Они как трости изломали законы дивные твои», «Они убили сироту, И со вдовицы ветхи ризы Сдирает жадная рука». Псалмы Глинки будили гневные эмоции сограждан и звучали как призывы к действию русских свободолюбцев. «Опыты аллегорий» — литература дидактическая, призванная воспитывать нравственные идеалы. Глинка убежден, что с помощью искусства можно разрешать конфликты между человеческими страстями и нравственным долгом. Его поэтические иносказания написаны под несомненным влиянием элегической манеры Жуковского. Аллегории насыщены атмосферой эмоций, взгляд поэта обращен в глубины души, он открывает ее сокровенные тайники, где скрыты разнообразные оттенки меланхолии. Меланхолическое чувство вызвано ощущением разлада между земным бытием и мечтою об идеале. Но этот разлад связан уже не с социальным, а нравственным бытием человека, и Глинка пытается устранить его религиозным морализированием. «Аллегории» Глинка начал писать в конце 1810-х гг., но они особенно характерны для его творчества в годы идейного кризиса, когда он отошел от революционной борьбы.

Рылеев Кондратий Федорович

(1795—1826)

О поэзии Рылеева Н. Бестужев в своих мемуарах замечал, что «цель Рылеева обнаруживается в приноровлении, которое может сделать сам читатель». Система «приноровлений» у поэтов-декабристов, преследуя определенные цели обхода цензуры, вместе с тем отражала также и характерную особенность их художественного метода. Наряду с критической струей в обрисовке и оценке социальной действительности, в декабристской поэзии совершенно отчетливо выступают элементы агитационно-политической символики и аллегоризма.

Рылеев Кондратий Федорович (1795—1826) — поэт. Вождь Северного общества декабристов. Родился в небогатой помещичьей семье. В начале 1814 был выпущен в действовавшую против Наполеона армию, прошел вместе со своей частью Германию, Швейцарию и Францию, несколько месяцев провел в оккупированном союзниками Париже. В конце 1818 вышел в отставку как по идеологическим («для нынешней службы нужны подлецы»), так и по материальным соображениям. В 1820 переехал в Петербург, где служил сначала заседателем Уголовного суда, а затем правителем канцелярии Российско-американской торговой компании.

Первые литературные выступления Рылеева относятся к 1820, когда в журнале «Невский зритель» появились его эпиграммы, элегии и сатира на Аракчеева «К временщику», доставившая ее автору шумную известность. В 1821—1823 Рылеев создал цикл «Дум» — баллад на темы русского исторического прошлого, в 1823—1824 написал поэму «Войнаровский», в 1825 — деятельно работал над несколькими поэмами из жизни украинского казачества XVI—XVII вв. («Наливайко», «Хмельницкий», «Палей»). В 1823—1825 вышли в свет три тома альманаха «Полярная звезда», в котором Рылееву (и сотрудничавшему с ним А. Бестужеву) удалось собрать лучшие силы тогдашней поэзии (Жуковский, Пушкин, Баратынский, Дельвиг и др.). «Полярная звезда» имела огромный успех у читателей. Сформировавшаяся под влиянием растущих противоречий феодальной действительности, а также заграничных впечатлений, службы в армии и чтения новейшей политической лит-ры (Монтескье, Констан, Виньон) оппозиционность закономерно привела Р. в конце 1822 в ряды Северного общества. В тайном обществе Р. быстро занял главенствующее положение.

После разгрома 14 декабря восстания на Сенатской площади Рылеев был арестован и заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. 11 июля 1826 он был приговорен к смертной казни четвертованием, «всемилостивейше» замененной повешением. Утром 13 июля этот приговор был приведен в исполнение. Трагическая смерть Рылеева послужила материалом для создания множества легенд, изображавших его «рыцарем без страха и упрека», предсмертное письмо его к жене разошлось в огромном количестве списков, стихотворения поэта вырезывались из журналов. Его имя стало крамольным, его произведения до начала 70-х гг. в России не издавались вовсе, в дальнейшем, вплоть до 1917, публикуясь с многочисленными цензурными купюрами и искажениями.

В поэзии Рылеева, как и в его жизни, с исключительной силой выразились противоречия, обуревавшие движение декабристов. С одной стороны, ей были свойственны безусловно революционные тенденции, характерные для настроений деклассирующегося дворянства эпохи аграрного кризиса, а в более широком плане несомненно отражающие общий подъем революционного возбуждения в стране, глухо потрясаемой все умножающимися волнениями солдат (напр. восстание Семеновского полка) и закрепощенного крестьянства. С другой стороны, для Рылеева — политического деятеля и поэта — типичны были некоторые иллюзии, реформистские, конституционные. От некоторых сторон своего либерализма он так и не освободился до конца. Борьба между революционными и либеральными тенденциями идеологии поэта проходит через всю его творческую деятельность. «Мятежному» «вольнолюбивому», «гражданскому» содержанию его поэзии приходилось пробивать себе дорогу сквозь толщу неблагоприятных для его развития тенденций — через стремление к легальной борьбе с существующим режимом. Отдав некоторую дань легкой поэтике сентиментальной традиции (таковы напр. элегии 1820—1822, отмеченные влиянием Тибулла и Парни), Рылеев никогда не замыкался в узком кругу камерных опытов. В его поэзии неизменно жило то «гражданское» содержание, тот неизменный интерес к политически-актуальной тематике, которые в конце концов привели его к решительному отказу от традиционных тем дворянской лирики: «Любовь никак нейдет на ум. Увы, моя отчизна страждет, Душа в волненьи тяжких дум теперь одной свободы жаждет».

В свойственной классицизму архаической манере, изобилующей классическими обращениями, риторическими вопросами и восклицаниями, церковно-славянизмами и т. п., выдержаны и другие произведения первых лет — послание к Ермолову, в котором поэт призывает знаменитого полководца поспешить на помощь греческим повстанцам, и особенно ода «Видение». Произведения эти еще пронизаны характерной для декабристов начала 20-х гг. либеральной верой в спасительность преобразований, проводимых «по манию» монарха.

В эти же годы поэтом написаны «Думы». Из русской истории Рылеев выбрал те эпизоды, которые характеризовали мудрого, считающегося с нуждами своих подданных правителя (поучения, мужество изгнанного «тираном» боярина (Курбский), страдания изменника родине (Глинский), борцов за свободу своего народа (Богдан Хмельницкий) и т. д., — словом, ставил все те проблемы, которые так волновали сознание декабристов. Встреченные высокой положительной оценкой критики, «Думы» подверглись сокрушительному осуждению Пушкина: «Что сказать тебе о Думах, — писал он Рылееву — Все они слабы изображением и изложением. Все они на один покрой, составлены из общих мест: описание места действия, речь героя и нравоучение. Национального, русского, нет в них ничего, кроме имен». Замечания эти небезосновательны, но слабая сторона «Дум» заключалась не только в стилистике. В выборе своих сюжетов и отчасти в разработке их Рылеев большей частью шел за Карамзиным, автором сугубо монархической «Истории Государства российского». Это придало «Думам» полное неправдоподобие исторического образа и ложность колорита (борьба Димитрия Донского с татарами в XVI в. изображена как борьба «за древние права граждан»). Наиболее удачными произведениями этого цикла являются думы поэта о легендарном, новгородском бунтаре Вадиме, призывающем народ к восстанию против «самовластительного князя», дума о Рогнеде, древнерусской мстительнице за свободу своего народа и т. д. Не связанный в этих думах исторической трактовкой Карамзина, Рылеев ярко отразил характерные черты общедекабристской идеологии — «сочувствие к гражданской свободе», ненависть к «тирании», острый интерес к национальному прошлому и т. д.

В поэме «Войнаровский» фигурирует тот же героический образ бунтаря, пострадавшего за свободу своего народа; но на смену абстрактно-классическому изображению истории здесь обнаруживается совершенно иной подход к материалу. Сюжетом своей поэмы он избирает историю восстания украинского гетмана Мазепы против «самовластия» Петра I. С несомненным сочувствием он рисует образ украинского патриота, оставшегося до конца своей жизни верным своим политическим убеждениям.

В думах и поэмах вырисовывается характерное для поэта противоречие между напряженным революционным пафосом и драматическим сознанием своего «одиночества», своей неизбежной гибели в «роковой» борьбе. Это противоречие с особой четкостью выразилось в лирике последнего года его жизни. В стихотворении «На смерть Чернова», переходя все границы какой-либо легальности, он одновременно выразил осознание своей слабости, трагического одиночества своей политической группы среди «переродившихся» «потомков славян», среди либеральной молодежи, пребывающей «в объятиях праздной неги». Эти настроения как нельзя более характерны были для декабриста, боявшегося опереться на народ. По собственному признанию Рылеев всячески стремился избежать междоусобия и всех «ужасов» «народной революции». Как бы ни были характерны мотивы гражданской скорби, но ведущую роль в эту пору играло обличение, политический протест, достигающий особой силы в написанной в сотрудничестве с А. Бестужевым песне «Ах, тошно мне и в родной стороне». В ней Рылееву удалось с исключительной силой показать нищету крепостного крестьянства («по две шкуры с нас дерут, мы посеем, они жнут»), его величайшее бесправие («Долго ль русский народ будет рухлядью господ и людями, как скотами, долго ль будут торговать»), его мрачную готовность к борьбе («А до бога высоко, до царя далеко, да мы сами ведь с усами, так мотай себе на ус»).

Таков в своих общих чертах путь Рылеева: от либеральных установок первых лет приходящего к осознанию необходимости революционного переворота и социальных преобразований, от архаизма и классики, эволюционировавшего к наиболее бунтарскому в русской литературе варианту романтизма.

Рылеев оказался подлинным творческим центром всей декабристской поэзии. Уступая, может быть, Раевскому в непримиримости, Одоевскому в лиризме, Кюхельбекеру в силе религиозной настроенности, Рылеев совмещает в себе все эти различные тенденции. В его поэзии с наибольшей широтой отразились противоречивые стороны декабристского движения.

Творчество Рылеева оказало глубоко организующее воздействие на русскую поэзию последующих десятилетий — на Языкова (ранний период), Лермонтова (стих. «Вадим», «Новгород», «Наводнение» и др.), на Некрасова («Поэт и гражданин», поэма «Декабристки»), на Огарева и Герцена. Общественно-политическая функция творчества Рылеева исключительно велика. На протяжении полувека своего подпольного существования оно служило интересам русского революционного движения.

Заключение

То литературное течение, глашатаями которого явились поэты-декабристы, поставило в качестве центральной задачи создание свободной, национально-самобытной литературы. В этом направлении и шли творческие поиски декабристской поэзии, причем главные интересы были сосредоточены не столько в области лирики, сколько в области драматургии и эпоса.