Михайловское в жизни и творчестве А.С. Пушкина

В пустыне  чахлой и скупой,

На почве, зноем раскаленной,

Анчар, как  грозный часовой,

Стоит — один во всей вселенной.

Природа жаждущих степей

Его в день гнева породила

И зелень мертвую ветвей,

И корни ядом напоила.

 Как видим, здесь  все строки (за одним исключением)  дают сходное расположение ударений: в каждой строке три ударения; ударение на 6-м слоге опущено. Это создает однородность ритмического движения, отвечающего интонационной однородности текста: перечислению, так сказать, качеств анчара. Так же строятся следующие три строфы. Всего на 20 строк здесь приходится лишь три четырехударные строки и одна двухударная.

 Одна четырехударная  строка заканчивает первую строфу («Стоит — один во всей вселенной», поддерживая завершающую интонацию), другая — в четвертой строфе (она связана с переносом: «И тигр нейдет — лишь вихорь черный») и третья заканчивает все описание анчара («Стекает дождь в

песок горючий»).

 Все они, таким  образом, интонационно мотивированы, придают строкам, с которыми связаны, индивидуальное своеобразие, но в то же время, поскольку все окружающие строки несут по три ударения, они не выступают с особенной подчеркнутостью, что и не требуется ходом повествования, поскольку все оно строится в одном плане — описание анчара. Что касается одной двухударной строки внутри третьей строфы («И застывает ввечеру»), то она не связана с существенными смысловыми и интонационными оттенками фразы и поэтому не попадает, так сказать, в ритмическое поле

зрения.

Звучание стиха резко  меняется при переходе ко второй композиционной части. Здесь от описания анчара Пушкин переходит к основному противоречию, к основному конфликту здесь резкий интонационный подъем. Дважды повторяется слово «человек», но с совершенно различным вкладываемым в него смыслом. Здесь — центр трагедии, потрясшей лирического героя. Как же звучит его голос? Пушкиным собраны здесь все средства звуковой выразительности. Повторение слов, естественно, является и повторением звуков, оно поддержано в следующей строке повторением во всех словах звука «а» («Послал к анчару властным взглядом»), такого подчеркнутого звукового повтора нет ни в одной другой строке стихотворения. Наконец, эта смысловая, интонационная, звуковая выпуклость первых двух строк шестой строфы поддержана и ритмически.

 Пятая строфа, как мы помним, оканчивается завершающей четырехударной строкой. А шестая строфа начинается двухударной строкой, после которой снова следует четырехударная, причем все ударения приходятся на звук «а». Все это придает им особенно своеобразный, индивидуальный характер, благодаря чему эти самые важные в смысловом и эмоциональном отношении строки звучат исключительно выразительно, опираются и на ритм, и на звук. Все это придает интонации этих строк максимально драматический характер, отвечающий сущности самого переживания, в них облеченного, точнее — в них только и существующего.

 Третья часть — это история раба, и она имеет свою интонационную и ритмическую концовку. Рассказ о нем снова идет на трехударных строчках (седьмая и восьмая строфы и первое полустишие восьмой строфы), затем

идёт интонационный подъем, и ему отвечает четырехударная строка («И умер бедный раб у ног»), за которой следует двухударная («непобедимого владыки»), завершающая строфу.

  Единство всех элементов и определяет художественную силу и убедительность речи лирического героя — носителя переживания, составляющего непосредственное содержание стихотворения «Анчар». Все они составляют меру определенности этого непосредственного содержания вплоть до расположения ударных и безударных слогов, придающих своеобразие его ритму.

В Михайловском Пушкин написал  множество писем. Сохранилось их около ста двадцати, но было гораздо больше.

 Поэт переписывался  с братом Львом, П.А. Вяземским, В.А. Жуковским, педагогом и литератором П.А. Плетневым, А.А. Дельвигом, И.И. Пущиным, знаменитым переводчиком «Илиады» - Н.И. Гнедичем.

 Письма друзей вместе  с газетами и журналами доносили  в глухое Михайловское горячее  дыхание жизни – литературные новости, политические известия. Как радовал Пушкина каждый конверт со знакомым почерком, с каким нетерпением пробегал он глазами короткие страницы! И охотно отвечал. О своих невзгодах писал он сдержано, скупо. «О моём житие – бытьё ничего тебе не скажу – скучно вот и всё». (П.А. Вяземскому, начало октября 1824 года).

 Сам «ссылочный  невольник», Пушкин с волнением  думает о бедствиях, которые  принесло простому люду ужасное  петербургское наводнение 1824 года. «Этот потоп с ума мне нейдёт... – пишет он Льву. – Если тебе вздумается помочь какому – нибудь несчастному, помогай из Онегинских денег. Но прошу без всякого шума».

 А сколько теплоты  и нежности в его письмах  к друзьям и к сестре. «Милая  Оля, благодарю за письмо, ты  очень мила, и я тебя очень люблю, хоть этому ты и неверишь...

 Каждый раз, поутру, Пушкин слышал осторожные шаркающие  шаги в коридоре. «Мамушка...» - думал он с нежностью.

 С той далёкой  поры няня стала для Пушкина  родной, близкой. Но только нынче  в Михайловском он оценил её  в полной мере. Из близких ему людей Пушкин больше всего любил сестру и няню.

 В долгие зимние  вечера Арина Родионовна рассказывала  Пушкину свои сказки, пела песни.  Знала она их великое множество.

Мастерица ведь была

И откуда что брала.

А куды разумны шутки,

Приговорки, прибаутки,

Небылицы, былины

Православной старины!..

(А.С. Пушкин).

 Пушкина восхищали  разнообразие вымысла, поэтическое  богатство этих творений простого  народа. «Что за прелесть эти  сказки! Каждая есть поэма!» Любил  поэт и песни Арины Родионовны  – то весёлые и бойкие, то протяжные, грустные. Особенно хороши были песни о народном горе, грозе бояр и воевод, удалом волжском атамане Степане Разине.

 В долгие деревенские  вечера Пушкин не только слушал  Арину Родионовну, но и сам  читал ей многое из того, что  сочинял.

Но я плоды моих мечтаний

И гармонических затей

Читаю только старой няне,

Подруге юности моей.

(А.С. Пушкин).

 В скромной деревенской  комнатке звучали «Зимний вечер», «Песни о Стеньке Разине», «Жених»,  строфы «Онегина», сцены «Бориса  Годунова».

 Друзья, навещавшие поэта в Михайловском, долго хранили память о его гостеприимстве.

 В конце лета 1826 года Пушкин написал замечательные «Песни о Стеньке Разине». Восстание дворянских революционеров, страшно далёких от народа, окончилось крушением, и вот поэт, уже и раньше живо интересовавшийся личностью Разина и Пугачёва, обращается к теме народных крестьянских восстаний, воссоздает грозный и бурно мятежный образ излюбленного народного героя. Если до Пушкина дворянские поэты (например Сумаков) и писали о вождях крестьянских восстаний, то изображали их самым отрицательным образом, в качестве неких исчадий ада. Пушкин даёт своего Разина, которого несколько ранее он демонстративно назвал «единственным поэтическим лицом русской истории», глубоко сочувственно и именно таким, каким он сохранился в сознании и памяти народа – в песнях, преданиях. Народности содержания пушкинских песен в полной мере соответствует и народность их формы. «Песнями о Стеньке Разине» начинается тема крестьянских восстаний, которая займёт в 30-х годах столь значительное место в творчестве Пушкина – прозаика.

 Интерес к драматургии  и к театру сказывается в  Пушкине с самых ранних лет.  Одним из несомненных признаков  нарастания в творчестве Пушкина  реалистических тенденций было  всё усиливающееся стремление поэта к драматическому воспроизведению действительности, что сказалось уже в «Бахчисарайском фонтане» и в особенности в «Цыганах».

 Лирика михайловского  периода во многом непосредственно  примыкает к южной лирике. В  прощальном обращение «К морю»  (начато в Одессе, завершено в Михайловском) поэт обещает не забывать «торжественной красы» морской «свободной стихии».     

В леса, в пустыни молчаливы

Перенесу, тобою поли,

Твои скалы, твои заливы,

И блеск, и тень, и говор  волн.

(А.С. Пушкин).

 «Вникать в народный дух» Пушкин начал уже на юге. Смешиваясь с пёстрой толпой на кишенёвских базарах, он записывал и переводил молдавские песни. Усвоение живой народной речи, обращение к сокровищнице

Петровское

народного творчества – песням сказкам, отражение в литературе национальных обычаев, национальной истории – всё это было для Пушкина источником и путём к созданию глубоко самобытной национально – русской литературы.

 В Михайловском  же Пушкин записывал, вероятно, в значительной степени со  слов той же няни.

 В тетрадь, в  которую он записывал нянины сказки, в качестве эпиграфа были вписаны им знаменитые начальные строки будущего пролога к новому изданию «Руслана и Людмилы»:

У лукоморья дуб зелёный;

Златая цепь на дубе том:

И днём и ночью кот  учёный

Всё ходит по цепи кругом;

Идёт направо –  песнь заводит,

Налево – сказку говорит.

(А.С. Пушкин).

 Одним из самых замечательных произведений в народном русском духе является написанное Пушкиным в михайловский период стихотворение «Жених» (1825). Стихотворение облечено в форму баллады, но Пушкин имел полное право придать ему обозначение: «простодушная сказка». Бытовая и психологическая атмосфера, образы отца, жениха, разбойника, свахи, наконец, язык пушкинской «простонародной сказки» - всё это русское, народное. Вместе с нарастанием народности лирики Пушкина нарастает её реализм.

 «История народа  принадлежит поэту», - писал Пушкину как раз в период своей работы над «Борисом Годуновым». И в своей трагедии Пушкин подходит к истории именно как поэт, стремясь оживить её, развернуть яркую и полнокровную картину прошлого – людей и событий давно минувших времён. В результате Пушкиным было создано произведение в высшей степени своеобразное и в своём роде единственное, по своей величайшей художественности превосходящее всё, что имелось до этого в мировой художественно – исторической литературе, и вместе с тем почти совершенно  лишённое художественного вымысла.

 Пушкин является  в своей трагедии прежде всего  и больше всего «учеником природы» - следует правде жизни, правде  истории. Во имя правдивого  изображения жизни и истории  Пушкин, работая над пьесой, взял  своим руководящим и единственно определяющим принципом полную творческую свободу от всех действовавших в это время в драматургии стеснений, правил и условностей.

 Стремясь как можно  шире охватить изображаемую им  историческую эпоху, Пушкин далеко  выходит за крайне суженный в сословном, да и просто в количественном, отношении круг участников трагедии классицизма, в которых обычно действовало не больше десяти, а чаще всего и значительно меньше персонажей, принадлежавших в основном к придворной верхушке.

 В «Борисе Годунове»  вся историческая действительность того времени, вся пёстрая и многоликая Русь эпохи «многих мятежей» проходит перед нами в живой и движущейся, шумящей, волнующейся «как море окиян», полной событий панораме. В трагедии Пушкина действительно говорят «люди минувших дней, их умы, их предрассудки». Пушкин наделяет каждого из действующих лиц «Бориса Годунова» своим, чётко индивидуализированным языком, лишённым архаизации и вместе с тем основанным на пристальном изучении исторических источников и превосходном освоении речи простого народа. Пушкин рисует характеры и Бориса, и Самозванца, как и вообще всех персонажей трагедии, в тесной и непосредственной связи с духом и характером исторической эпохи.

 Историчности образов  поэт также достигал в результате  упорного изучения тех материалов, которыми он мог располагать. Он прямо говорит об этом в связи с образом Пимена: «Характер Пимена не есть моё изобретение. В нём собрал я черты, пленившие меня в наших старых летописях». Но Пушкин не только оживил век  во всей его истине. Ставя позднее в одной из незаконченных статей 1830 года вопрос о том, «что нужно драматургическому писателю», Пушкин называл наряду с живостью художественного воображения «философию» и «государственные мысли историка». «Я пишу и размышляю», - сообщал он друзьям в период создания «Бориса Годунова». Пушкинский «Борис Годунов» развёртывается как «мирской суд» над царём Борисом – суд истории, причём среди причин, обусловивших осуждение и гибель Бориса, убийство им Дмитрия играет в сущности второстепенную роль. Появление Самозванца имеет в трагедии Пушкина значении всего лишь последнего толчка, давшего возможность вырваться, выступить наружу: враждебным царю Борису социально – историческим силам.

 В «Борисе Годунове»  Пушкин в значительной мере  идёт по радищевскому пути. В трагедии цари совершают казни, преступления: бояре составляют заговоры, изменяют, интригуют, убивают; самозванец во имя личных, авантюристических целей приводит на Русь польских интервентов. Эта мысль поистине красной нитью проходит через всю трагедию Пушкина.

 Мысль о мнении народном, о поддержке народа, как об основной решающей силе в борьбе с самодержавием составляет один из важнейших философско-исторических тезисов Пушкина, выдвинутым им в его трагедии и пусть подспудно, но несомненно связанных с его раздумьями о судьбе переворота, подготовлявшегося декабристами как раз в отрыве от широких народных масс.