М. Горький - художник и мыслитель

Вообще между научной мыслью и публицистикой, с одной стороны, и художественным мышлением, с другой, – никакой пропасти не лежит. Но из этого не следует, что их можно смешивать воедино. Здесь есть различные градации.

Несмотря на то что Горький подвергался нападкам за то, что будто бы он слишком много отдавал места публицистике, на самом деле Горький не принадлежит ни по своим идеям, ни по своей практике к числу писателей, о которых я говорил, что у них публицистика живет непосредственно рядом с художественной тканью их художественных произведений.

У Горького есть публицистические произведения, – они могут быть выделены в отдельный том.

Горький принадлежит к иной школе, к иному устремлению,– он хочет быть художником показывающим. Но он является представителем художественного показа в глубочайшем смысле идейного. Его не интересует задача, скажем, натурализма как такового или импрессионизма как такового. Его не интересует формальная задача – взять известный кусок жизни и сделать из него шедевр, – так его обточить, чтобы из него вышло художественное произведение.

Он хочет потрясти своих слушателей и читателей вестью о жизни, как она есть, какой она могла бы быть и какой она должна быть,– потрясти их воспроизведением жизни в ее стонах, воплях, жалобах, кошмарах, в ее падении, поражении, в ее стремлении к лучшему и в победах.

Горький хочет дать не просто образ жизни, он хочет истолковать ее как глубочайшую обиду по отношению к большинству людей, дать величайший призыв к обиженным – и покончить со всяким безобразием усилиями самих обиженных. Он дает угнетенных как образ тех сил, которые противостоят эксплуататорскому строю, как образ того, чем жизнь могла бы быть, какие возможности имеются в человеке.

Горький постоянно с величайшей любовью рядом с униженным человеком, с муками человека, пишет о том, что человек – это звучит гордо, и верит в то, что рождение человека есть огромной важности акт, что человек – драгоценное существо. Если сейчас он – слепой крот, то только в силу неправды общественного строя.

Горький пишет не для того, чтобы понравиться, а для того, чтобы подействовать на волю людей, подействовать на их сознание, заставить их бороться за более высокий общественный строй. И хотя в литературе нашего языка не мало писателей, которые подходили к литературе с такими же целями, тем не менее можно сказать, что равного Горькому по интенсивности этого стремления мы не имеем ни среди его современников, ни среди писателей предшествующих.

Горький – великий реалист. В его методе основное: насытившись жизненным опытом, из колоссального запаса своих переживаний создать систему образов, которые прежде всего поражали бы своей правдивостью или своей необыкновенной правдоподобностью.

Горький очень любит приподнятость настроения. Ему нравится, чтобы мир смеялся, чтобы солнце сыпало червонцами, чтобы небо было как бездонная лазоревая чаша.

Самым важным приемом художественного реализма Горького является, конечно, композиция.

Рассказы обыкновенно очень хорошо скомбинированы, в них нет ничего лишнего, они неуклонно ведут к концу, конец обыкновенно является настоящим концом, то есть он вас окончательно ставит на ту точку зрения, к которой вас подводили в рассказе. Наоборот, романы очень часто плохо построены. «Фома Гордеев» и в особенности «Трое» – композиция в известной степени рыхлая.

Его произведения с этой точки зрения являются тенденциозными в самом великолепном смысле слова. Каждый раз, когда Горький берется за маленький рассказ или за большой роман, он знает, что что – часть той лестницы настоящего, подлинного сознания жизни, которую он для своего читателя строит.

Горький делает из этого основного своего художественного метода некоторые экскурсы, – во-первых, в области стилизующего, гиперболического или карикатурного искусства.

Во-вторых, Горький пользуется приемами патетической романтики, то есть повышенных фантастических образов, которые концентрируют и прекрасное и высокое. Всем памятны и никогда не забудутся «Буревестник», «Песня о Соколе».

К романтике у Горького была особенно большая склонность. Горький отражал тогда первые шаги растущего пролетариата. Уходили серые сумерки 80-х годов, разразились освежающие грозы годов 90-х. Выступал новый герой – пролетариат. Стала очевидной мощь его движения вперед, обострились его протест и надежды, но он не мог еще найти настоящих реалистических путей, он был взволнован и взволновал других. И эта взволнованность, этот мост от себя к другим строился в возвышенных образах,– потому что прежде всего надо было сказать людям, что пришло необыкновенное время, что мириться больше с буднями нельзя, что это – праздник и кровавые дни боев, что пришли дни страшные и яркие, не будничные, не серенькие, мохнатенькие дни.

Как публицист Горький оказывается вполне и без всяких споров человеком нашего времени.

Гораздо меньше писали о Горьком-художнике последних лет. Мы имеем еще очень мало этюдов, и еще меньше правильных этюдов, о «Климе Самгине», этом неоконченном замечательном эпосе Горького, доведенном пока до третьего тома,– летописи сорока замечательных лет истории нашего общества, приведших нас в недра величайшей мировой революции.

Совершенно потрясающее впечатление производит Горький культурностью своей мысли. Это такая громадная начитанность, это такая громадная власть над языком, над всеми эпохами, над культурой, над заграничными впечатлениями, над переживаниями самых различных людей, в том числе различного типа женщин,– он так знает, как они говорят, что они читают, каких авторов любят, какие философские термины им любы, о чем говорят.

Культура здесь совершенно потрясающая. Некоторые говорят, что благодаря этому трудно следить за теми, кого Горький изобразил, трудно о них судить, и не знаешь, как их оценить. Не всякий может все оценивать.

Что ж – пусть каждый оценивает настолько, насколько может. Один человек черпает наперстком, другой черпает ведром, но нельзя сказать, что море от этого должно стать ведром, потому что вы ничем другим, кроме ведра, не можете черпать. Во всяком случае, широта захвата, культурность – это не недостаток, а колоссальнейшее достоинство.

Таким образом, Горький как публицист, Горький как художник стоит сейчас на одной из высочайших вершин своего творчества. И мы приветствуем поэтому его с таким величайшим восторгом, мы рады тому, что он так молод, так богат, так щедр, и от души желаем ему иметь побольше сил, подольше жить, для того чтобы быть великим мастером нашей пролетарской литературы, нашего жизнестроительства.

Есть целый ряд таких проблем, которые не могут не ускользнуть от политических вождей и которые не могут ускользнуть от великого пролетарского художника.

Поэтому польза, которую нам приносит Горький (нечего нам пугаться слова «польза», мы утилитаристы в самом высоком смысле этого слова),– польза эта неизмерима.

Наша любовь к нему не ограничивается эстетическим восторгом, не ограничивается благодарностью и чувством благоговения, напротив – все это мы считаем менее важным.

Наша любовь – требовательная любовь, и потому, что мы ненасытны, мы хотим учиться, а Горькому есть чему нас учить.

 

 

 

Заключение

Хотим мы или не хотим, любим или не принимаем творчество Максима Горького (А.М. Пешкова), но он оказался на вершине литературного Олимпа на рубеже веков и стал частью национальной культуры России. Проследив идейные, нравственные, эстетические искания писателя, оценив сложность его пути, мы, безусловно, придем к развенчанию плакатного мифа о «буревестнике революции» и создателе метода социалистического реализма, ибо Горький – одна из самых трагических фигур нашего столетия.

Не может быть двух мнений о колоссальной значительности Горького.

Он занял одно из первых мест в мировой литературе, а в русской литературе не так уж много писателей, о которых мы могли бы с уверенностью сказать, что они являются общепризнанными мировыми писателями.

Писатель, который является бесспорно мировым, писатель, который уже при жизни должен бесспорно быть причислен к классикам литературы русского языка, естественно, играет огромную роль.

Но мало того: Горький был гениальным выразителем в искусстве первого этапа самосознания пролетариата и сейчас, уже на зрелом и обладающем мировой значительностью этапе, опять-таки является одним из вождей пролетарской литературы.

 В пролетарской литературе  есть писатели, имеющие огромные  заслуги как художественного, так  и политического порядка.

Тем не менее первое место Горького в ней вряд ли кто-либо может оспаривать.

Это заставляет еще раз, в другом аспекте, рассмотреть вопрос о мировом значении Горького.

 

Литература

1. Русские поэты «серебряного века». В 2 т. Л., 1991 (вст. статьи О.А. Кузнецовой и Н.Ю. Грякаловой).

2. Зобнин Ю.В. Николай Гумилев – поэт Православия. СПб., 2000.

3. Зобнин Ю.В. Жизнь и деяния Дмитрия Мережковского. СПб., 2004.

4. Агурский М. Великий еретик. Горький как религиозный мыслитель // Вопросы философии. 1991. № 8.

5. Зобнин Ю.В. По ту сторону истины. Случай Горького // Максим Горький: pro et contra. СПб., 1997.

6. Громов П.А. Александр Блок, его предшественники и современники. Л., 1986.

7. Минц З.Г. Блок и русский символизм // Лит. наследство. Т. 92. Кн.1. М., 1980.

8. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. М., 1994.

9. Глэд Д. Беседы в изгнании. Русская литература за рубежом. М., 1991.

10. Костиков В. Не будем проклинать изгнанье. Пути и судьбы русской эмиграции. М., 1990.

11. Новиков В. В. Михаил Булгаков — художник. М., 1996.

12. Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988.

13. Яновская Л. Творческий путь Михаила Булгакова. М., 1983.

 

 

1 А. Блока «Народ и интеллигенция». 1909 г.