Иван Алексеевич Бунин - замечательный русский писатель, человек большой и сложной судьбы

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

       Иван Алексеевич Бунин - замечательный русский писатель, человек большой и сложной судьбы.

 По  силе  изображения, отточенности языка, простоте и стройности “архитектуры” произведений Бунин стоит в ряду выдающихся русских писателей. Его творчество, если не брать во внимание ранние подражательные стихи (а он, кстати, был талантливым поэтом), отмечено печатью оригинальности и полной самостоятельности, хотя опиралось, разумеется, на богатые традиции русской литературы.

      Образ И. Бунина в сознании широкого читателя как бы раздваивается на автора рассказов о любви и создателя знаменитой повести «Деревня». Но почему эти темы важны и как связаны с другими «мотивами» и темами — остается неясным. Между тем связь между ними несомненна, и в том, что художник, написавший жестокую картину деревенской жизни, обратился в конце пути почти исключительно к поэзии любовных отношений, есть своя логика.

«Деревня» и «Суходол», наверное, в наибольшей степени объясняют отношение Бунина к истории, к изменяющейся социальной действительности. Справедливо А. Т. Твардовский увидел в «Деревне» настроения и мысли, подготовившие писателя к «разрыву с родиной». Нельзя не согласиться и с тем, что «некий свой решающий духовный перелом Бунин пережил и выразил в „Деревне"», или во всяком случае с «Деревни» начался перелом, последующие этапы которого были связаны с первой мировой войной и революцией.

Повесть “Деревня”, напечатанная в 1910 году, вызвала большие споры и явилась началом огромной популярности Бунина. Это произведение, как и творчество писателя в целом, утверждало реалистические традиции русской классической литературы. В повести захватывает богатство наблюдений и красок, сила и красота языка, гармоничность рисунка, искренность тона и правдивость. А.М. Горький высоко ценил реалистическое творчество Бунина, о повести “Деревня” писал: “ Я знаю, что когда пройдет ошеломленность и растерянность... тогда серьезные люди скажут: “Помимо первой художественной ценности своей “Деревня” Бунина была толчком, который заставил разбитое и расшатанное русское общество серьезно задуматься уже не о мужике, не о народе, а над строгим вопросом - быть или не быть России”.

“Это - произведение, - писал Горький М.К. Иорданской в 1910 году, - исторического характера, так о деревне у нас еще не писали”. Самому Бунину он писал в декабре 1910 года: “...Так глубоко, так исторически деревню никто не брал... Я не вижу, с чем можно сравнить вашу вещь, тронут ею - очень сильно. Дорог мне этот скромно скрытый, заглушенный стон о родной земле, дорога благородная скорбь, мучительный страх за нее - и все это - ново”.

 

Если из многочисленных критических работ о повести как современников писателя, так и позднейших исследователей-литературоведов выделить общие черты, признаваемые всеми, то таковыми, очевидно, будут: мрачный колорит произведения, обилие материала и пессимистичность выводов. Кажется, всех писавших о «Деревне» беспокоил несомненный разрыв Бунина с магистральной традицией русской литературы о народной, крестьянской жизни. Автор «Деревни» оспаривал ее понимание с Тургеневым, Л. Толстым, Достоевским. И так или иначе вставал вопрос о том, кто прав. На наш взгляд, именно этот вопрос возникает невольно в сознании каждого читателя бунинской повести.

 

В данном случае решающим является вопрос о жанре «Деревни», из-за недостаточно ясного осмысления которого возникают недоразумения. Жанровая природа повести Бунина изначально глубоко противоречива: по материалу, изображенной действительности она несомненно претендует на эпичность, по способу осмысления и организации она лирическая.

В «Деревне» дан широкий разворот действительности. В ней отражены события первой русской революции, имеющие всемирно-историческое значение, действует около сотни второстепенных персонажей. И несмотря на это, «Деревня» не эпическое произведение в силу отсутствия в ней важнейших черт, присущих этому литературному роду.

Пониманию особой, внутренней целостности эпического мира порой мешает смешение свойств произведения и изображенного мира. Это вещи разные, хотя связанные и взаимозависимые.

Всякое истинно художественное произведение едино и целостно, но мир, в нем представленный, может быть лишен этих свойств.

Как известно, эпическое произведение легко поддается пересказу, поскольку его главный «строительный материал»—события, система которых составляет фабулу. Последняя обладает свойством самодвижения, что говорит о самодостаточности эпического мира, «основанного в себе самом».    Все статичные элементы — описания, вставные эпизоды, предыстории героев — имеют в эпосе, очевидно, вспомогательное значение.

События — душа эпоса: именно в них нерасторжимо слиты человек и окружающий его мир, частное и общее, субъективное и объективное. Событие — объективно, поскольку оно произошло в мире, но оно порождено человеческими действиями и выражает дух человека —его нравственные, социальные представления. Поэтому для эпического произведения требуется «индивид, сросшийся со своей целью и влечениями...».

Можно говорить только об относительном ослаблении значения событий в психологической прозе XIX века в сравнении с более ранними эпохами. Это ослабление не имеет ничего общего с тенденциями к бесфабульной прозе у Чехова и Бунина. У последних тяготение к бесфабульному повествованию носило антиэпический характер, что дало основание критикам говорить о лирической природе их произведений. Столкновение эпического и лирического начал в прозе Бунина имеет свою историю с началом и концом. Начинается оно в «Деревне» и «Суходоле», а заканчивается в «Жизни Арсеньева». В повестях Бунин пытался эпически изобразить современную действительность и выявил такие ее черты, которые принципиально не укладывались в избранную им форму художественного осмысления и воссоздания мира и человека. В романе он уже убежден в невозможности эпическими приемами правдиво показать суть человека и жизни.

«В «Деревне» осуществлен такой широкий охват русской жизни, какой повести несвойствен. Он обеспечивается большим количеством внефабульных эпизодов, отражающих жизнь России на разных ее социальных уровнях на протяжении большого отрезка истории с 1861 до 1905 года. Самостоятельность и завершенность не объединенных фабулой вставных эпизодов, каждый из которых представляет собой сжатый рассказ, очерк и социально-бытовую зарисовку, и создают эпический образ мира в его саморазвитии, движении многоплановости». На наш взгляд, в приведенной цитате из очень содержательной статьи присутствуют точные и верные конкретные наблюдения и неверный вывод. Нет в «Деревне» ни «эпического образа мира», ни «его саморазвития».

В основе композиции повести «лежит не событийно-фабульный принцип, а ассоциативно-монтажный. Но ассоциативный принцип — принцип субъективный, он привносит в произведение единство, которого нет в самом изображаемом мире. Поэтому из повести Бунина легко выделить отдельные эпизоды, вполне способные к самостоятельному существованию.

Не система саморазвивающихся событий, создающая образ объективного мира, с которым слит человек, а повседневное сознание индивида, которое не в состоянии постигнуть окружающий его враждебный, абсурдный мир,— вот что придает «Деревне» эстетическое единство и целостность.

Сознание человека, не знающего смысла жизни, не имеющего безусловных, высших ценностей, руководящих его действиями и отношениями с другими людьми,— вот что определяет картину мира в повести Бунина и ее поэтику.

В журнальной редакции «Деревни» было самопризнание Кузьмы Красова, выражающее определяющую точку зрения, с которой изображен мир и человек в повести. «Теперь-то только сознал он, как глупо было мечтать о каких-то итогах, проповедях, спорах, кто хорош и кто дурен, кто прав и кто виноват. Герои стремятся и не могут найти смысл ни в своей личной ни в общей исторической жизни   страны.    «Но    мысли опять спутались. «Странник — народ, а скопец и учитель — не народ?» Рабство отменили всего сорок пять лет назад,— что же и взыскивать с этого народа? Да, но кто виноват в этом? Сам же народ!» И лицо Кузьмы опять потемнело и осунулось». Эти сомнения героя не разрешаются в повести, не находил на них ответа и сам автор.

Снова и снова герои — Кузьма и Тихон Красовы, Кузьма и Балашкин — спорят о народе, о судьбах страны и ничего не могут решить. Автором их словесные поединки изображаются как бесплодные: «Сам же долбишь: несчастный народ, несчастный народ! А теперь — животное!

— Да, долблю и буду долбить! — горячо подхватил Кузьма. 
Но у меня ум за разум зашел! Ничего теперь не понимаю: не то 
несчастный, не то...».

«Ничего... не понимаю», «ум за разум зашел» — мысли героев путаются.

В «Деревне» мир предстает перед читателем непонятным, действительность неразумна и для героев, и для автора. Еще раз подчеркнем, что картина мира в произведении Бунина и его поэтика обусловлены позицией человека, не имеющего связи со сверхличными ценностями, способными руководить его поступками и придавать смысл всей его жизни.

Братья Красовы, а с ними и автор, не находят ни в своей собственной, ни в общей жизни ничего «должного, почетного и пристойного». Пафосом и стимулом повествования становится трагическое осознание невозможности обрести то, что достойно сохранения в слове.

Благодаря уму, энергии, деловитости Тихон Красов стал богатым лавочником. В его судьбе проявилась историческая закономерность, дающая, казалось бы, великолепный материал для эпического сюжета. Он купил имение, принадлежавшее дворянскому роду, крепостными которого были его предки. Жизнь и дела его стали предметом восхищения всей деревни. Но сам Тихон разочарован: жизнь его оказалась бесплодной и бессодержательной.

«Вот он давеча про себя сказал:

— Мою жизнь описать следует...

А что описывать-то? Нечего или не стоит. Ведь он сам почти ничего не помнит из этой жизни».

Замечательно, что в житейских рассуждениях героя выразилась литературоведческая мысль,    обнажающая    человеческие истоки жанра и поэтики. Стоит или не стоит описывать самый первый, самый глубокий стимул произведения, главный критерий отбора материала. «Нечего или не стоит» — эти слова, видимо, нужно признать самым кратким ответом на вопрос, почему жизнь столь незаурядного, энергичного человека невозможно изобразить эпически.

Повествование «Деревни» — это пестрый поток впечатлений героя, воспоминаний, разговоров, дел, встреч, размышлений о жизни, о России, о старости, о смерти. Все это отражается в обыденном сознании, тщетно пытающемся обрести смысл жизни и постигнуть окружающий мир, подняться над повседневностью. Картина действительности в повести хаотична, зачастую бессмысленна, в ней постоянно чередуются, соседствуют вещи совершенно разных масштабов и сфер человеческого бытия. В ней нет какой-либо ведущей темы, организующей, упорядочивающей повествование, поскольку у героев нет критерия для различия существенного и несущественного. Поэтому и о событиях социально-исторических говорится тем же обыденным тоном, что и о сугубо личных делах или самых мелких, быстротечных чувствах и ощущениях героев. Исходный пункт, определяющий род, жанр, поэтику произведения,— человеческие ценности. Жизнь героев бессодержательна, поэтому в ней нет событий, а следовательно, нельзя построить и фабулу.

Некий зачаток эпичности в виде разумно действующего героя, порождающего систему отношений, образующих сюжетную линию, возникает в повести из совершенно необычного для Тихона Красова нравственного чувства. «Нет, грешно!—твердо сказал Тихон Ильич и поднялся с места.— Нет, безбожно! Надо хоть маленько помочь делу...».

Этот беспощадный лавочник пожалел Молодую, раскаялся в своем грехе и совершил поступок: женил Дениску с Молодой и устроил их свадьбу. Это действительно поступок, поскольку совершен сознательно, «исходя из всеобщего определения» — нравственного представления о добре и зле, и привел к результату.

Приходится говорить о зачатке эпичности, поскольку события не стали определяющими в целостности произведения и как бы потонули в массе не связанных с ними подробностей. Не «дотягивает» до эпического героя и Тихон Красов: день, в который он пережил высокий нравственный подъем, закончился нелепо-жестоким поступком:

«Буян! — позвал он.

Изо всей силы ударил Буяна сапогом в голову и стал мочиться на пороге» .

В целом жизнь героев и мир, которому они принадлежат, «лишены содержания, составляющего средоточие и связующую душу целого...».

В конечном счете единство эпического произведения основывается на духовном единстве, которого лишены герои «Деревни». Бунин не находит связующего смысла в жизни деревни. И вся его повесть проникнута пафосом полемики не только со славянофильскими теориями народной жизни, но с любой концепцией независимо от того, демократическая она или реакционная, консервативная или либеральная. Писатель «предъявляет» общественной мысли такие черты действительности, которые ни он сам, ни кто другой, по; его мнению, не может связать в стройное концептуальное целое. Он привлекает внимание читателя к сложным, трудным и нерешенным проблемам.

На наш взгляд, позиция автора в «Деревне» двойственна: он и надеется на изменение социальной действительности, и сомневается в такой возможности.

Идея — форма постижения в мысли явлений объективной реальности, включающая в себя сознание цели и проекции дальнейшего познания и практического преобразования мир . Если строго придерживаться данного смысла термина «идея», то нужно сказать, что в «Деревне» нет идеи, и в этом ее принципиальное отличие от произведений русской классики XIX века. Нельзя представить, какое будущее ждет деревню, крестьянина,— жизнь их в изображении Бунина абсурдна, нелепа. Повесть производит на читателя удручающее впечатление не столько суровостью картины изображенной жизни, сколько ее безысходностью из-за отсутствия противоборствующих начал, движения, надежды на будущее. Бессмысленная действительность не имеет будущего, поскольку в ней нет развития.