Характеристика романа "Преступление и наказание"

Русская литература всегда отражала актуальные проблемы общества, отвечала на жизненные вопросы "Кто  виноват?", "Что делать?", "Кому на Руси жить хорошо?". И Герцен, и  Чернышевский, и Некрасов отстаивали честь и достоинство простого народа. Они верили в построение справедливого человеческого общества без угнетателей и угнетенных.

Герой Достоевского не верит  в жизнь без рабов и господ: "...ждать, пока все станут умными, то слишком уж долго будет... не переменятся  люди и не переделать их никому, и  труда не стоит тратить! Кто много  посмеет, тот у них и прав. Кто  на большее может плюнуть, тот  у них и законодатель, а кто  больше всех может посметь, тот и  всех правее! Так доселе велось и  так всегда будет!"

Чернышевский и Некрасов видели один путь самоотверженного служения родине:

Иди к униженным,

Иди к обиженным -

Будь первый там.

У Достоевского звучит призыв "страдания принять", чтобы  обрести душевный покой: "...покупается счастье страданием. Человек не родится  для счастья. Человек заслуживает  свое счастье, и всегда страданием".

Разумихин.

В романе ведется неприкрытая  полемика со взглядами Чернышевского. По авторскому замыслу Разумихин  должен был явиться тем спасительным героем, каким в "Что делать?" выступает Рахметов. Они схожи  в проявлении силушки, оба студенты. "Разумихин был все тот же: добрый, высокий...был еще тем замечателен, что мог неизвестно по скольку  времени совсем не есть и терпеть  необыкновенный холод..."

Рахметов ограничивает свои потребности и мучает себя из эксперимента (он богат). Разумихин - по нужде (беден).

В отличие от Рахметова  Разумихин враг всякой теории, легко  заводит романы, ходит в заведение  к "Лавизе". Он критически относится  к дореформенным порядкам, любит  новую молодежь. Разумихин считает, что материалисты убивают жизнь, умерщвляют человеческую душу.

Философия малых дел Разумихина противопоставлена философии Дела Раскольникова, в ней чувствуется  и полемика с "особенным" назначением  Рахметова. Разумихин - русский богатырь, "снизошедший до мальчика", тратящий исполинские силы для поддержки  ближнего своего. Он смотрит в душу каждого человека, и видит, что  Лужин безнадежен, но что такого убийцу, как Раскольников, можно "реставрировать" и ввести снова в круг человеческого  братства. Он всегда приходит на помощь в трудную минуту. И всегда с  разумом. Чтобы создать первоначальный капитал, Разумихин соединяет свои деньги с Луниными: "И зачем, зачем  мимо рта кусок проносить! Помаленьку начнем, до большого дойдем, по крайней  мере прокормиться чем будет, и уж во всяком случае свое вернем", Разумихин  может стать мужем и верным другом. Но, скорее всего, романтик-полуславянин превратится в капиталиста, отдающегося  своему растущему "делу". Достоевский  оттеснил Разумихина на задний план. Раскольников не мог помогать Разумихиным продавать  книги, это слишком пустое занятие  для него.

Вызревание  и смысл теории Раскольникова

Отправным моментом своеобразного "бунта" Родиона Раскольникова  против существующего социального  уклада и его морали было, безусловно, отрицание страданий человеческих, и здесь мы имеем в романе своеобразную квинтэссенцию этих страданий в  изображении судьбы семьи чиновника  Мармеладова. Но нельзя не заметить сразу, что само восприятие страданий у  Мармеладова и Раскольникова  отличается друг от друга. Дадим слово  Мармеладову: "- Жалеть! зачем меня жалеть! - вдруг возопил Мармеладов... - Да! меня жалеть не за что! Меня распять  надо, распять на кресте, а не жалеть! Но распни, судия, распни и, распяв, пожалей  его!.. ибо не веселия жажду, а скорби и слез!.. Думаешь ли ты, продавец, что этот полуштоф твой мне в сласть пошел? Скорби, скорби искал я на дне его, скорби и слез, и вкусил, и обрел; а пожалеет нас тот, кто  всех пожалел и кто всех и вся  понимал, он единый, он и судия. При-идет в тот день и спросит: "А где  дщерь, что мачехе злой и чахоточной, что детям чужим и малолетним себя предала? Где дщерь, что отца своего земного, пьяницу непотребного, не ужасаясь зверства его, пожалела?" И скажет: "Прииди! Я уже простил  тебя раз... Простил тебя раз... Прощаются  же и теперь грехи твои мнози, за то, что возлюбила много..." И  простит мою Соню, простит, я уж знаю, что простит... И когда уже  кончит над всеми, тогда возглаголет  и нам: "Выходите, скажет, и вы! Выходите пьяненькие, выходите слабенькие, выходите соромники!" И мы выйдем все, не стыдясь, и станем. И скажет: "Свиньи вы! образа звериного и  печати его; но приидите и вы!" И  возглаголят премудрые, возглаголят  разумные:

"Господи! почто сих  приемлеши?" И скажет: "Потому  их приемлю, премудрые, потому  приемлю разумные, что ни единый  из сих сам не считал себя  достойным сего..."

В высказываниях Мармеладова  мы не замечаем ни тени богоборчества. ни тени социального протеста - он всю  вину берет на себя и себе подобных. Но здесь присутствует и другая сторона вопроса - облик свой и страдания своей семьи Мармеладов воспринимает как нечто неизбежное в его самобичевании, христианском раскаянии нет желания начать жизнь "по-божески", отсюда его смирение выступает только как желание прошения и не содержит в себе резервов самосовершенствования.

Не случайно исповедь спившегося чиновника вызывает у Раскольникова  вначале презрение и мысль  о том, что человек - подлец. Но далее  возникает идея более глубокая: "- Ну а коли я соврал, - воскликнул он вдруг невольно, - коли действительно  не подлец человек, весь вообще, весь род  то есть человеческий, то значит, что  остальное все - предрассудки, одни только страхи напущенные, и нет  никаких преград, и так тому и  следует быть!.."40

О чем здесь речь? Если страдает человек без вины, раз  он не подлец, то все внешнее по отношению  к нему - что позволяет страдать и вызывает страдания - предрассудки. Социальные законы, мораль - предрассудки. И тогда Бог - тоже предрассудок. То есть человек - сам себе господин и ему все позволено.

То есть человек имеет  право на нарушение внешнего закона как человеческого, так и божеского. В отличие от того же Мармеладова  Раскольников начинает искать причину  страданий человека не в нем самом, а во внешних силах. Как здесь  не вспомнить рассуждения В.Г. Белинского о том, что он, не получив ТАМ  вразумительного ответа на вопрос, почему страдает маленький человек, вернет билет в царство божие  обратно, а сам стремглав бросится вниз.

Прежние размышления Раскольникова  о "реальном деле", которое все  не решаются совершить "из трусости", боязни "нового шага", начинают подкрепляться  возрастанием в его теоретических  построениях идеи самоценности человеческой личности.

Но в голове Раскольникова  интенсивно работает мысль и о  том, что не все люди страдают, страдает и унижается большинство, но определенная генерация "сильных" не страдает, а причиняет страдания. Обратимся  к рассуждениям философа М.И. Туган-Барановского на эту тему. Исследователь считает  постулирование людьми, подобными Раскольникову, идеи самоценности человеческой личности вне ее божественного самосознания теоретическим тупиком, подменой божественных нравственных законов человеческим своеволием. Формальное признание за всеми людьми права на самоценность оборачивается в социалистической теории правом на человекобожество для  немногих: "Убеждение в неравноценности  людей, - пишет Туган-Барановский, - есть основное убеждение Раскольникова  в "Преступлении и наказании". Для него весь род человеческий делится  на две неравные чести: большинство, толпу обыкновенных людей, являющихся сырым материалом истории, и немногочисленную кучку людей высшего духа, делающих историю и ведущих за собой  человечество."

Интересно, что у "философа" смирения Мармеладова, мыслившего все  же достаточно по-христиански, нет неравенства  перед Богом - все одинаково заслуживают  спасения.

Однако христианские нормы  никак не вписываются в утверждавшуюся Раскольниковым "новую мораль". Разделение на страдающих и виновных в страданиях проводится Человекобогом  без учета христианского права  на спасение каждого грешника и Божий  суд подменяется на земле судом  озлобленного страданиями Человекобога.

Для Раскольникова настоящим  толчком к реализации его идеи послужил услышанный им разговор студента и офицера в трактире: " - Позволь, - говорит студент своему собеседнику, - я тебе серьезный вопрос задать хочу... смотри: с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная  старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет...

- Слушай дальше. С другой  стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки,  и это тысячами, и это всюду!  Сто, тысячу добрых дел и  начинаний, которые можно устроить  и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь!" И  далее настоящая апология зла  как благого деяния для человечества: "Сотни, тысячи, может быть, существований,  направленных на дорогу; десятки  семейств, спасенных от нищеты, от  разложения, от гибели, от разврата, от венерических больниц, - и все  это на ее деньги. Убей ее  и возьми ее деньги, с тем  чтобы с их помощию посвятить  потом себя на служение всему  человечеству и общему делу: как  ты думаешь, не загладится ли  одно, крошечное преступленьице  тысячами добрых дел? За одну  жизнь - тысячи жизней, спасенных  от гниения и разложения. Одна  смерть и сто жизней взамен - да ведь тут арифметика! Да  и что значит на общих весах  жизнь этой чахоточной, глупой  и злой старушонки? Не более  как жизнь вши, таракана, да  и того не стоит, потому что  старушонка вредна. Она чужую  жизнь заедает..."

Значит, убийство старухи - "не преступление". К такому выводу в  своих размышлениях приходит Родион Раскольников.

Однако, в чем порочность теории Раскольникова? С утилитарной  точки зрения он прав - разум всегда оправдает жертву ради всеобщего  счастья. Но как понимать счастье? Оно  не заключается в накоплении или  перераспределении материальных благ, нравственные категории вообще не поддаются  рационализированию.

М.И. Туган-Барановский предлагает именно под этим углом рассматривать  трагедию Раскольникова: "...Он хотел  логически обосновать, рационализировать  нечто по самому своему существу не допускающее такого логического  обоснования, рационализирования. Он хотел  вполне рациональной морали и логическим путем пришел к ее полному отрицанию. Он искал логических доказательств нравственного закона - и не понимал, что нравственный закон не требует доказательств, не должен, не может быть доказан - ибо он получает свою верховную санкцию не извне, а из самого себя."

Далее Туган-Барановский  утверждает христианскую мысль о  том, что преступление Родиона Раскольникова  именно в нарушении нравственного  закона, во временной победе разума над волей и совестью: "Почему личность всякого человека представляет собой святыню? Никакого логического  основания для всего этого  привести нельзя, как нельзя привести логического основания для всего  того, что существует собственной  своей силой, независимо от нашей  воли. Факт тот, что наше нравственное сознание непобедимо утверждает нам  святость человеческой личности; таков  нравственный закон. Каково бы ни было происхождение этого закона, он столь  же реально существует в нашей  душе и не допускает своего нарушения, как любой закон природы. Раскольников попробовал его нарушить - и пал."

С отвлеченной теорией, рожденной  при помощи лишь мыслительной работы, вступила в борьбу жизнь, пронизанная  божественным светом любви и добра, рассматриваемая Достоевским как  определяющая сила трагедии героя, соблазненного  голыми умствованиями.

Интересны рассуждения о  причинах "бунта" Родиона Раскольникова  против общепринятой нравственности философа и литературоведа С.А. Аскольдова. Исходя из того, что любая общечеловеческая нравственность имеет религиозный  характер, освящается в сознании масс авторитетом религии, то для личности, оставившей религию, закономерно возникает  вопрос - а на чем зиждется нравственность? Когда же религиозность в обществе падает, то и нравственность принимает  чисто формальный характер, держится исключительно на инерции. И вот  против этих гнилых подпорок нравственности, по мнению Аскольдова, и выступает  Раскольников: "Необходимо понять, что протест против нравственного закона, возникший в душе Раскольникова, по существу своему направлен не столько против него самого, сколько против его ненадежных устоев в современном безрелигиозном обществе".

Можно, конечно, рассуждать о том, что причинами появления  теорий социалистического толка, вроде  философских построений Раскольникова, или, скорее, не причинами, а питательной  средой мог явиться упадок религиозности  в обществе. Но практическая цель, вытекающая из теории Раскольникова, вполне ясна - получение власти над большинством, построение счастливого общества путем  замены человеческой свободы материальными  благами.

Нельзя не согласиться  с рассуждениями С.А. Аскольдова о том, что в целом ряде произведений, в частности, в "Подростке", Достоевский  категорически осуждает мысли о "добродетели без Христа": "Конечно, это добродетель не личной жизни, а именно, как общественного служения. Достоевский не только не верит ей, но видит в ней величайший соблазн  и принцип разрушения. Общественное благо, если оно основано не на заветах  Христа, непременно и роковым образом  превращается в злобу и вражду, и прельщающее благо человечества становится лишь соблазняющей маской по существу злой и основанной на вражде общественности..."

К чему может привести неизбежное падение этой маски и торжество  зла, которое она прикрывала, - хорошо предсказано Достоевским в пророческом  сне Родиона Раскольникова в  эпилоге "Преступления и наказания". Имеет смысл напомнить его  полностью: "Ему грезилось в  болезни, будто весь мир осужден  в жертву какой-то страшной, неслыханной  и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти  существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими... "