Фразеологизм как стилистическое средство речи

Большой Каретный Володя не забывал никогда.

В 1956 году в Школе-студии МХАТ Володя познакомился с Изой Жуковой, которая там училась на третьем курсе, то есть на два курса старше его, а весной 1960 года, в год окончания им школы-студии, они стали мужем и женой. Жили очень дружно, но позже, работая в разных городах, расстались.

В конце 1961 года - на съемках фильма «713-й просит посадки» - Высоцкий встретился с будущей матерью двух своих сыновей Людмилой Абрамовой, с которой в 1965 году официально оформил брак. 

В. Высоцкий был целеустремленным человеком, подходил к себе очень требовательно, трудился, что называется, на износ. Он обладал удивительной памятью, это помогало ему в учебе и в дальнейшем - в его поэтическом и артистическом творчестве.

Результат его короткой, но непростой жизни, его одержимого труда - его наследие... Много песен было написано им для кино. Снялся в 30 художественных фильмах. Официально непризнанный, поэт был дорог и любим миллионами людей; минуя радио, телевидение, печать, благодаря магнитофонным лентам песни Высоцкого становились известны всем. Он нашел для себя устную, песенную форму, в которой его творчество свободно жило в течение двадцати лет. Каждую "роль", сочиненную в песне, автор проживал. С помощью жены, Марины Влади, смог в 1979 совершить концертное турне по США, побывать в разных странах, "повидать мир". Когда готовился к изданию первый сборник стихов «Нерв», то насчитали свыше шестисот стихотворений. Возможно, их отыщется больше

Умер Высоцкий в 1980 году.

 

2.2. Фразеологизмы в творчестве  Владимира Высоцкого

 

Рассмотрим более детально нижеследующие приёмы введения фразеологизмов в образную ткань поэтических текстов В. Высоцкого.

1. Отмечаются различные способы соединения двух и более разных фразеологизмов в едином контексте, основанием чему служит либо их созвучие, либо семантическая тождественность или даже общность опорного компонента: «Я не люблю, когда мне лезут в душу, / Тем более – когда в неё плюют» (карт. №1, № 2); «К позорному столбу я пригвождён, / К барьеру вызван я – языковому» (карт. № 3, 4).

2. Заимствование формы фразеологизма, её наполнение иным, нефразеологическим содержанием: «Мы тарелки бьём весь год. / Мы на них уже собаку съели, / если повар нам не врёт» (карт. № 7).

3. К названному выше приёму близок весьма распространённый приём одновременной реализации в словосочетании его фразеологического и нефразеологического значения, т.е. его семантики как свободного словосочетания. При этом второе (свободное) значение получает соответствующую контекстную поддержку. Контекстная поддержка свободного значения фразеологизма может иметь вид его окказиональной этимологизации, как, например: «Но я как стекло был, / то есть остекленевший» (карт. № 9). Как видно, здесь данный приём связан с введением в текст комического эффекта.

Входя путём рассмотренных структурно-семантических преобразований в образные контексты, фразеологизмы нередко встраиваются в более сложные с точки зрения образной информативности контексты, взаимодействуя с другими стилистическими приёмами, прежде всего – с тропами (метафорой, сравнением, совмещением значения).

Нередко фразеологизм выступает в качестве прообраза метафоры. В одних случаях это можно наблюдать в виде построения метафорического словосочетания по модели контактно расположенного (обычно в пределах однородного ряда) фразеологизма: «Я ненавижу сплетни в виде версий, / Червей сомненья, почестей иглу…» (карт. № 10, 11). Здесь, к слову, следует отметить наличие переходной зоны между понятиями «метафорическое словосочетание» и «фразеологическое словосочетание», приведшей к введению в научный обиход термина «поэтическая фразеология», под которой как раз и понимаются метафорические словосочетания, серийно воспроизводимые в поэтических текстах (типа червь сомнений, пламень чувств, огонь любви и пр.).

В других случаях мы имеем дело с такими метафорическими построениями, которые могут быть сведены к тому или иному фразеологизму как к архетипу, т.е. как к отправному члену некоторой образной парадигмы, например: «Двери наших мозгов посрывало с петель / В миражи берегов, / В покрывала земель» (карт. № 12, 14)  – ср.: крыша поехала.

Я тебя одену в пан и в бархат,  
В пух и прах и в бога душу, вот.  
Будешь ты не хуже, чем Тамарка,  
Что лишил я жизни в прошлый год.  
(«Катерина, Катя, Катерина!..»)

Во второй строке этого четверостишия мы можем наблюдать интереснейшее явление, заключающееся в переносе слушателем (и персонажем? автором?) значения одного фразеологизма на другой.

Некоторые словари однозначно трактуют первое из использованных здесь Высоцким (и выделенных нами) устойчивых выражений: в пух и прах - очень сильно, нещадно, совершенно, окончательно, полностью, насовсем (разбить, разгромить, разругать, раскритиковать, разнести)[14, с. 39].

Однако авторы большинства существующих словарей приводят и другое значение той же фразеологической единицы: очень нарядно, пышно, богато, роскошно, изысканно (разодетый, расфранченный; одеваться, наряжаться; разодеться, расфрантиться и т. п.). [15, с. 30]

В то же время второе выражение в том же стихе - в бога душу (в бога и в душу; в три господа бога) - встречается в русском языке (точнее: встречалось до Высоцкого) лишь в одном значении - циничного ругательства, сквернословия. Ср. также в другой его песне:

Я ж те ноги обломаю, в бога душу мать!  
(«Что же ты, зараза...»)

То же бранное выражение встречаем в рассказе В. Шукшина «Космос, нервная система и шмат сала».

Если решать задачу интерпретации интересующей нас строки Высоцкого с помощью элементарной логики, то первый вывод, который лежит на поверхности, - основные значения приведенных фразеологизмов, хоть и принадлежат одному смысловому ряду («отругаю»), с контекстом процитированного четверостишия не сочетаются.

Таким образом, нам ничего не остается, как механически подставить во фразу Высоцкого противоположные значения двух образных выражений. В результате получим примерно следующий ее «перевод»: «Я тебя роскошно одену и обматерю так, что ты будешь выглядеть хорошо». Ведь не хуже, чем Тамарка означает «хорошо» - как минимум.

Однако такой «перевод», во-первых, тоже лишен элементарной логики, а во-вторых, не соответствует нашему пониманию пропетого / прочитанного. Весь «синонимический» ряд, выстроенный Высоцким, понуждает нас к восприятию словосочетания в бога душу как элемента того же смыслового поля, что и остальные элементы строфы.

Во-первых, начало строфы «готовит» слушателя / читателя к иной трактовке рассматриваемого фразеологизма: «одену в пан и в бархат» - тоже означает «роскошно» (панбархат - дорогой материал). Во-вторых, и последние два стиха (из процитированной строфы) не дают нам возможности трактовать слова в бога душу в истинном - негативном - смысле.

«До последней черты, до креста»

Здесь, как и во многих строках у Высоцкого, соседствуют два фразеологизма-синонима, но отличает этот случай от большинства других то, что оба эти выражения – авторские. (Значение соответствующее значениям Высоцкого – карт. № 18)

Сначала остановимся на их общем смысле. Безусловно, он восходит к выражению до гробовой доски, которое имеет синонимы: до конца дней; до последнего дыхания [издыхания], до последнего [предсмертного] вздоха; по гроб жизни [дней]; до гроба; до <самой> могилы.

Все они, по сути, означают одно - «всю жизнь, до самой смерти»:

Мне судьба - до последней черты, до креста  
Спорить до хрипоты (а за ней - немота),  
Убеждать и доказывать с пеной у рта,  
Что - не то это вовсе, не тот и не та!..

Первое (из зарегистрированных) употребление устойчивого выражения у последней черты К. Душенко относит к 1903 году (стихотворение К. Бальмонта), однако источником его вхождения в язык считает заглавие романа М. Арцыбашева, написанного десятилетием позже. Последняя черта - это, несомненно, та, за которой «дальше - тишина», то есть черта - край, на котором хочется «хоть немного еще» постоять. Таким образом, здесь слышатся и другие фразеологизмы: на краю гибели - «в непосредственной близости от смерти»; на краю [у края] могилы [гроба] - «в состоянии, близком к смерти»; смертный [последний] час - «время непосредственно перед смертью, кончиной»; подводить [подвести] черту - «заканчивать какое-либо дело, подводить итоги (о выводах, результатах)».

Однако в нашем примере этот авторский фразеологизм усиливается другим. Выражения до гроба, до могилы передают, как справедливо утверждает Ю. Гвоздарев, «временные отношения через деталь характерного атрибута погребения... путем метонимического переноса значения». Потребность «авторизовывать» слово привела Высоцкого к тому, что обычные для таких случаев «атрибуты погребения» (гроб и даже могилу) он заменяет на могильный крест. И тем самым он хоть на минуты, но продлевает срок несения взваленных на него судьбой (или им самим?) обязанностей «убеждать и доказывать». Именно в связи с этой трудной долей авторское выражение до креста, имеет еще один смысловой нюанс, тесно связанный с другими, не названными в тексте фразеологизмами - нести <свой> крест («терпеливо, безропотно переносить все страдания, которые связаны с тяжелой судьбой») и тяжелый [тяжкий] крест («о тяжелой доле, трудной судьбе»).

Теперь посмотрим, как работает Высоцкий с фразеологизмами, древними и устоявшимися в языке выражениями. Фразеологизм с лингвистической точки зрения равноценен слову, он тоже обозначает, называет предмет или явление.

Высоцкий постоянно обращался к сконцентрированной в языке вековой мудрости, не пассивно ее эксплуатируя, а творчески продолжая и развивая.

Есть, скажем, фразеологизм "козел отпущения" (карт. № 20, 21), который мы машинально повторяем, ни на минуту не задумываясь, что такое "отпущение". Высоцкий же, верный своему принципу "разберемся", разбирает устойчивое выражение и вновь его свинчивает, придавая ему уже новое значение. Козел становится не просто жертвенным животным, а социальным типом с определенной историей:

В заповеднике (вот в каком - забыл)

Жил да был Козел - роги длинные, -

Хоть с волками жил - не по-волчьи выл -

Блеял песенки все козлиные.

И пощипывал он травку, и нагуливал бока,

Не услышишь от него худого слова, -

Толку было с него, правда, как с козла молока,

Но вреда, однако, тоже - никакого.

Кто это? Не хочется употреблять таких штампов, как "мещанин", "обыватель". Думается, что эти слова не в духе Высоцкого, хотя поэта теперь пытаются иногда прописать по линии "обличения мещанства" - спокойно звучит, безопасно, никто не обидится, никто к себе не отнесет. "Мещанин" - значит "горожанин"; "обыватель" - это "житель", "обитатель", - в общем, мы сами зачем-то сделали ярлыками изначально нейтральные слова. Нет, Высоцкий такими ярлыками никогда не пользовался, он высмеивал агрессивное невежество, зависть, злобу, но обыкновенность никому в вину не ставил. В общем, персонаж песни - простой человек, не принадлежащий к правящему классу.

 "Но заметили скромного Козлика // И избрали в козлы отпущения". Что это за должность такая? Это вообще - выдвижение, повышение, выход в "начальники", то есть движение вверх, но не до самых высот, где пребывают реальные держатели власти. А может быть, попадание в "передовики", в пассивный состав партийных или советских органов. Помните, "стахановец, гагановец, загладовец", которого завалило в шахте? И те и другие – козлы отпущения.

Например, Медведь - баламут и плут -

Обхамит кого-нибудь по-медвежьему, -

Враз Козла найдут, приведут и бьют:

По рогам ему, и промеж ему...

Не противился он, серенький, насилию со злом,

А сносил побои весело и гордо.

Сам Медведь сказал: "Робяты, я горжусь Козлом -

Героическая личность, козья морда!"

 Номенклатурного Медведя лет семьдесят нельзя было критиковать ни в коем случае. Для этого всегда использовался "начальничек" пониже, на которого все можно списать и свалить. Ну и Козел-передовик тоже был нужен в системе агитации и пропаганды, чтоб было кем "гордиться". Тут и появляется "стахановец, гагановец, загладовец": организуют ему показатели, "Гертруду" (на героев план был по ведомствам и территориям), подержат лет пять-десять в почетном выборном органе, а там и забудут.

 Жизнь Козла-выдвиженца нелегка - и по сравнению с жизнью правящей верхушки, и по сравнению со свободной безответственностью "рядового труженика". И уж если Козел доберется до серьезной власти, то всем покажет "козью морду", припомнит все унижения. На пути к высшим ступеням звереет он окончательно:

Он с волками жил - и по-волчьи взвыл, -

И рычит теперь по-медвежьему.

 Вот так примерно можно эту сюжетную метафору истолковать, но есть в ней, кажется, еще один план - более широкий, более философичный. В рукописи песня называлась "Сказка про серого козлика, она же сказка про белого бычка". "Про белого бычка" - значит, история бесконечная, постоянно повторяющаяся. Ну, и "серый козлик" - помягче, чем "Козел". То есть песню еще можно прочесть как притчу о взаимоотношениях "верхов" и "низов", власти и народа. Сильные мира сего склонны прикрываться народолюбием, нахваливать народ, доводя его тем временем до полного бесправия и изнеможения:

Берегли Козла как наследника, -

Вышло даже в лесу запрещение

С территории заповедника

Отпускать Козла отпущения.

Горький каламбур: Козла отпущения никуда не отпускают. Ни за границу, куда простым смертным выезжать было заказано. Ни за пределы места прописки.