Целостный анализ рассказа М. Горького «Старуха Изергиль»

 

Ученики совместно с учителем шаг за шагом следят за нарастанием  конфликта между Данко и племенем, стремясь не пропустить ни одной сколько-нибудь важной детали или подробности. Сначала это только ропот: «Напрасно он, молодой и неопытный, повел их куда-то». Далее «маленькие люди среди больших деревьев», «в грозном шуме молний», когда «из тьмы ветвей смотрело на идущих что-то страшное, темное и холодное», не желая «сознаться в бессилии», «в злобе и гневе обрушились на Данко, человека, который шел впереди их. И стали они упрекать его в неумении управлять ими, — вот как!» Наконец конфликт достигает своей кульминации: разъяренные, усталые и злые люди («они — как звери», и «не было на лицах их благородства») «ревут»: «Ты умрешь! Ты умрешь!».

 

Первое (и естественное!) ответное чувство Данко — негодование, и тут же — «но от жалости  к людям оно погасло. Он любил  людей и думал, что без него они погибнут». (Начиная с этого  момента работы над текстом мы особо выделяем те образные ассоциации, которые связаны с мотивом  огня. К их сопоставительному анализу  мы вернемся чуть позже, когда накопим  материал наблюдений. В данном абзаце — это слова «негодование... погасло». Ниже эти выделения мы будем обозначать курсивом.) Далее конфликт между  Данко и племенем обостряется  до предела, но парадокс состоит в  следующем — в то время как  в людях, окруживших смельчака, нарастает  озлобленность и даже готовность убить его, в самом Данко нарастает  чувство жалости и сострадания  к ним: «В его очах засверкали лучи того могучего огня», который вспыхнул в сердце от желания спасти людей«. Но люди, «увидав это, подумали, что  он рассвирепел, отчего так ярко и  разгорелись очи». Они «насторожились, как волки, (...) и стали плотнее  окружать его, чтобы легче им было схватить его». Данко понял «их  думу, оттого еще ярче загорелось в  нем сердце, ибо эта дума родила в нем тоску».

 

Обратимся к выделенным выражениям. Они составляют своеобразную градацию метафор, экспрессивно передающих, как  вспыхивает а затем разрастается чувство любви Данко к людям. Апофеоз сцены («Что сделаю я для  людей!?» — сильнее грома крикнул  Данко«) и одновременно самая высокая  ступенька градации мотива огня —  вырванное героем из своей груди  сердце, высоко поднятое над головой: «Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещенный этим факелом великой  любви к людям».

 

Существенной частью урока  становится анализ эпилога легенды. Здесь мы вновь обращаемся к помощи учащихся, делавших наблюдения над  пейзажем. Они отмечают, что в  пейзаже, которым завершается легенда  о Данко, соседствуют взаимоисключающие  краски: с одной стороны, «море  солнечного света и чистого воздуха, промытого дождем», «сияло солнце, вздыхала степь, блестела трава в бриллиантах  дождя и золотом сверкала река». В этом пейзаже, говорят ученики, торжество красок сливается с  торжеством Данко, сумевшего, несмотря ни на что, вывести людей из плена  болот и непроходимых лесов. С  другой стороны, — в пейзаже присутствуют тревожные краски: «Был вечер, и от лучей заката река казалась красной, как та кровь, что била горячей  струей из разорванной груди Данко». Тревожная нота еще усиливается  и переходит в трагическую  тональность, когда мы читаем о гибели смельчака и о том, как была воспринята его гибель спасенными им людьми. Данко погибает с радостным  сознанием исполненного долга. «Люди  же (...) не заметили смерти его и не видали, что еще пылает рядом с трупом Данко его смелое сердце. Только один осторожный человек заметил это и, боясь чего-то, наступил на гордое сердце ногой...».

 

Такой финал не примиряет  Данко и племя. Наоборот, здесь  подчеркнуто благородство героя, который  «сжег для людей свое сердце и  умер, не прося у них ничего в  награду себе», и неблагодарность  людей, не оценивших высокого подвига  самопожертвования, более того —  не только не воздавших должное памяти героя, а, в сущности, поправших его  в полном соответствии с трусливой  моралью «как бы чего не вышло». Этот финал вновь возвращает нас к  теме «заветов»: если не испытывают благодарного чувства к героическим деяниям, значит, не усваиваются заветы. Значит, не накапливается багаж бесценного опыта, который во все времена  выручает отдельного человека и целые  народы в годину испытаний.

 

Однако, в контрасте с  неблагодарностью людской, эпилог завершается  тем, как чутко «резонирует» на только что отзвучавшую легенду природа («...В степи стало страшно тихо, точно и она была поражена силой  смельчака Данко...»), и какое впечатление  эта легенда вызвала у слушателя, Максима (" И думал о великом  горящем сердце Данко и о человеческой фантазии, создавшей столько красивых и сильных легенд.«) Наконец, самым  убедительным выражением увековечения подвига героя становится уходящий корнями в мифологическое сознание прием метаморфозы: огонь от сердца Данко превратился в сполохи  — в «голубые искры степи, что  являются перед грозой!».

 

Следующий этап работы —  сопоставление всех трех легенд с  целью выяснения объединяющей их логики. Ученикам было предложено следующее  задание:

 

Задание 9.

 

— Сопоставьте Ларру и  Данко в их отношении к свободе: кто из них более свободен, как  каждый из них распоряжается своей  свободой?

 

— Каково место Изергиль в «триаде» главных героев рассказа?

 

— Какова внутренняя смысловая  связь всех трех легенд?

 

Контраст между Ларрой и Данко кажется самоочевидным. А ведь, Горький заставляет нас  увидеть много общего между ними. Оба они красивы, а для Изергиль красота исполнена особого смысла — это знак огромного духовного потенциала личности: «Красивые — всегда смелы», — говорит она. Оба горды, сильны, свободолюбивы. Оба — люди поступка. Таким образом, в обоих заложено лучшее, что есть в человеческой природе. Существенное различие между ними обнаруживается, в том, что дарованные им от природы свойства они употребляют на противоположные цели. Ларра осознал свое «лучшее» как право стоять над людьми и требовать себе преимуществ перед всеми, а Данко — как обязанность быть вместе с людьми, переносить наравне со всеми тяготы жизни и обращать свое «лучшее» на благо людям. Горький испытывает их одинаковыми ситуациями — ситуациями конфликта с племенем и людского суда. Один выбирает абсолютную свободу от каких бы то ни было обязательств перед людьми, а другой — взваливает на себя ответственность за жизнь других людей и ценой своей гибели делает их свободными. Учитель обращает внимание учеников на то, что нравственная оценка героев получает контрастное эстетическое освещение: Ларра, не способный умереть, превратился в тень, а сердце погибшего ради счастья людей Данко и сейчас вспыхивает искрами огня. Тень и искры — образы, полярные по эстетической семантике.

 

Далее мы приступаем к обобщению  наших наблюдений над ролью образа Изергиль в рассказе. Имя Изергиль, говорят ученики, вынесено автором  в заглавие, тем самым подчеркнута  значимость ее образа в целом произведении. На протяжении всего рассказа она  выступает рассказчицей, передающей опыт не только своей собственной  жизни, но и заветы многих поколений, не случайно Максиму в ее «скрипучем голосе» слышится, «как будто это  роптали все забытые века, воплотившиеся  в ее груди тенями воспоминаний». Кроме того, в понятии «рассказчица»  заложен еще один, очень важный для Горького смысл: рассказчица  — значит, сказительница, истолковательница. Эпическую авторитетность сказаниям  Изергиль придает природный фон  — степь и море, где, возможно, создавались многие из «сказок», внимают  Изергиль и вторят ей. Наконец, Изергиль является также, наравне с Ларрой и Данко, героиней одной из легенд.

 

Образ Изергиль связывает  в единую цепь три легенды так, что они становятся ступенями, по которым восходит читатель, постигая романтический идеал: от отрицания  эгоистического отношения к миру (только брать, ничего не воздавая) —  через естественную человеческую норму (брать и отдавать полной мерой) —  к утверждению героического идеала человеческой жизни (отдавать себя людям, не требуя ничего взамен). Такова внутренняя логика, объединяющая все три легенды  в единое целое — рассказ «Старуха Изергиль».

 

Как же Горький утверждает свой романтический кодекс — «внедряет» его в жизнь? Предваряя обсуждение, мы отмечаем: то обстоятельство, что  жизнь Изергиль, смертной женщины, наряду с Ларрой и Данко, персонажами  фантастическими, стала воплощением  романтического существования, свидетельствует  о том, что идеал следует искать не только в сказке, но и в самой  жизни. Однако, главное место в  поисках ответа на поставленный вопрос мы сейчас уделяем анализу той  роли, которую в рассказе играет образ повествователя — Максима. Как мы отмечали ранее, это человек из обыденной жизни, и сам он — обыкновенный, отчасти зараженный обывательской моралью, и реакции его, в контрасте с эмоциями Изергиль, поначалу какие-то вялые, осмотрительно осторожные. Но, оказавшись в роли слушателя легенд, он, словно помимо своей воли, вовлекается в другой, ранее неведомый, яркий, сказочно-легендарный мир, проникается его красотой — и тем самым постигает его законы и признает их справедливость.

 

Это движение Максима к  признанию романтической системы  ценностей Горький показывает через  изменение его отношения к  Изергиль. Ученики анализируют два  последние повествовательных периода  рассказа, где, как мы помним, происходит возвращение из мира легенд в реальную действительность. Теперь Максим по-новому, понимающе и восхищенно, смотрит  на Изергиль, ибо видит в ней  хранительницу «красивых и сильных  легенд»8. Изменяется в восприятии Максима  и портрет Изергиль, он смотрит  на нее благодарным взглядом и  сыновним жестом укрывает ее: «Я прикрыл  ее старое тело и сам лег на землю  около нее».

 

Подводя общие итоги проведенного анализа, мы рассуждаем об эстетической концепции М. Горького, воплощенной  в рассказе «Старуха Изергиль», а  также и в других его ранних романтических произведениях. Писатель утверждает философию «жизни-горения» как высокий идеал, который может  и должен вывести людей из мрака  серого, унылого, куцего существования. Возвышенный пафос романтических  произведений Горького в ситуации общественного  подъема 1890–1900-х годов по-разному  оценивался современниками. Для демократически настроенных читателей он был  средоточием «живительного протеста против скуки и покоя общинно-деревенской  русской жизни», «реакцией против славянской расплывчатости, мягкости и покорности»9. Для представителей противоположного лагеря Горький —  «вредный писатель», «революционный проповедник», объявивший поход «на существуюший строй»10.

 

В завершение урока учителю  следует, как мы полагаем, сказать, что  последующая судьба горьковских  романтических идей была непростой. Даже благородный пафос альтруизма, воплощенный в образе Данко, использовали для навязывания советским людям  идей аскетизма и самоотречения  в качестве нормы повседневной жизни. Но когда судят о писателе, надо, во-первых, всегда помнить о контексте  времени, о том, что значили его  идеи и образы в ту пору, когда  они создавались. А во-вторых, выяснять — есть в этих произведениях тот  «избыток вечности», который делает их интересными и эстетически  ценными спустя многие годы для новых  поколений читателей. Этот «избыток вечности», несомненно, есть в романтических  рассказах-легендах молодого Горького: он в вере в высокое предназначение человека и огромные духовные возможности, заложенные в личности, в благородстве идеалов — в призыве к активному  деянию во имя любви к людям.

 

 

1 Поссе В. Певец протестующей  тоски // Максим Горький: pro et contra. С. 237.

 

2 Письмо к критику Акиму  Волынскому (Архив Горького) // Цит.  по: Овчаренко А. И. Публицистика  М. Горького. Изд. 2-е, доп. 1965. С. 120.

 

3 Письмо Л. Н. Андреева  М. Горькому от 10–11 марта 1905 г. // Горький и Леонид Андреев.  Неизданная переписка. Литературное  наследство. Т. 72, М., 1965. С. 258.

 

4 Боцяновский Вл. В погоне  за смыслом жизни // М. Горький: pro et contra. (Личность и творчество  Максима Горького в оценке  русских мыслителей и исследователей. 1890-1910-е гг. Антология.) СПб, 1997. С. 247.

 

5 См.: Андреевич (Е. Соловьев) Книга о Максиме Горьком и  А. П. Чехове. СПб, 1900.

 

6 Поссе В. Певец протестующей  тоски // Максим Горький: pro et contra. С. 237.

 

7 Система уроков по  индивидуальным опережающим заданиям  была описана нами в следующих  публикациях: Сапир А. М. Индивидуальные  опережающие задания как путь  изучения литературного произведения  в старших классах // Литература  в школе. 1976. № 3. Многочисленные  примеры из практики применения  ИОЗ приведены в пособии для  учителя: Лейдерман Н. Л., Богуславская  М. А., Сапир А. М., Кузнецова  К. Д. Система работы по изучению  советской литературы в 8-10 классах. (М.: Просвещение, 1985.) Здесь мы останавливаемся  лишь на тех вопросах подобной  методики, которые диктуются задачами  конкретных уроков.

 

8 В первопечатном тексте  раздумья повествователя были  вы-ражены иначе: «...думал о  великом горящем сердце Данко  и о человеческой фантазии, создавшей  столько красивых и сильных  легенд о с т а р и н  е (разрядка наша — авт.), в  которой были возможны герои  и подвиги, и о печальном  времени, бедном сильными людьми  и крупными событиями...» (Цит.  по: Михайловский Б. В. Творчество  М. Горького и мировая литература. М.: Наука,1965. С. 46.). Учитель может  использовать этот материал на  уроке, приглашая учеников поразмышлять, почему Горький изменил первопечатный  текст и в каком направлении  шла его редакторская работа.

 

9 Поссе В. Певец протестующей  тоски // Максим Горький: pro et contra. С. 237.

 

10 Стечкин Н. Я. Максим  Горький, его творчество и его  значение в истории русской  словесности и в жизни русского  общества // Там же. С.594, 595, 596. «В Максиме  Горьком, — заключает критик, — виж у я деятеля со стремлениями  не лучше, чем стремления беглого  каторжника Емельки Пугачева»  (617).