«Запад» и «Восток» как проблема европейской мысли

В XIX в. контраст динамично развивающегося капиталистического общества в сравнении со «статичными», по мнению европейцев, государствами  Востока, приводит к попыткам дать обоснование  различиям Востока и Запада в  экономическим плане, что находит  свое отражение в трудах Дж.-С. Милля, К. Маркса и Ф. Энгельса. К концу XIX в. анализ истории и культуры Востока проводится в рамках философских и исторических работ Ф. Шлоссера, Л-фон Ранке, школы Винклера, которые приходят к выводу об отсутствии у восточных народов истории в западном понимании и в целом негативно оценивают современную им восточную культуру. Отдельные фрагменты, характеризующие его отношение к Востоку, можно встретить в трудах Ф. Ницше, который, хотя и высказывает мысль об «удивительном фамильном сходстве всего индийского, греческого, германского философствования», но считает западную культуру более прогрессивной по сравнению с восточной.

Накопление  фактического материала об истории  и культуре Востока в XX веке привело  к тому, что анализ, как отдельных  аспектов, так и культуры Востока  в целом можно встретить в  трудах не только философов и историков (М. Хайдеггер, К. Ясперс, А. Тойнби, А. Вебер), но и психологов (К.Юнг, А.Уоттс,), социологов (М. Вебер), писателей (Г. Гессе, Р. Роллан). Изучением восточной мысли в сопоставлении ее с европейской занимался А. Швейцер. Подходы вышеназванных мыслителей к культуре Востока значительно разнятся. Например, К. Ясперс, А. Вебер, М. Вебер рассматривают восточную культуру в рамках универсалистского подхода и отрицают ценность восточной культуры настоящего времени. М. Хайдеггер, А. Уотте находят параллели в развитии западной и восточной культур. Г. Гессе и А. Швейцер стремятся синтезировать достижения обеих культур. В то же время намечается тенденция критического отношения к разграничению мира на Восток и Запад по культурному признаку. Начало этой тенденции было положено в работе О. Шпенглера «Закат Европы», где полностью отвергалась устоявшаяся схема истории и типологии культуры и сами понятия «Запад» и «Восток» расценивались как безосновательные. Данная точка зрения была, затем продолжена в работах А. Тойнби, С. Хантингтона, Д. Фроли.

И в настоящее  время тема принципиального и  неизменного различия Запада и Востока  по типу духовности постоянно присутствует в философских и общих культурологических сопоставлениях. Поднимаются вопросы  о возможности диалога между  культурами Востока и Запада, об их принципиальной совместимости или  несовместимости.

3. Противоречия Восточной и Западной цивилизации

В устойчивости Восточной цивилизации и состоит  первая особенность Востока. Запад  движется вперед как бы рывками. И  каждый рывок (Античность, Средневековье  и т.д.) сопровождается крушением  старой системы ценностей, а также  политических и экономических структур. Развитие Востока, напротив, предстает  как сплошная линия. Новые веяния здесь не разрушают устои цивилизации. Напротив, они органично вписываются  в старое и растворяются в нем.

Восток  очень гибок, он способен вобрать  и переработать многие чуждые себе элементы. Так, по замечанию одного из крупнейших востоковедов, нашествия "варваров" (кочевых племен, живших на границах Китая и переживавших период разложения первобытнообщинного  строя) не только не уничтожили китайское  государство, но даже не прервали его  существования... И даже в северной части страны, где образовались "варварские" королевства, эти королевства очень  скоро перестали быть "варварскими", превратившись в те же китайские. Коренное китайское население этой части страны ассимилировало пришельцев и привило им свою цивилизацию.

Кроме того, в отличие от Европы, на Востоке  сосуществовало множество религий, и даже ислам, непримиримый в отношении  западного христианства, довольно спокойно уживался с традиционными восточными верованиями. Таким образом, какие  бы потрясения не происходили, основы цивилизации оставались незыблемыми.

Важной  особенностью Востока являлось то, что общество здесь не утеряло  связи с природой.

Любимым доводом европейских колонизаторов  в пользу завоеваний было утверждение, что они облагодетельствовали людей  Востока тем, что те были неспособны создать сами (машинами, новейшим оружием  и т.д.). Обычно в этом видят лишь примитивную попытку оправдаться. Однако большинство европейцев были в свое время свято в этом убеждены. Так в чем же здесь дело? Разгадка в принципиальной разнице психологии представителей двух цивилизаций.

Европейцы в своем развитии пошли самым  простым путем. Свое несовершенство и слабость перед силами природы  они начали возмещать созданием  громоздких машин. Они резко выделили себя из природы, перестали чувствовать  себя ее частью. Более того, природа  в их понимании стала чем-то вроде  врага. Ее надо было одолеть, победить, поставить себе на службу. Убедив себя, что человек есть венец творения и все в этом мире создано исключительно для него, европейцы принялись перекраивать природу на свой лад и расхищать ее богатства, не считаясь ни с загрязнением окружающей среды, ни с другими потерями, еще бы - природа ведь "не храм, а мастерская", как выражался Базаров в романе Тургенева "Отцы и дети".

В отличие  от европейцев человек Востока никогда  не терял связи со средой обитания. Свои помыслы он направил не на создание механизмов, возмещающих собственное  несовершенство, а на то, чтобы усовершенствовать  свои душу и тело. Мир воспринимался  им как единое целое, и человек  в этом целом не господин, а лишь одна из составных частей. А раз так, то цель человека - не вражда, а стремление быть с природой в гармонии и, познав основные ее законы, постараться не противоречить им. Так, философы Востока считали, что народы и государства должны развиваться естественным (природным) образом, беря пример с растений и животных, в жизни которых нет ничего лишнего и случайного.

Стили различных  боевых искусств Востока сложились  в результате наблюдений за движениями диких зверей (тигра, медведя, обезьяны и т.д.) Досконально изучив окружающую среду, человек Востока знал, как  она воздействует на его организм. Например, эффективность ударов (в  боевых искусствах) в различные точки  тела рассчитывалась в зависимости  от времени дня.

Люди  Востока были убеждены в том, что  лишь тогда человек может совершенствовать мир, когда путем совершенствования  обретет гармонию и цельность в себе самом. Ибо ему полностью чужды зло и стремление разрушать.

Культура  Древнего Китая достигла высокого уровня. Уже в очень давние времена  ученые Китая сделали многие важные открытия в области астрономии, математики, медицины и других наук. Во 2 тысячелетии  до н.э. в Китае существовала уже иероглифическая письменность. Несколько позднее были изобретены компас, а затем сейсмограф. В середине первого тысячелетия до н.э. был составлен первый в мире звездный каталог, насчитывавший 800 светил.

4. Традиции и религиозные взгляды  Востока и Запада

Особенностью  Востока также является приверженность традиции. Традиция встречалась и  в Европе, однако в цивилизациях Востока была возведена в далеком  прошлом, в мифическом "золотом" веке. И все новое получало оправдание только тогда, когда можно было подыскать, что-нибудь подобное в древности.

Все здесь  непрестанно повторяется, несколько  видоизменяясь, но сохраняя обязательно  черты сходства. Человеку европейского Средневековья в голову не могло  прийти писать в стиле Гомера. А  на Востоке на протяжении 3000 лет  можно встретить в стихах одни и те же размеры, мелодии и т.д.

Любое неоправданное  нарушение традиций (даже самых незначительных) воспринималось как сущий кошмар. Так, великий китайский философ  Конфуций повествует об одном сановнике, устраивавшем "в храме танцы, в  которых танцоры выстраивались  в восемь рядов". Поскольку в  древности такие праздники мог  давать только император, Конфуций с  возмущением заявляет: "Если это  можно вынести, то, что же тогда  нельзя выносить?!". Он же создал целую  теорию (до сих пор имеющую на Востоке огромное влияние) о том, что общество должно жить по раз  и навсегда установленному ритуалу  поведения. Без ритуала, по его мнению, обесценивается все. "Почтительность без ритуала приводит к суете. Осмотрительность без ритуала превращается в боязнь. Смелость без ритуала  выглядит грубостью". Ритуал властвует  не только в человеческом обществе, но и в природе. Ему подчинены смена времен года, расцвет и увядание. Свою теорию Конфуций также воспринимал не чем-то новым, а лишь возрождением учений прежних веков. "Излагаю, но не создаю. С любовью и верой отношусь к древности".

В начале XX века едва ли кто-то в Европе мог  предположить, что и через полвека, и через век образованные люди все еще будут размышлять о  религии. Тогда никто не сомневался, что в будущем с религией будет  навсегда покончено. Главное место уже заняли наука и разум. В литературе тон задавали ранний Олдос Хаксли с его «Контрапунктом», Бернард Шоу, Герберт Уэллс и прочие «рассудительные» авторы. Но именно тогда, в разгар оптимистической веры в силу разума, демократии и социализма, вышла тревожная работа – «Закат Европы» Освальда Шпенглера. Именно в то счастливое время начали появляться и другие книги совершенно неожиданного содержания: «Волшебная гора» Томаса Манна, «Улисс» Джеймса Джойса, «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста и «Бесплодные земли» Томаса Элиота.

Если  судить по успехам литературы, те годы были поистине триумфальны. Однако некоторые  авторы, казалось, пытались предупредить нас, что, несмотря на торжество разума и прогрессивные политические достижения, озарившие светом самые мрачные  уголки Земли, в сердце западной цивилизации  гибнет что-то очень важное. Самым  неутешительным среди подобных предостережений  и провозвестий были раздумья Шпенглера, основанные на идее органической схемы  жизненного пути цивилизации – морфологии истории. Его мысль сводилась  к тому, что у каждой культуры есть пора юности и период расцвета, после чего начинаются годы шаткой старости и попытки сберечь себя рациональным планированием, прожектами и жестокой организацией; несмотря на все усилия, завершается это  немощью, оцепенением – тем, что  Шпенглер именовал «феллахенизмом», - и, наконец, полной безжизненностью. Больше того, по мнению Шпенглера, именно в те годы Европа оказалась на пороге перехода от эпохи Культуры к периоду Цивилизации, то есть от юношеской непосредственности и удивительных творческих задатков к неопределенному возрасту тревог и напускных надежд – иными словами, к началу конца. Шпенглер искал аналогии в античном мире, и, по его утверждению, наша эпоха соответствовала концу второго века до нашей эры, когда бушевали Пунические войны, культурный мир Греции скатывался к эллинизму, расцветало римское военизированное государство, самодержавие и то, что сам Шпенглер назвал «второй религиозностью» - политика, основанная на подаче хлеба и зрелищ толпам жителей гигантских городов, а также всеобщая грубость и жестокость в искусстве и досуге.

Что же положительного сможет принести этот тяжкий переломный период? Шпенглер утверждал, что в  такие, как наша, эпохи перехода от культуры к цивилизации происходит отмирание и отбрасывание культурных форм. Развивая идею Шпенглера, можно заключить, что в настоящее время западный человек не только отбрасывает культурные формы прошлого, но и занимается созданием новых форм цивилизации, с помощью которых удастся выстроить крепкое многокультурное будущее.

В те годы работал и другой немецкий историк  культуры, Лео Фробениус. Подобно  Шпенглеру, он тоже рассуждал о культуре и цивилизации с морфологической  точки зрения и видел в них  органичный, необратимый и неотвратимый процесс. Фробениус был, однако, африканистом и антропологом, и потому в его  поле зрения попадали не только развитые, но и примитивные цивилизации, что  привело к идее трех принципиально  различных крупных этапов, охватывающих всю культурную историю человечества. Первый этап, когда нет еще письменности, представляет собой стадию первобытной  охоты, собирательства и оседлого земледелия; тянется он от самого зарождения человеческого  рода вплоть до настоящего времени (в  некоторых уголках земного шара). Второй период, начинающийся примерно с 3500 г. до н.э., можно назвать эпохой «монументальных», сложных и обладающих письменностью культур: сначала Месопотамия и Египет, затем Греция и Рим, Индия, Китай и Япония, Центральная и Южная Америка, Левант и Европа (начиная с готических времен и кончая нашей эпохой). Ныне наступает, наконец, третий этап – заря многообещающей глобальной эры, в которой Фробениус видел вероятное завершение всей культурной истории человечества, хотя допускал, что она может растянуться на несколько десятков тысячелетий. Таким образом, период, который Шпенглер толковал как завершение цикла западной культуры, Фробениус считал, напротив, началом новой эпохи безграничных возможностей.

Действительно, наше время, когда прежде разобщенные  культурные миры наконец-то соприкоснулись, вполне может ознаменоваться не только окончанием господства Запада, но и  совершеннолетием человечества, объединенного  величайшими достижениями, наукой и  техникой, без которых зрелости не достичь.

Тем не менее, Шпенглер и в этой области пророчит только запустение. По его мнению, наука  и техника – проявления исключительно  европейского восприятия, и прочие народы позаимствуют их лишь как средства борьбы с Западом и его уничтожения. Когда же они зарежут эту «курицу», несущую золотые яйца, развитие промышленности прекратится, к научным знаниям  потеряют какой-либо интерес, они будут  преданы забвению, что приведет к  полному упадку технологии и возвращению  многих народов к прежним обычаям. Таким образом, нынешний «золотой век» Европы и все, что она несет  миру, - заведомо несбыточные надежды. С другой стороны, Фробениус, как  и чуть ранее Ницше, видел в  настоящем эпоху необратимого движения всего человечества к единому  образцу жизни – переход от детских, ограниченных ступеней культурного  роста к новому, общечеловеческому  будущему, с такими творческими прорывами  и озарениями, какие сейчас просто невозможно предугадать.