Влияние культуры самураев на мировоззрение современной Японии

Непременным аксессуаром  на празднике мальчиков были коинобори - изображение карпов, сделанные из цветной ткани или бумаги и поднимавшиеся на бамбуковых шестах над каждым домом, где жили один или больше мальчиков. В бусидо такое отношение детей к родителям опосредовалось принципом гири, обусловливавшим почитание возраста (уважение родителей и старших вообще) и объяснявшим такие поступки, как жертвование собой ради родителей. Тщательное домашнее воспитание детей подразумевало чтение им нравоучительных историй из книг конфуцианского характера. Такого рода назидательные рассказы служили руководством к практическому действию, являлись своеобразными сводами моральных правил. Так, в одном из подобных рассказов говорилось о том, как мальчик лёг в стужу на лёд замёрзшей реки, чтобы растопить его теплом своего тела и достать рыбы для своей мачехи; в другом - как мальчик спал ночью, ничем не прикрывшись, чтобы отвлечь москитов от родителей на себя.

Однако конечной целью  воспитания в ребёнке чувства  сыновнего долга (оякоко) были не только уважение и любовь к родителям и старшим, проявляемые в деле. Высшим пунктом морального обучения самурайской молодёжи в духе учения Конфуция являлась выработка верности государю, который также рассматривался как отец воина. Сыновний долг, таким образом, служил как бы основой верноподданичества и приравнивался к верности вассала сюзерену. В качестве примера можно привести высказывание об обязанностях вассала одного из правителей токугавской Японии князя Мито Мицукуни (1628-1700). Он говорил: "Если виновным (в государственной измене) является ваш отец, я не склоню вас к измене ему; поступить так - значило бы погрешить против справедливости (гири).        Сыновняя любовь и верность суть одинаковые добродетели, поэтому вы лично должны знать, как поступить в подобном случае, я представляю решение подобного вопроса вашей совести".

          Обучение в семье и наставления учителя были двумя основными факторами, фундаментом в воспитании молодёжи сословия самураев, формировавшими идеал воина, основанный на мифических сказаниях, буддийском безразличии к смерти, конфуцианском культе сыновней почтительности и чисто японской основе - верности своему феодалу.

Преимущественное духовное напряжение, способствовавшее развитию самообладания, хладнокровия и трезвости  мысли при всех упражнениях, однако, не означало что в военных искусствах самураев физический фактор (сила и  выносливость) рассматривался как несущественный. Являясь вторым образующим элементом  в военных дисциплинах, физическое воспитание требовало от воина кропотливого оттачивания техники, развития физической силы, выносливости, выработки почти  инстинктивной феноменальной реакции  и координации движений. Всё это  достигалось в результате каждодневных и многочасовых тренировок.

Прежде всего воина обучали набору стандартных ударов — колющих и рубящих — применяемых при нападении и обороне, а также правильному движению тела при их нанесении (постановка ног, соблюдение равновесия, как и где держать меч в различных ситуациях и прочее). Нападение и защита рассматривались как взаимосвязанные составляющие: любая агрессивная тактика в идеале должна была включать в себя и оборонительный маневр. Кроме того, на каждую защитную уловку имелось свое наступательное «противоядие».

Применялась, особенно в  поздний период, в эпоху Токугава, и техника «меч не-меча». До нас дошло описание, как однажды ее применили против Токугава Иэясу. Ягю Мунэёси, бывший уже в годах, слыл великим мастером этого искусства, и в 1594 году Иэясу попросил его продемонстрировать свое умение. Несколько лучших воинов Иэясу поочередно пытались «зарубить» Мунэёси, но тому все время удавалось уклониться от их ударов и повалить противников на землю. Потом сразиться с мастером решил сам Иэясу:

«Мунэёси наклонился вперед, так что руки его свисали до колен. Раскачивая руками, он смотрел на Иэясу. Иэясу поднял меч высоко над головой и с силой ударил, намереваясь рассечь голову Мунэёси. Но в последний момент Мунэёси вывернулся и отвел удар, схватив меч за рукоять. В следующее же мгновение меч полетел по воздуху. Держа Иэясу левой рукой (любой другой, менее знатный человек был бы. брошен наземь), Мунэёси лишь слегка ударил его кулаком правой руки в грудь. Иэясу... пошатнулся. Нахмурившись, он произнес: "Я восхищен! Вы победили"» (Су-гавара).

По всей видимости, Большинство  из ударов предназначено для применения в классическом поединке — дуэли  один на один. Но что делать, если на тебя напали неожиданно или если атакующих  много? Вспомним, что еще в ранний период и всадники, и пешие воины  стали носить меч лезвием не вниз, а вверх. Мы говорили, что когда  меч находится в таком положении, нет необходимости вытаскивать  его, поднимать над головой и  уж затем наносить атакующий или оборонительный удар. Эффективным становится уже само движение до-ставания меча.

Техника доставания меча с  одновременным нанесением удара  непрерывно совершенствовалась и со временем превратилась в главный  элемент мастерства фехтования в  целом, получив название иаидзюцу. Преимущества такого рода техники будут очевидны, если учесть, что в те времена во многих японских домах «стенами» между комнатами служили тонкие раздвижные ширмы (сёдзи), сделанные из бумаги, которые можно было легко сломать рукой или проткнуть мечом. Техника иаидзюцу позволяла нанести удар из любого положения, сидячего или стоячего, вне зависимости от того, успел человек приготовится к бою или нет. Естественно, что подобную технику он мог применить почти всегда. Пока нападавший готовился к удару, подвергшийся атаке имел возможность уклониться и одновременно достать свой меч направленным вовне или вверх ударом, напоминающим удар хлыстом, и тем самым если не убить, то обескуражить противника. Если же на улице самурая внезапно атаковали несколько врагов, то первым «достающим» ударом он выводил из строя ближайшего к нему противника, а затем уже расправлялся с остальными.

Так же у самураев существовало много различных традиций и орядов, но одним из самых важных являлся обряд сэппуку, т.е. харакири. В дословном переводе харакири означает «резать живот» (от «хара» — живот и «киру» — резать). Однако слове «харакири» имеет и скрытый смысл. Если рассмотреть составное бинома «харакири» — понятие «хара», то можно увидеть, что ему в японском языке соответствуют слова «живот», «душа», «намерения», «тайные мысли» с тем же написанием иероглифа.

Харакири являлось привилегией  самураев, гордившихся тем, что они  могут свободно распоряжаться своей  жизнью, подчеркивая совершением  обряда силу духа и самообладание, презрение к смерти. Разрезание живота требовало от воина большого мужества и выдержки, так как брюшная полость — одно из наиболее чувствительных мест тела человека, средоточие многих нервных окончаний. Именно поэтому самураи, считавшие себя самыми смелыми, хладнокровными и волевыми людьми Японии, отдавали предпочтение этому мучительному виду смерти.

Таким образом, живот японцы рассматривают как внутренний источник эмоционального существования, и вскрытие его путем харакири означает как бы открытие своих сокровенных и истинных намерений, служит доказательством чистоты помыслов и устремлений. Другими словами, по понятиям самураев, «сэппуку является крайним оправданием себя перед небом и людьми» и оно более символика духовного свойства, чем простое самоубийство.

Способ вскрытия живота зависел, в основном, от самого самурая, от степени его самообладания, терпеливости и выносливости. Определенную роль здесь также играла договоренность с ассистентом самоубийцы, которого иногда выбирал себе самурай для оказания «помощи» при совершении харакири. В редких случаях харакири производилось не стальным, а бамбуковым мечом, которым было намного труднее перерезать внутренности. Это делалось для того, чтобы показать особую выдержку и мужество воина, для возвеличивания имени самурая, вследствие спора между буси или же по приказанию. Сэппуку совершалось, как правило, в положении сидя (имеется в виду японский способ сидения, когда человек касается коленями пола, а туловище покоится на пятках ног), причем одежда, спущенная с верхней части тела, затыкалась под колени, препятствуя тем самым падению тела после произведения харакири навзничь, так как упасть на спину при столь ответственном действии считалось позором для самурая.

С началом переорганизации государственного строя на европейский образец и начавшимся под давлением новых идей изменением всего вообще уклада жизни, официальное применение сэппуку в конце концов было отменено, а вместе с тем и частное его применение стало выводиться, но не вывелось совсем. Случаи сэппуку нередко встречались и в XX веке, и каждый такой случай встречался скрытым одобрением нации, создавая по отношению к некоторым применившим сэппуку лицам более видного положения ореол славы и величия. Одним из таких «героев» оказался знаменитый японский писатель Юкио Мисима, покончивший с собой в 1970 году.

Глава 2. Влияние самурайской культуры на современную Японию.

2.1 Ценности японской культуры

Для того чтобы существовать, человек должен трудиться. Он по своей  природе существо не только общественное, но и трудящееся. Трудясь, человек  изменяет самого себя, преобразует  окружающую его действительность, то есть создаёт то, что называется культурой. «Культура – это все  материальные и нематериальные продукты человеческой деятельности, - пишет  польский социолог Ян Щепаньский, - ценности и признанные способы поведения, объективируемые и принятые в любых общностях, передаваемые другим общностям и последующим поколениям»

Благодаря культуре в обществе вырабатываются системы ценностей и устанавливаться их критерии. Системы ценностей оказывают большое воздействие на всю общественную жизнь. С ценностями в свою очередь связаны модели или эталоны человеческого поведения, творчества, искусства и т. д.

С одной стороны культура Японии, несомненно, принадлежит к  восточному типу цивилизации, но с другой – она обладает специфическими чертами, которые делают её неповторимой и  своеобразной.

Одним из оснований самобытности японской культуры является её религиозный  фундамент, сформировавшийся в удивительном и особенном синтезе нескольких религий: синто, буддизме, конфуцианстве. Это способствовало необычному мировосприятию японцев.

Глубокое заимствование  инокультурных ценностей и их активная и плодотворная переработка – также характерная черта Японии. Для японцев изначально не было зазорным и стыдным перенимать ценности и приёмы, выработанные другой культурой. Наоборот, они читали приличным учиться у того, кто умеет и выполняет что-либо лучше, чем они. Многое было привнесено из Китая и Кореи. Так, японцы взяли за основу письменности китайские иероглифы, этические основы конфуцианства в общении.

Конфуцианство и его концепции  культуры начали проникать из Китая  в Японию с VI века н. э. и вскоре стали оказывать значительное влияние на жизнь этой страны. Разумеется, японцы со свойственной им способностью перерабатывать в духе своих традиционных моделей все чужеземные влияния привнесли в понимание культуры свои элементы.

В сочетании двух религий  в рамках японской культурной традиции мы видим одну из основных ценностей  японской культуры. Она зафиксирована  в «Законе 17 статей» VII века, одна из статей которого заявляла, что каждый человек может иметь свои мнения и убеждения, но действовать следует, сообразуясь с волей большинства.

Буддийские ценности легли  в основу кодекса самураев – «Бусидо». Именно в этом своде представлений  о чести, долге, достоинстве сконцентрированы определяющие этические ценности японцев. К ним можно отнести культ  меча, культ долга самурая по отношению  к господину, самоубийство как способ сохранения чести, отношение к смерти как к закономерной смене одного состояния другим, строгая самодисциплина.

Особую ценность в японской культуре занимает культ императора. Император – не просто титул, форма  государственного правления. Это важнейший  символ страны, объект поклонения. Императорская фамилия ведёт свой род от богини солнца Аматэрасу.

Своеобразное соединение двух основных религий Японии и доминирование принципов дзэн оказали огромное влияние на эстетические ценности японской культуры. Дзэн – буддизм оказал глубокое влияние на духовную жизнь японцев, делая акцент не на словесном восприятии высшей истины, а на внутреннем эстетическом переживании действительности. Эстетизация всех сторон жизни, постижение истины через произведение искусства в ряде периодов истории Японии – важная черта японской культуры, основополагающий принцип мировосприятия.

Достижение просветления осуществлялось отказом от общепринятых догм, путём мистического созерцания и нахождения прекрасного, эстетического  в повседневных обязанностях человека. «Повседневный образец есть правда» - утверждение дзэнских монахов.

Основные принципы эстетики дзэн выражены в четырёх категориях:

Ваби – красота бедности, суровая простота и одновременно изысканность;

Саби – прелесть старины, печать времени;

Моно-но аварэ – грустное очарование вещей;

Югэн – невыразимая словами истина.

Отсюда у японцев утончённое чувство прекрасного, умение видеть в потрескавшейся стенке сосуда причудливый  узор, ценить не яркое, блестящее, а  то, что имеет налёт времени  старины.

Наиболее ярко эстетика дзэн нашла своё выражение в искусстве  чайной церемонии, икэбана и ландшафтных садах.

Чайная церемония сформировалась к XVI веку и нашла своё распространение не только в среде монахов, но и в других слоях общества – от самураев до ремесленников и горожан. Со временем проведение чайной церемонии стало уделом мастеров чая, обучавшихся этому специально. Ритуал этой церемонии способствовал погружению в особую реальность. Присутствующие на церемонии посвящали все время наслаждению чаем, обществом, произведениями искусства. Всё это происходило в особенном, скрытом от мира месте, в возвышенном состоянии. Существовало множество школ чайной церемонии, каждая из которых создавала свой неповторимый язык и рисунок ритуала.

Ландшафтные сады, принцип  создания которых изначально был  взят из китайской культуры, также  стремятся отразить в малом необъятность и всё богатство вселенной. Сады создавались с использованием обязательного  присутствия символики воды, земли  и основных элементов природы. Их композиции выверены, любое растение или камень находятся на строго определённом месте, но присутствие мастера практически  незаметно. Ощущение естественности и  реальной жизни в этих садах –  их главная черта.