Роль техники и технологии в процессе развития культуры

Роль техники и технологии в  процессе развития культуры

                 МИНИСТЕРСТВО  ОБРАЗОВАНИЯ  РОССИЙСКОЙ  ФЕДЕРАЦИИ

 

 

              АНГАРСКАЯ  ГОСУДАРСТВЕННАЯ   ТЕХНИЧЕСКАЯ  АКАДЕМИЯ

 

 

                         Кафедра  общественных наук

 

 

 

                           ДОКЛАД ПО КУЛЬТУРОЛОГИИ

 

 

 

      НА ТЕМУ: РОЛЬ ТЕХНИКИ И ТЕХНОЛОГИИ  В ПРОЦЕССЕ РАЗВИТИЯ КУЛЬТУРЫ.

 

 

 

                                                Выполнил:   студент   группы

ЭПП-01-1

 

Кудряшов Р.  А.

                                                  Проверила:  Петренко  В.Ф.

 

 

 

                               Ангарск 2004г.

 

   Вряд ли кто  усомнится в  том,  что   техника  лежит  в  основе  культуры.

Человек  обязан  ей  своим  становлением.  Хотя  технические  устройства  —

природные тела, все они суть материальные ценности. Каждое из них  обладает

полезностью, которая не падает с неба, а формируется мастером. И вследствие

этого оно не только  явление  культуры,  но  и  мера  культурного  развития

общества.

   Кроме   того, техническое   устройство     -  инструмент  целесообразной

деятельности     человека.   Гегель     писал:   «Средство   есть   объект,

находящийся на стороне цели содержащей ее деятельность»[1].

   Прогрессируя  техника определила культурный  образ  жизни  человека.  Она

содействовала  повышению  эффективности   трудовых   усилий   ра6отника   и

рационализации  хозяйственного и бытового уклада.

   Положительная  роль техники была зафиксирована  еще в  античном  обществе.

Демокрит  отмечал,  что  когда  "ничего  полезного  для  человека  не  было

изобретено", люди вели трудную жизнь[2]. По мнению древнеримского мыслителя

Лукреция, общество обогатили нововведениями те, кто  «даровитее был  и  умом

среди всех выделялся»[3].

   Техника  детерминировала развитие и общественных  отношений,  влиявших  на

формирование  социальных  качеств  граждан.  Не  природа,  а   общественное

отношение делает одного рабом, а другого  —  рабовладельцем.  Так  надо  ли

только расхваливать технику?

   Древнегреческий  мудрец Диоген Синопский говорил,  что  первые  люди  были

счастливы жить в девственной природе. «Последующим поколениям  не  принесли

пользы для  жизни ни их хитроумие,  ни  многочисленные  изобретения,  ни  их

машины»[4].

   Таким  образом, уже в античном обществе  обнаружилось,  что  исторический

путь, на который  вступил человек, полон риска, и  достаточно извилист и  что

крупные  повороты    социальной     истории      способны      преподносить

неожиданные сюрпризы.

   Аристотель  зафиксировал глубокое различие  между  природой  и  техникой.

Естественные объекты  возникают  сами  по  себе,  в  результате  реализации

заложенных  в природе возможностей. Часть  своих возможностей  природа  сама,

по себе не может  реализовать.  Иное  дело  социально-исторический  процесс.

«Искусство  в одних  случаях  завершает  то,  что  природа  не  в  состоянии

произвести, в  других же подражает ей»[5]. И  то,  что  человек  оказывается

способным завершать  то, что природа не может сделать, таит в себе  огромную

опасность.

 

   Итак, человек,  создав технику, получил возможность менять условия  своего

существования  и  меняться  сам.  При   этом   он   стал   основоположником

принципиально нового объективного процесса —  культурного,  когда  форма  и

материал оказались  в разных руках (человека и природы), а  изделия  мастера

обрели собственную  основу и получили возможность функционировать  наряду  с

человеком и  в определенной степени дистанцироваться от природы.

  Все эти  последствия технического прогресса  не могли  не  стать  предметом

дальнейшего культурологического  анализа, который, разумеется,  следовал  за

изобретательством и стал  особенно  интенсивным,  когда  обозначился  культ

техники. Подчиняется  ли деятельность человека структуре  природного мира или

же она автономна  и  человек  может,  уверовав  в  хитрость  своего  разума,

наделать глупостей  в отношении природы, в чем  особенность тех возможностей,

которые сама природа  не в состоянии  реализовать,  и  является  ли  человек

адекватным  дополнением этих  возможностей  —  все  эти  вопросы  постепенно

встали перед  культурологией в последующие столетия.

   Если  техника — законное достояние  всей культуры, каждый народ в   той  или

иной  степени  создал  соответствующие  своим  возможностям  и  потребностям

технические средства, то только западноевропейская культура  обогатила  себя

культом техники.  Культ  техники  готовился  на  протяжении  ряда  столетий.

Роджер Бэкон, Френсис Бэкон, Р.Декарт, французские  материалисты XVIII  в.  и

многие другие сулили обществу и  господство  над  природой,  и  материальное

благополучие, и здоровое  существование и т.д.,  если  оно возьмет   на

вооружение  формулу «знание — сила», познает  законы природы  и  материализует

их в разнообразных  машинах.

 

  Культ техники  укоренился в обществе в   результате  технической  революции

конца XVIII — начала XIX в.  Машина  стала идолом  для западноевропейского

политика и  обывателя. Одним  из  первых  сделал  из  нее  абсолютного  героя

французский  философ  А.  Бергсон.  «Через   тысячи   лет,   когда   прошлое

отодвинется далеко назад и  будет  вырисовываться  только  в  главных  своих

очертаниях, наши войны и  наши  революции  покажутся  совсем  незначительной

вещью, — если допустить, что еще будут вспоминать о  них,  —  но  о  паровой

машине  со  всеми  сопутствующими  ее  изобретениями  будут,   может   быть,

говорить, как  мы  говорим  о  бронзе  и  тесаном  камне:  она  послужит  для

определения эпохи»[6].

  Первая техническая  революция вызвала к жизни   и  целую  армию  инженеров,

которые  объективно  стали  выполнять   роль   жрецов   технического   бога.

Техническая грамотность  стала теснить художественную литературу, живопись  и

музыку. В  развитых  странах  появились  мощные  политехнические  институты,

ставшие своеобразными  храмами культа техники.

  Культ техники  породил многочисленную философскую  литературу,  в  которой

нашло свое отражение  противоречивое отношение общества и к самой технике,  и

к ее культу. Спор о технике фактически начал Э. Капп,  автор  книги  «Основы

философии техники». Он придерживался антропологического подхода  к  проблеме

и полагал, что  машина — это счастливая проекция человеческого организма.

  Свою метафизику  машины Капп  построил  на  убеждении,  что  биологическая

эволюция  —   творческий   фактор   становления   человека.   Взаимодействие

целостности организма и  его  органов  лежит  в  основе  эволюции.  В  конце

концов,  активность   природной   души,   воплощающейся   в   функциональной

целостности организма, достигает некоторой критической  отметки  и  начинает

экспансию вовне. Техника — это  и  есть  органопроекция,  знаменующая  собой

возникновение человека.

  Конечно,  с некоторой натяжкой можно  органопроекцию трактовать как   начало

культуры, так  как Капп делает акцент не  на  том,  что  техника  включена  в

природу, а на том, что она возникает из нее  как качественно  новое  реальное

состояние. Но только в этом случае сам культурный процесс  надо понимать  как

ступень  жизненной  силы.  Именно  витализм  и  оттолкнул  от  него   многих

культурологов.

  Оценку техники с  позиций культуры  продолжил   А.  Дюбуа-Реймон.  В  своей

книге  «Изобретение  и  изобретатель»  он  поставил  вопрос  о  соотношении

общественных  потребностей  и  явлений  природы.   Культура   повлияла   на

потребности  людей.  Из  объективных  они  в  определенной  степени   стали

трансформироваться в  субъективные.  Полезность,  престижность,  прихоть  и

каприз деформирующим  образом  воздействовали  на  мотивы  изобретательства.

Культура не обнаружила в  себе механизма запрета  на  политические  амбиции,

национальный и классовый  эгоизм, потребительство и погоню  за  престижем  и

модой. Культурные запреты  смогли бы избавить общество от многих бесполезных

и вредных технических  изделий.

   Метафизический спор  о технике продолжил М.Хайдеггер.  Он отверг технику  в

качестве человеческой деятельности и ее инструмента. С  его  точки  зрения,

техника — вид раскрытия, обнаружения чего-то сокрытого в  природных  вещах.

Простое наличное бытие, т.е. существующие сами по себе  природные  явления,

есть несовершенный вид  сподручности,  т.е.  созданных  человеком  изделий,

предназначенных  служить  ему.  Человек  своей   озабоченностью   поднимает

существующее до уровня  подручного,  инструмента,  обнаруживая  в  наличном

существенное, совершенное.

   В таком  способе раскрытия  еще   нет  ничего  опасного  для   человека.  Он

содержит лишь произведение инструмента. Но  люди  не  довольствуются  им  и

попадают под  власть  производяще  -  добывающего  раскрытия  потаенного.  В

результате  этого они создают машины, с помощью которых человек,  по  мнению

Гегеля, обманывает природу, и  обман  мстит  обманщику.  В  машине  человек

заставляет  природу работать на себя, и это  не остается безнаказанным.

   Машинная  техника — это  состояние   в  наличии.  Этим  термином  Хайдеггер

называет техническое  устройство, готовое к  выполнению  некоторой  функции.

Самолет готов  транспортировать  пассажиров.  Атомная  бомба  —  произвести

разрушения. И  т.д.

  Производяще  -  добывающее  раскрытие  потаенного  образует,  по   мнению

Хайдеггера, сущность техники. Ее Хайдеггер называет  Ge-stell.  Ge-stell  —

это  понятие,  обозначающее  сущность  техники,   захватывающей   человека,

подчиняющей его  себе. Человек сам оказывается  затребованным и  обезличенным

машинной техникой.

  Идеи Хайдеггера перекликаются с тем, что в свое время говорил Аристотель.

Техника материальна,  обладает  особым  онтологическим  статусом.  С  одной

стороны,  она  природное  тело,  но  с  другой,  —  социальная  полезность.

Оставаясь культурной ценностью, машинная техника во  все большей степени

реализует природные  потенции.

   Природа  не создает кентавров, в ней  форма  и  материал  едины.  С  самыми

лучшими побуждениями человек пытается обмануть природу, навязать  ей  такую

форму, которая  чужда её естеству. Но физико-химическое содержание природных

процессов  нельзя  формально  изменить.  Через  технику   в   социально   -

исторический  процесс  врываются   радиация   и   микроволновая   вибрация,

агрессивность химических реакций и электромагнитные поля. При этом  перевод

природных потенций в мир человека не техничен, а  социален. И  этот  перевод

не прихоть  человека, он  онтологически  предопределен.  Природные  потенции

можно актуализировать  лишь с помощью техники.  Как  покоряющую  души  людей

силу золота можно перевести из сферы сокрытости в  сферу  истины  только  с

помощью меновых  отношений, так и силу  пара,  электричества  и  т.д.  можно

ввести в  предметный мир человека с помощью  конструирования  соответствующих

деталей, узлов  и  механизмов.  В  своем  взаимоограничении,  определении  и

дополнении  технические компоненты и превращаются в кентавров, получеловека,

полулошадь, воплощение невоздержанности, бездуховности и  буйства. И человек

оказывается затребованным  в этот полуестественный, полуискусственный мир. И

не он хозяин этого мира,  его  человеческая  сущность  испытывает  страх  и

беспокойство.

  Включая  в социально-исторический процесс  природные силы, человек не может

с уверенностью сказать, что он культурно адекватен  этим  силам.  В  природе

подобная ситуация невозможна. Все, что стихийно реализуется в  естественном

царстве, адекватно  природной системе.  Стихийное  конструирование  природой

ядерных процессов  регулируется  природной  системой.  Всему  свое  время  и

место. Естественные на Солнце, термоядерные процессы на Земле превращаются

в состояние - в  — наличии, ждущее своего  часа,  хотя  для  них  уже  давно

прошло время, и им нет места на нашей планете.

  Включение   в  социально-исторический  процесс   атомной,  энергии  группой

американских физиков не дополнялось адекватно подготовленным  человеком.  В

социально-культурном  отношении  общество  и  до  сих  пор  не   готово   к

безопасному для  людей использованию  атомной  энергии.  И  атомная  техника

стала без вины виноватой.

   Таким   образом,   Хайдеггер   по-своему   объясняет, что далеко  не  все

нереализованное природой безопасно для человека. Многим потенциям природы  в

социально-культурном  плане  человек  просто  не  адекватен.  И  сам  способ

перевода природных  сил в общественную  жизнь — своеобразный  вызов ему и

судьбе, от  которой  он  не  может  уйти.  И  в  этом  отношении  человек  в

зависимости от техники, хотя ему кажется, что  он  ее  создатель  и  хозяин.