О культуре использования научной медицинской лексики (терминологии)

На основе транскрипции и транслитерации и формируется  необоснованное появление иноязычных терминов. Одна из основных причин неграмотного использования иноязычной лексики  в современной медицинской печати — незнание (или нежелание знать) традиционных способов образования  терминов. А это приводит к индивидуальному терминотворчеству, «испорченные продукты» которого внедряются их авторами в практику через общение с другими специалистами и порой имеют довольно широкое распространение, образуя настоящую «эпидемию терминотворчества».

Разновидностью  искусственного создания терминов в  медицине является неоправданный перенос  термина из одной области науки  в другую. В этом плане весьма сомнительным выглядит применение термина  «метисация» в одной из публикаций в журнале «Терапевтический архив».

Желание отдельных  авторов эффектнее подать свои публикации порой доходит до абсурда. Так, фраза  «сплошной тендер» весьма нелепа, поскольку тендер (англ. tender — обслуживать) имеет следующие лексические значения: 1) особый вагон, прикрепленный к паровозу и составляющий с ним единое целое; 2) небольшая одномачтовая парусная яхта.

Встречаются такие  публикации, когда автор использует термины по принципу: новое —  это хорошо забытое старое. Так, термин «эманация» (от лат. emanatio — истечение), устаревшее обозначение радиоактивного газообразного продукта распада радия Ra224 (эманация радия), был использован как «испарение, истечение».

В ряде случаев авторы, не изобретая новых слов, дают новые  понятия. Например, «аддитивный и  менее чем аддитивный эффект». Аддитивный (от англ. addition — прибавление) эффект — это вид синергизма, при котором эффект действия лекарственных веществ совместно равен сумме эффектов действия каждого в отдельности. Что имели авторы под выражением «менее чем аддитивный эффект», по-видимому, понятно только им самим.

Авторам следует  также помнить о том, что в  разных науках одни и те же слова  могут иметь разные лексические  значения. Так, если в биохимии есть «коэффициент молярной экстинкции, то в физиологии «экстинкция» — это  ослабление условного рефлекса при  отсутствии его закрепления.

В одной из статей авторы в восторге от термина «абузус»: лекарственный абузус, абузусный фактор, абузусная головная боль и т.п. Ряд работ пестрят такими выражениями как «инсектная аллергия», «восстановление показателей экспекторации», «альтернативный сплайсинг», «экспульсия плода», «новая прецизионная техника», «ретенция азота», «лонгитюрные наблюдения», «персентильный», «деинституализация», «секвенциальный».

Часто встречаются  сложные по структуре и потому тяжелые для восприятия предложения. В качестве иллюстрации может  служить следующий пример: «…сдвиг  всей медицины в сторону генетической персонификации диагноза, в сторону  предупреждения заболевания и разработки на основе биологической индивидуальности и генетического фингерпринтера каждого человека индивидуальной фармакотерапии…».

Особо хочется остановиться на двух работах сотрудников кафедры  русской и классической филологии  Саратовского государственного медицинского университета. Одна из них озаглавлена  «К вопросу изучения медицинского дискурса». Дискурс (англ. discourse и франц. discours — речь) — связный текст в совокупности с некоторыми внетекстовыми параметрами и факторами—событиями, являющимися предметом повествования, условиями порождения текста и прочее. Первое предложение этой работы звучит следующим образом: «Институциональный дискурс, т.е. дискурс, определяемый типами социальных общественных институтов, характеризуется рядом лингвистических ревалентных признаков, из которых важнейшими являются цель общения, представительская коммуникативная функция его участников и фиксированные, типовые обстоятельства общения». Каков стиль!

В другой публикации этой же кафедры «Способы репрезентации  индивидуально-авторской концептосферы: концепт и символ» авторы свое научное повествование начинают с такой фразы: «Среди различных способов репрезентации индивидуально-авторской концептосферы особое место занимают концепт и символ, являющиеся основными универсальными компонентами авторского сознания». И далее: «Одним из экспликаторов концепта может являться символ. Особенность символа, как репрезентанта индивидуально-авторской концептосферы состоит в том, что он способен представлять не один, а два или более концептов».

Вот так «русисты»  из медицинского вуза простенько излагают свои «концепты» в сочетании с  «ревалентным медицинским дискурсом».

В конце концов, прочитав то или иное предложение, в  котором есть один-два неясных  термина, уловить смысл можно. Возможно, именно в этом слове заключается  та изюминка, которую автор хотел  донести до читателя, но … так  и не донес.

Тяжелая смесь узкоспециализированных, а чаще надуманных терминов отдаляют суть научного текста от читателя. Наукообразие вызывает, с одной стороны, естественный протест у «нормальных» ученых, а с другой — показывает профессиональную неполноценность стиля изложения работы.

Наши предки очень  бережно относились к речи. Слово  понималось древними как живое существо. Известно, что словом можно излечить, но можно и убить. Не случайно, слово «врач» раньше имело значение «знахарь» (человек, который излечивает с помощью слова; первоначально — «заговаривающий»).

С потерей каждого  русского слова и заменой его  на неоправданное заимствование  из других языков теряется частичка нашей  души, нашей русскости. Православные священники призывали к чистоте речи, ибо, говорили они, чистая речь ведет к чистым помыслам. Пренебрежение к языку есть высшее проявление безнравственности, ибо это акт неуважения к тому народу, который веками его создавал.

К сожалению, принимаемые  меры по борьбе с засорением русского языка иностранной терминологией  со стороны федеральных органов  исполнительной и законодательной  властей не имеют должного эффекта. Мы полностью солидарны с теми учеными, кто систематически и настойчиво борется за культуру русского языка, поскольку речь идет о самоуважении народа, его нравственности и духовном росте. В этой связи хотелось бы пожелать всем главным и научным редакторам печатных изданий внимательнее и  требовательнее подходить к языку  публикаций. В случаях непомерного  терминотворчества и наукообразности в обязательном порядке возвращать такие работы для исправления, иначе мы никогда не добьемся желаемого результата.

Литература

1. Сапунов Б. Русский язык и этика экрана. Высшее образование в России 2000; 5: 95—97.
2. Костомаров Р.Г. О языке диссертаций. Alma mater 2001; 6: 32—33.
3. Введенская Л.А., Павлова Л.Г., Кашаева Е.Ю. Русский язык и культура речи. Учебное пособие для вузов. Ростов-на-Дону: Изд-во «Феникс»; 2002; 544 с.
4. Циммерман Я.С. Терминологические проблемы в кардиологии и других разделах медицины. Клиническая медицина 1998; 3: 58—62.
5. Циммерман Я.С. «Западноевропеизмы» и их место в современной русской медицинской терминологии. Клиническая медицина 2000; 1: 59—63.
6. Лапин И.П. Зачем «копинг», когда есть «совладание»? Социальная и клиническая психиатрия 1999; 2: 57—59.
7.  
   Лапин И.П. Загрязненный русский язык в современном психологическом и медицинском научном лексиконе. Социальная и клиническая психиатрия 2002;