Культура Древней Руси XIV-XV веков

                  Наиболее впечатляющи фрески церкви Спаса на Ильине улице, исполненные Феофаном Греком, а так же фрески Волотова, поразительные по одухотворенной патетике образов и артистизму. Росписи Феофана по их суровой выразительности, исключительной свободе композиции и письма не имеют себе равных не только на Руси, но и в Византии. Хорошо сохранились фрески угловой камеры на хорах: образы, воплощающие аскетические идеалы, отличаются психологической напряженностью, техника письма - динамикой и оригинальностью приемов, колорит предельной сдержанностью. Божество и святые предстают у Феофана в виде грозной силы, предназначенной управлять человеком и напоминать ему о подвигах во имя высшей идеи. Их темные лики с бегло положенными белыми бликами, по контрасту с которыми приобретают особую звучность разбеленные желтые, малиновые, синие тона одежд, оказывают на зрителя непосредственное и глубокое воздействие. Фрески церкви Федора Стратилата стилистически близки к росписям Спаса на Ильине улице. Возможно, что в их исполнении участвовали русские мастера, учившиеся у греков.

             В последней трети XV в. начинает свою художественную деятельность Дионисий. В иконах и фресках Дионисия и его школы, создававшихся в период образования русского централизованного государства во главе с Москвой, возрастают известное единообразие приемов, внимание мастеров к художественной форме, черты праздничности и декоративности. Тонкий рисунок и изысканный колорит икон Дионисия, с сильно вытянутыми грациозными фигурами, полны нарядной торжественности. Но в психологическом плане его образы уступают Рублевским. Созданные Дионисием и его сыновьями Феодосием и Владимиром росписи собора Ферапонтова монастыря близ Кириллова отмечены особой мягкостью колорита, красотой подчиненных плоскости стены композиций с как бы скользящими изящными фигурами. Многочисленные работы Дионисия и художников его школы вызвали повсеместные раздражения им. В конце XV в. московские художники выезжают в Новгород, Псков, на Север, в города Поволжья, а лучшие мастера этих художественных центров выезжают для работы в Москву, где они знакомятся с творческими приемами столичных живописцев. Московское искусство постепенно нивелирует местные школы и подчиняет их общему образцу.

                На рубеже XVI-XVII вв. в Москве формировались два течения в живописи, условно называемые по фамилиям их ревностных сторонников «годуновским» и «строгановским», первая из них тяготела к строгому стилю икон и монументальной росписи XV-XVI вв., но обнаруживала так же типичную для мастеров XVI в. любовь к царственной пышности, а при иллюстрировании псалтырей возрождало старую традицию оформления рукописей рисунками на полях. Строгановская школа культивировала мелкое, щегольски-утонченное письмо, сочетая краски с золотом и серебром; иконы писались для домашних молелен богатых феодалов - ценителей изощренного мастерства. Несколько изнеженная красота и беззащитная слабость святых в расцвеченных одеждах, фон со сложным фантастическим пейзажем характерны для работ мастеров этой школы - Емельяна Москвитина, Стефана Пахири, царских иконописцев Прокопия Чирина, семьи Савиных и др.Польско-шведская интервенция начала XVII в. задержала развитие искусства, но к 1640-м годам художественное творчество заметно оживилось. Расширился социальный контингент заказчиков. Наряду с царским двором, духовенством и боярами усиленное строительство и украшение каменных церквей и палат вели купцы и разбогатевшие посадские люди. Растет число художников, порой недостаточно профессионально подготовленных, что снижает общий уровень мастерства. Но среди выходцев из городских низов и государственных крестьян было немало людей с ярким дарованием, создавших росписи, иконы, миниатюры поражающие свежестью мировосприятия, свободой и разнообразием толкования сюжетов, смелостью технических приемов. Искусство демократизируется, становится более понятным и доступным, приближается к народному мироощущению. Известно много имен мастеров XVII в. - московских, ярославских, костромских, нижегородских, чаще всего работающих большими артелями: одни мастера намечали композиции на стенах церкви, другие писали лица, третьи - одежду и драпировки, четвертые архитектуру и ландшафты, пятые - орнаменты и т. д.  

 

 

 

 

 

 

3. А. Рублев – художник «русского Возрождения»

             Исторические сведения о преподобном Андрее Рублеве крайне скудны.  
О происхождении его ничего неизвестно. Некоторый свет на этот вопрос может пролить наличие у него прозвища (Рублев), которое сохранилось за ним в монашестве. По-видимому, Рублев — это родовое прозвище, то есть фамилия. Оно имеет характерное для русских фамилий окончание. В XIV—XV вв., то есть в эпоху преподобного Андрея, а также значительно позже, фамилии носили только представители высших слоев общества, что заставляет предполагать его происхождение из образованных кругов. Год рождения преподобного Андрея неизвестен. Предполагают, что он родился около 1360 года. Этот год является условной датой, официально принятой в современной исторической науке.

               «Троица» Андрея Рублева – самое известное произведение русской иконописи. В этом творении Рублева выявилась вся многогранность древнерусского искусства: философская глубина, религиозная основа, символический характер образов, совершенство и неоднозначность живописной формы, композиции, ритма и цвета. Старинная легенда гласит, как к древнему старцу Аврааму явились три юноши и он с супругой угощал их под сенью дуба, догадываясь, что в них воплотились три лица «Троицы».  
                Андрей Рублев жил среди людей, убежденных в силе древних икон. И он представил трех крылатых ангелов так, что средний возвышается над другими, как бог-отец над сыном и святым духом. Он изобразил чашу с головой тельца, не забыл и дуб, и палаты. Но Рублева влекло более проникновенное понимание древнего сказания. Для Рублева икона - предмет художественного и философского созерцания. На другом полюсе русской культуры того времени икона – лишь предмет культа. Только не забывая этого антагонизма, можно понять огромное недооцененное современниками значение мастера. 
                  Рублев пользовался общепринятыми обозначениями предметов: крылья – полет, чаша – судьба, гора – восхождение духа, дерево – древо жизни…. Но эти мотивы, иллюстрируя в его иконе легенду, выглядят не как отвлеченные аллегории. Они складываются в нечто целое, поставлены в такие взаимоотношения, что ум человека в созерцании их испытывает отраду, сознавая, что от частного он восходит к общечеловеческому, приближается к постижению идеи этих предметов, не теряя из вида прелести и красоты того, что видит. Воображение художника нарисовало ему три пленительно-прекрасные фигуры за трапезой. В этой встрече, в дружеской беседе каждая из фигур по-своему прекрасна, одухотворена: красивы тонкие руки, особенно кисть правого ангела, в которой он держит посох, склоненные головы, выражение любви и взаимопонимания в лицах.  
              Вся совокупность форм и предметов складывается в гармоническое, неделимое целое, образует подобие венка, облекается в ритм музыкальных повторов. В этом зримом, почти осязаемом целом угадывается как его высший смысл закономерность мирового порядка, которая кажется наивысшей доступной человеку мудростью: трое как один – прообраз, модель устроения мира. Здесь библейская легенда и рассказ, философское глубокомыслие и созерцание, сосредоточенность, нежность, любовь, задумчивость, грусть и светлая радость.  
                 В «Троице» Рублева можно разграничить несколько значений. Одно из них – моральное, дидактическое. «Троица» написана в похвалу Сергию Радонежскому, который призывал современников к дружбе, любви, единению. В годы феодальных междоусобиц этот призыв имел жизненное значение. Образ ангелов должен был наставлять людей. Еще один аспект «Троицы»: ее художественное, поэтическое, человеческое значение.  
                «Троица» Рублева поражает чувством меры, согласием частей, легко охватываемой глазом цельностью, которая стала почти недостижимой для человека нового времени. Круг в иконе Андрея Рублева пронизывает ее как скрытая мелодия. Икона производит впечатление замкнутости, завершенности. Краски составляют одно из главных достоинств «Троицы». В «Троице» Рублев хотел, чтобы краски зазвучали во всю свою мощь. Круг символизирует неподвижность, покой.  
                 Ангелы Рублева, задумчивы и порой грустны. В склоненных головах и кудрявых головах – женское очарование, красота человеческая и земная. В «Троице» многое близко античности. Три ангела, как и персонажи на греческих надгробных стелах, погружены в раздумье о жизни, о любви и страданиях.  
                  Написанный Рублевым в ранние годы ангел «Евангелия Хитрово», символ евангелиста Матфея. Ангел Хитрово уравновешен и гармоничен, и это связывает его также с античной традицией.  
                   Рублев был художником-колористом. В молодости он любовался иконами Феофана Грека, их блеклыми, как увядшие цветы, сочетаниями. Успехи страны были столь значительны и заметны, что не могли не воодушевить художника. Внешняя опасность заставляла народ объединить свои силы под единым началом. Тогда только просыпалась мысль, но уже говорил голос сердца. То было время, когда слово принадлежало поэту. Таким поэтом русского Возрождения суждено было стать Андрею Рублеву.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

4. Развитие летописания  и литературы в XIV – середине XV века

            К концу XV века Москва окончательно становится крупнейшим торговым     центром страны. Одновременно Москва являлась одним из значительных   восточно-европейских центров международного торгового обмена, усиленно развивая связи с Западной Европой и Восточными странами. К этому времени   начинают складываться династии крупнейших русских купцов.

            Москва XIV - XV веков была еще в основном деревянным городом. Кроме   кремлевских зданий, из камня строились, главным образом, монастыри и   церкви. Дома зажиточных москвичей были обычно двухэтажными и состояли из  трех комнат. Изредка появлялись и каменные строения светских феодалов.

 

           Значительную часть населения Москвы составлял трудовой ремесленный люд. Ремесленники жили отдельными слободами. Постепенно они заселяют Заяузье и Заречье, где возникают их новые поселения. Здесь же строились монастыри и   церкви. Столица русского государства славилась производством ремесленных   изделий и особенно оружия и доспехов. Мастера-оружейники жили и трудились   в районе современных Малой и Большой Бронной улиц. Там же литейщики   отливали полнозвучные колокола. В разных местах города жили кузнецы, которые изготовляли металлическую посуду и дорогую утварь. Основным центром их деятельности стало Заяузье. Современная Котельническая   набережная сохранила  в своем названии отзвук поселений котельников. Рядом находилась знаменитая Таганская слобода.

 

            Московские ювелиры изготовляли ажурные изделия из серебра. Серебряники   жили в районе Серебрянической набережной у Яузы. Широко были   распространены гончарное и кожевенное производства. Разнообразные одежды изготовляли московские портные: от дорогих кожухов на собольем меху для знати до сермяг для простых горожан. Городское строительство обслуживали артели плотников и каменщиков. Память о столярах-столешниках сохранилась в  названии Столешникова переулка.

 

            Превратившись в столицу русского государства, Москва в то же время   становится и центром культуры. Образованность в XIV-XV веках была в   основном привилегией господствующих классов и прежде всего духовенства. К числу достаточно образованных людей принадлежали купцы, княжеские дьяки,  часть горожан.

             В Москве было достаточно широко развито книжное дело. В крупнейших   московских монастырях работали монахи-писцы. Они переписывали книги,   которые переплетались в прочные, обтянутые кожей деревянные переплеты,   украшались миниатюрами и заставками. В монастырях также работали   иконописцы, которые расписывали иконы на заказ и для продажи. Исторические знания образованный читатель черпал в первую очередь из   русских летописей.

            Повышение политической значимости Москвы и ее развитию как литературного   центра Руси. Особого взлета московская литература достигает на рубеже   XIV—XV вв., когда настала пора подведения итогов предшествующего времени и   начался процесс художественного осмысления бурных событий эпохи   Куликовской битвы. Уже в самом начале вместе с описанием героических событий недавнего прошлого в литературных произведениях Москвы ставились  задачи и политического характера: прославление московских князей, освещение роли митрополитов в деле объединения Руси и борьбы с ордынским  игом, обоснование московского пути “собирания земель”. Одним из первых, кто взялся за авторское и редакторское перо и поставил к разрешению такие  задачи был митрополит Киприан. С ним и его литературным кругом было связано создание двух произведений, основой которым послужили памятники предшествующего времени - Житие святого митрополита Петра и Троицкая  летопись. Сам митрополит не чуждался литературного труда. Известны его  греческие переводы и послания некоторым церковным иерархам.

             Первое житие митрополита Петра было написано еще во времена Ивана Калиты и, судя по всему, по его заказу. Авторство его точно не установлено.   Предполагается, что автором мог быть ростовский епископ Прохор, сподвижник и очевидец последних деяний Петра, или какой-нибудь неизвестный писатель, близкий к митрополиту и великому князю. Написанное им тогда Житие больше походило на краткую биографическую запись, предназначенную скорее для церковного поминания, чем для чтения. В редакции Киприана Житие превратилось в высокохудожественное произведение, отягощенное литературным украшательством с выражениями похвал умершему митрополиту. Житие обнаруживает много сходства в биографиях Петра и Киприана: трудности и самоотверженность на пути к митрополичьему престолу, борьба с соперниками, интриги врагов, успешное достижение цели. Под пером Киприана святой Петр становится основоположником московской государственности, ему приписывается пророчество будущего возвышения Москвы, совет Ивану Калите о  постройке Успенского собора и желание быть в нем погребенным.

              В Троицкой летописи, составленной в начале XV века, как и в Житии святого   Петра, обнаружились политическая позиция и литературные вкусы Киприана. В основу составленной летописи были положены: великокняжеский летописный свод 1305 года, написанный в окружении князя Михаила Ярославича Тверского, московская летопись Ивана Калиты, куда входили семейные и городские  хроники первых московских князей, летописные записи Ростова и Владимира. Оказался в руках митрополита и летописец митрополита Петра.

              Троицкая летопись была первым общерусским сводом московского   происхождения. Главное внимание в ней было уделено церковным делам и   борьбе иерархов за митрополичий престол. В летопись была включена и   “Повесть о Митяе”, также составленная в окружении Киприана. В ней   подвергались критике и осуждению главные противники митрополита -   ставленник Дмитрия Донского духовник великого князя Митяй-Михаил и   суздальский епископ Дионисий. Совсем мало места в летописи было уделено   самому Дмитрию Донскому, Куликовской битве и, вопреки поздней традиции,   преподобному Сергию Радонежскому.

               На рубеже XIV—XV вв. разворачивается литературная деятельность Епифания Премудрого, ростовского уроженца, постриженника Троицкого Сергиева  монастыря. В 90-х годах XIV века им было написано Житие Стефана Пермского. Наибольшей литературной зрелости Епифаний Премудрый достиг в годы   написания Жития Сергия Радонежского, учеником которого он был в последние  годы жизни основателя Троицкого монастыря. Жития Епифания Премудрого   являются образцом повествовательной прозы того времени. Прозе Епифания   была присуща краткость, но, вместе с тем, емкость изображения. Она была насыщена ценными биографическими сведениями о подвижниках. Даже в поздних переработках сочинения Епифания не утратили своего прежнего качества.

               Стилистически связано с Епифанием Премудрым “Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского”, также созданное в 90-х годах столетия. Оно соединяло житийные мотивы и словесную похвалу великому  князю. “Слово” содержит мало биографических сведений о Дмитрии Донском, но в то же время пропагандирует положительную роль его деяний в деле  возвышения Москвы.

             Однако не все памятники московской литературы содержали восхваления   великому князю. “Повесть о нашествии Тохтамыша на Москву” рассказывала о   внезапном походе и разорении Москвы ордынским ханом в 1382 году. За первые сто лет своего бытования Повесть подверглась неоднократным редакторским  переделкам. Тем не менее, первоначальная позиция автора достаточно ясна. Неоднозначная оценка, близкая к осуждению, дана и великому князю и митрополиту Киприану, и боярам, бросивших или пытавшихся бросить город на  произвол судьбы. Осуждается в Повести и восстание москвичей, устроивших вече, но в то же время отмечается их упорство и героизм при обороне.  Особые симпатии автор питает к торговым людям и купцам - суконник Адам -  один из героев обороны. Автор Повести отметил и главную причину Тохтамышева разорения. Это - отсутствие единства князей. Тема единства Руси была одной из центральных в московской литературе, ее актуальность  заполняла весь последующий XV век. Как бы в ответ на Повесть о нашествии  Тохтамыша была написана Повесть о Темир-Аксаке. Она рассказывала о походе Тимура (Тамерлана) на Русь. Центральным событием Повести являлся перенос Владимирской иконы Богоматери в Москву. Перенос общерусской святыни и вмешательство божественного проведения сорвали завоевательные планы Тимура. Направленность Повести свидетельствовала о возросшей политической   значимости Москвы на рубеже XIV—XV веков.