Игра как культурная универсалия

Содержание

Введение……………………………………………………………………

1. Характер и значение игры как культурной универсалии ……………

2. Игровые концепции…………………………………………………….

  2.1 Игровая  концепция Й.Хейзинга…………………………………….

  2.2 Игровая концепция Х.Ортега-и-Гассета…………………………….

  2.3 Игровая концепция Е.Финка…………………………………………

  2.4 Игровая концепция культуры Г. Гессе………………………………

3. Игровой элемент современной культуры………………………………

4. Культура и эпохи с точки зрения игры…………………………………

Заключение………………………………………………………………….

Литература………………………………………………………………….. 

Введение

      Среди множества человеческих обычаев в культуре имеются некоторые общие черты. Те черты, которые существуют почти во всех обществах, называются культурными универсалиями. Культурные универсалии — это нормы, правила, ценности, свойства, традиции которые характерны всем культурам, независимо от исторического времени, географического места и общественного строя. С давних пор все определение шло к убеждению, что человеческая культура возникает и разворачивается в игре. Игра в данной работе рассматривается как явление культуры и анализируется средствами культурологического мышления.

     Многие исследователи  отмечают незаинтересованный характер  игры. Как биологическая функция она необходима как индивидууму, так и обществу в силу заключенного в ней смысла. Скорее игра, нежели труд, была формирующим элементом человеческой культуры. Прежде чем изменять окружающую среду, человек сделал это в собственном воображении, в сфере игры [1, с.133].

  Так как человек  всегда имел склонность облекать в формы игрового поведения все стороны своей жизни, тема игры как культурологической универсалии остается актуальной и сегодня. Одно из наиболее важных достояний человека это его творческие устремления, которые не редко противопоставляются разрушительным действиям. Тема данной работы очень интересна, так как исследование игры помогает понять человека и факторы, влияющие на его поведение.

Целью данной работы является рассмотрение игры как культурологической универсалии.

В данном реферате представлены такие темы, как определение игры, её характера и значения как культурологической универсалии, игровые концепции Й. Хейзинга, Х. Ортега-и-Гассета, Е. Финка, игровой элемент современной культуры, культура и эпохи с точки зрения игры.

1. Характер и значение игры как культурологической универсалии

    Игра, с научной  точки зрения, намного старше культуры, так как понятие культуры подразумевает человеческое сообщество, а животные “не дожидались появления человека, чтобы научить их играть”[2, с.21].

    Различные ученые  указывают, что в игре есть  нечто, выходящее за пределы  непосредственного стремления к  поддержанию жизни. Как бы это  не называлось, в любом случае, эта целенаправленность игры  производит на свет некоторую нематериальную стихию, включенную в сущность игры.

    Феномены игровой  культуры можно определить как  традиционные. Формулировка «традиционные» применяется к архаичным играм и игрушкам, к традиционным в масштабах этноса, к принадлежащим детскому сообществу и определяемым в российской науке как «традиции детской субкультуры», в зарубежной – как «традиционные детские игры», «детский игровой фольклор». Примером критериального подхода может быть определение «традиционная игра», принятое на Международной конференции по традиционным детским играм (Белград, 1986). В основе определения лежит совокупность критериев традиционности: связь с народными традициями, включенность в неофициальную культуру, коллективность и вместе с тем анонимность творчества множества индивидов, отсутствие письменных способов фиксации. Критериями традиционности считается бытование игры в трех поколениях; распространенность в трех регионах; типичность для данного народа. Определит традиционную игру можно по критериям этничности (возникает по исходной инициативе этноса); универсальности (развивает универсальные составляющие психики); и индивидуальности (адресуется каждому индивидуально).

    По критерию  исторического возраста как традиционные  определяют игровые феномены, относящиеся  к «детскому периоду» в истории  человечества; сопоставимые с ранними этапами антропогенеза, насчитывающие столетнюю и даже тысячелетнюю давность; наиболее древние, архаические, восходящие к этапам человеческой первобытности – неолиту и энеолиту.

    Согласно И.  Хейзинга повторяемость – одно из существеннейших свойств игры, посредством которого «игра сразу же фиксируется как культурная форма, а, будучи однажды сыгранной, остается в памяти как некое духовное творение или ценность, передается далее как традиция и может быть повторена в любое время». Повторяемость обеспечивает сохранность и воспроизводство из рода в род, из века в век, от одного народа к другому игр, игрушек, занимательных и поучительных для детей всех рас и племен, всех религий и ступеней культурного развития (Е.А. Покровский). Посредством повторяемости аккумулированный в традиционных играх многовековой опыт различных культур и человеческих сообществ, народных традиций, духовного потенциала  распространен среди детей из разных регионов, совершенно различного происхождения и разных поколений.

    Философско-антропологические  концепции фиксируют традиционность, архаичность игровых феноменов,  исходя из статуса игры как  одной из древнейших форм культуры  и бытия человека. В философской  концепции всеобщности культуры  высказывается идея об игровом  начале эволюции, об игре как  культурно-исторической универсалии,  от которой берут начало культ,  обряд, поэзия, музыка, танец (Й.  Хейзинга). В концепции культурного синкретизма подчеркивается роль явлений первобытной культуры в жизни родового человека, среди которых игра, развивающаяся в синкрете с магией, религией, искусством, праздником, карнавалом (М.М. Бахтин), выступает древнейшим источником удовлетворения человеком потребности в самовыражении. В трактовках единства игры и культуры, игры и искусства их генетическая и функциональная связь объясняется «двуплановостью поведения», подразумевающего одновременную реализацию практического и условного, сочетание условности и действительности происходящего (И. Кант, Ф. Шиллер). В онтологии игры определяется статус игры, особым образом структурирующей бытие человека, позволяющей самообъективироваться в определенном культурном тексте, отражающем многие черты порождающей его культуры посредством конструирования условной реальности.

    К определению  основных функций игры неоднократно  обращались ученые различных  специализаций (физиологи, психологи,  философы, педагоги). Синтез этих  теорий позволяет выделить следующие  положения: игра это высвобождение избыточной жизненной силы;  удовлетворение потребностей в разрядке; инстинкт подражания;  упражнение на пороге серьезной деятельности; игра учит себя ограничивать и поддерживает собственную индивидуальность

    Но Й. Хейзинга находит неудовлетворительными эти объяснения, так как,  по мнению исследователя, можно было  принять эти положения, в том случае, если  одно из них было исчерпывающим, оно исключило бы все остальные, как некое “высшее единство охватывало их и вбирало в себя”[2, с.22].

    Й. Хейзинга доказывает, что игра относится к области иррационального, так как распространяется на животный и на человеческий мир, она не может быть обоснована никакими рациональными связями. Ведь укоренённость в рассудке означало бы, что её пределы - человеческий мир. Существование игры не связано ни со ступенью культуры, ни с формой мировоззрения “Игра, какова бы ни была её сущность, не есть нечто материальное”[2, с.23]. И у животных она вырывается за границы физического существования. С точки зрения мира как силовое взаимодействие, игра есть нечто избыточное. Лишь с внедрением духа, который сводит на нет эту определенность, наличие игры становится возможным, мыслимым, постижимым.

    Понятие игры  в культуре: игра предстает как  некая заданная величина, предшествующая  самой культуре, сопровождающая  и пронизывающая её от истоков, вплоть до той фазы культуры, которую  в данный момент переживает сам наблюдатель [2 ,с.24].

    Заканчивая анализ  характера и значения игры как культурологической универсалии, ставим вопрос: как человек поднялся от низших форм религии к наивысшим? Й.Хейзинга дает вполне определенный, но и краткий ответ: оценка священной мистерии как наивысшего достижимого выражения того, к чему нельзя подойти чисто логически, ни в коей мере не устраняется. Освященное действие некоторыми своими сторонами во все времена остается включенным в категорию игры, но наличие такой подчиненности не мешает нам признавать его священный характер [2,  с.44].

2. Игровые концепции

2.1 Игровая концепция культуры Й. Хейзинга

Й. Хейзинг  (1872-1945) известен своей работой «Homo ludens» («Человек играющий»), в которой он защищает тезис об игровом характере культуры. Игра предшествует культуре, игра старше культуры, игра творит культуру - таковы основы концепции Хейзинга. Свой  интерес к человеку играющему Хейзинга обосновывает следующим образом: “Когда мы, люди, оказались далеко не столь мыслящими, каковыми “век более радостный'' счел нас в своем почитании Разума, для наименования нашего вида рядом с homo sapiens поставили homo faber, человек-делатель. Однако термин этот был еще менее подходящим, чем первый, ибо понятие faber может быть отнесено также и к некоторым животным. Что можно сказать о делании, можно сказать и об игре: многие из животных играют. Все же, мне кажется, homo ludens, человек играющий, указывает на столь же важную функцию, что и делание, и поэтому, наряду с homofaber, вполне заслуживает права на существование”.[3 с.19]

 Игра в концепции Й. Хейзинга - это культурно-историческая универсалия.Общественный импульс старше, чем сама культура, игра издревле заполняла жизнь и заставляла расти формы архаической культуры. Дух, который формировал язык, каждый раз перепрыгивал с уровня материального на уровень мысли. Культ перерос в священную игру. В игре родилась поэзия и стала жить благодаря игровым формам. Музыка и танец были игрой. Мудрость и знание находили свое выражение в освященных состязаниях. Право выделилось из обычаев социальной игры. На игровых формах улаживались споры с помощью оружия и условности аристократической жизни. Хейзинга убежден, что культура в ее древнейших формах «играется». «Она происходит из игры, как живой плод, который отделяется от материнского тела она развивается в игре и как игра». «Культура зачинается не как игра и не из игры, а в игре» [3 с.62-63]. Обзор истории культуры, ее различных эпох приводит ученого к выводу об убывании игрового элемента в культуре. Вытеснение игры, начавшееся в XVIII в., и заканчивается к XIX в. Духом общества, по мнению Хейзинга, начинает завладевать прозаическое понятие пользы. Получает признание заблуждение, в том что экономический интерес и экономические силы определяют ход истории. Дух утилитаризма и рационализма убили таинство и провозгласили человека свободным от греха и вины. Производство и  труд становятся идеалом, а вскоре идолом. Культура гораздо меньше играется, чем в предшествующие периоды. Эта ситуация является наилучшим показателем кризиса европейской культуры, достигшего в XX веке полного своего выражения. [3 с.182]

Достоинство и актуальность исследования голландского ученого обусловлены тем, что анализ истории культуры под знаком игры сопряжен автором с жизненными процессами и катаклизмами современного сознания, с перспективами культурного движения. Позднебуржуазная культура теряет игровую традицию; там же, где, похоже, что она играет, отмечает Хейзинга -эта игра фальшива. Автор предупреждает о разрушении культуры, уходящей от истоков. Игра, наполненная эстетическими моментами, творящая духовные ценности и «проигрывающая», ранее культуросозидающий фактор, теперь переродилась в спорт. Он превратился в организованный научно-технический азарт. Из единства физического идуховного он сохранил низменную физическую сторону. Культурная игра - игра общественная и общедоступная. Чем больше в ней участников и меньше зрителей, тем больше плодов она приносит личности. [3 с.184]

Духовное напряжение культурной игры, по мнению Хейзинга, утратило даже искусство. В искусстве обособились две стороны художественной деятельности: свободно-творческая и общественно-значимая. Масса людей потребляет искусство, но не имеет его необходимой частью своей жизни и, тем более, не творит его сама. Анализ современного сознания автор «Homo ludens» сопровождает понятием «пуелиризм» - понятием, которое передает наивность и ребячество одновременно. Пуелиризм противоположен игровому сознанию, он несет в себе несамостоятельность, грубость и нетерпимость юношества. В основе пуелиризма - путаница игры и серьезного. Работа, долг, жизнь - не воспринимаются современным человеком серьезно, и, наоборот, игровая деятельность приобретает серьезный характер. Политические речи ведущих лидеров - злое озорничание, замечает Хейзинга. В современной жизни царит суррогат игровой деятельности: темперамент переросших детей и мудрость юношеских клубов. Сюда попадает, к примеру, легко удовлетворяемая и никогда не насыщаемая потребность в банальных развлечениях, жажда грубых сенсаций, тяга к массовым зрелищам. Ранние эпохи не исключают подобных явлений, но там нет массовости и жестокости, с которой они проявляются в публичной жизни сегодня. В пуелиризации культуры сыграло роковую роль вступление полуграмотной массы в духовное общение, приведшее к девальвации нравственных ценностей, полагает Хейзинга. Путь преобразования культуры ученый видит в распространении нового общественного духа. Необходимо возродить в широком культурном сознании первозданную игровую природу. Такова по сути альтернатива духовному кризису, предложенная в «Человеке играющем». Концепция «культуры-игры» конструирует своего рода образную модель культуры, базирующуюся на гуманистических ценностях, вступивших в противоречие с реальностью XXI в. Такие понятия, как закон, порядок, благородство, честь, порядочность, свобода, бескорыстие, душевное равновесие, коллективность, гармония и целостность личности, определяют игровую альтернативу. Тесны и многообразны узы, связующие игру и красоту. Игра пронизана ритмом и гармонией, ей присущи радость и изящество. Условность игры как таковой подчеркивает релятивность проекта Хейзинга. Этот момент особенно виден в его «Осени Средневековья». «Действительность полна страстей, трудна и жестока, - пишет он, - ее возводят до прекрасной мечты о рыцарском идеале, и жизнь строится как игра». И далее. «Стремление к более прекрасной жизни наполняет общество элементами игры». Не всякая игра может быть культуросозидающим фактором. Подлинная культура требует «благородной игры». В этой идее достоинство гуманиста Хейзинга, выступающего против произвола и варварства, но в то же время и основное противоречие заявленной темы, в которой проблема серьезного и игрового запутана в коловращении понятий. Ведь сама по себе игра ни добра, ни дурна. И если человек оказывается в ситуации морального выбора, Хейзинга, предписывает ему решение, достойное кантовского категорического императива. Нравственная совесть представляет мерило человеческого поступка. Особенности стиля «Человека играющего» исключают разработку строго научной концепции. Идея «культуры-игры», по преимуществу, обладает свойствами плодотворного научного мифа, позволяющего глубже понять специфику современных духовных процессов путем постижения фундаментальных основ культурной традиции.

                 2.2  Игровая концепция культуры Х. Ортеги-и-Гассета

     Тема игры  воодушевила также испанского  философа Х. Ортегу-и-Гассета (1889-1955). Подобно Хейзинге Ортега озабочен судьбой современной культуры, кризисным бытием личности в условиях "массового общества".

Являясь беспощадным  критиком массовой культуры, захлестнувшей  Европу в нынешнем столетии, Ортега-и-Гассет противопоставляет ей подлинную «живую» культуру, которую человек  делает личным достоянием, обращаясь  к ней в силу спонтанной внутренней потребности. Характеристика «живой» культуры, данная испанским философом, созвучна критериям игры Хейзинги. Сущность культуры, по мнению этих мыслителей, составляют спонтанность и отсутствие прагматической установки. Из конкретных элементов такой культуры складывается «элитарный» пласт культурного процесса, противостоящий натиску массовой культуры  Ортегу по праву называют теоретиком  элиты. Свои социологические идеи  он достаточно определенно выразил в небольшой по объему, но широко  известной книге "Дегуманизация искусства". Он склонен считать, что существуют две разновидности рода человеческого: "народ", или масса, являющаяся "косной материей исторического процесса"; элита - особо одаренное меньшинство, творцы подлинной культуры. Предназначение "лучших" - быть в меньшинстве и сражаться с большинством. В течение полутора веков серая толпа претендовала на то, чтобы представлять "все общество". С этим Ортега связывает все недуги Европы. По его убеждению, близится время, когда общество от политики и до искусства вновь начнет складываться, как должно, в два ордена или ранга: орден людей выдающихся и орден людей заурядных [4 с.2-5].

Игра противопоставляется  обыденности, утилитаризму и пошлости человеческого бытия. В произведениях испанского автора установка на игру приобретает различные оттенки: от трагического до ликующего, спортивно-праздничного чувства жизни. В "Медитации о Дон-Кихоте" Ортега полагает, что способ существования подлинной личности заключается в трагедии. Трагический герой - это избранник, принадлежащий духовной элите, определяющим его качеством является способность к созерцательной игре. В отличие от обывателей, герой не берет необходимость в расчет, сопротивляется привычному и общепринятому, руководствуется собственной свободой воли. Свои философские откровения Ортега завершает символически: ночью на парижском кладбище два бессмертных флоберовских пошляка Бувар и Пекюше хоронят поэзию во имя натурализма и детерминизма. Духовный кризис эпохи завершается[5 с.1,19,24].

    Ортега- один из самых глубоких интерпретаторов буржуазной действительности. Констатируя тяжелейший кризис, через который проходит современное сознание, мыслитель отмечает тончайшие его проявления. "Система ценностей, организовывавшая человеческую деятельность еще каких-нибудь тридцать лет назад, утратила свою очевидность, притягательность, императивность. Западный человек заболел ярко выраженной дезориентацией, не зная больше, по каким звездам жить" [ 5 с.19]. Испанский теоретик пытается найти ориентиры в хаосе культуры, лишенной внутреннего строя, его богатое воображение создает игровую утопию спортивно-праздничного отношения к жизни.