Детство у восточно-африканских народов хадза и датога

РЕФЕРАТ ПО ЭТНОГРАФИИ 
 
 

ТЕМА: ДЕТСТВО  У  ВОСТОЧНО – АФРИКАНСКИХ НАРОДОВ ХАДЗА И ДАТОГА 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Введение

     Африканские этносы хадза и датога до сих пор ведут традиционный образ жизни, из поколения в поколение передавая знания предков. Хадза придерживаются моногамии, занимаются охотой и собирательством; датога, напротив, практикуют полигинию и представляют собой пример полуоседлых скотоводов.

     В 2006 и 2007 годах Российской комплексной  экспедиции в северную Танзанию под руководством проф., д.и.н. М.Л. Бутовской)[1] представилась замечательная возможность поработать среди народов Восточной Африки, до сих пор ведущих традиционный образ жизни. В этой статье речь пойдет о двух этносах — хадза и датога.

     Хадза (хадзапи, тиндига, киндига, кангеджу, вахи) представляют собой редкий пример неспециализированных охотников-собирателей. На сегодняшний день численность хадза оценивается примерно в тысячу человек, большинство полностью обеспечивает себя едой за счет собирательства и охоты. Датога (татога, мангати, барабайг) — полуоседлые скотоводы (около 20 тысяч человек), все они также продолжают придерживаться традиционных занятий и почти верований. Они держат крупный рогатый скот, а также овец, коз и ослов и ведут полукочевой образ жизни.[См.: Калиновская К. Нилоты ,  с. 383 // Народы и религии мира. М., 1998; / Бутовская М., Буркова В., Драмбян М. Церемония прижигания ребенка как инициация включения у датога северной Танзании // Вестник РГНФ. М., 2008]. Образ их жизни и, в частности, стиль воспитания детей в корне отличаются от западных.

Объект: народы Восточной Африки

Предмет: хадза и датога северной Танзании

Цель: изучить образ жизни и стиль воспитания детей у народов в северной Танзании.

1. Рождение детей

     Хадза практикуют моногамию, и число детей в семье сравнительно небольшое (в среднем три-четыре ребенка). У датога распространена полигиния, поэтому у мужчин нередко бывает по 40 и более детей (многие мужчины имеют по две жены и более).

     Роды  происходят в «домашних» условиях, но эти условия вряд ли можно назвать  домашними в нашем понимании. Женщина рожает сидя, вытянув ноги вперед, на шкуре на земляном полу в  доме, который представляет собой  строение, сделанное из палок, грязи  и навоза (у датога), или просто «на природе» (у хадза). Сзади ее поддерживает под плечи помогающая женщина (как правило, близкая родственница со стороны мужа или родная мать/сестра). Мужьям и вообще мужчинам запрещается присутствовать при родах или даже находиться поблизости. На мужчину возлагается роль добытчика пропитания для жены и родившегося ребенка: каждый день он обязан приносить убитую на охоте дичь (у хадза) или убивать часть своего скота (у датога). Пуповину, как правило, перерезает сама роженица ножом, ранку прижигают угольком. Новорожденного обмывают теплой водой; в сухих районах ребенка обмывают свежей коровьей мочой (у датога). Таким образом женщины «защищают» ребенка от различных послеродовых инфекций. Чтобы новорожденный не заболел, его с матерью также изолируют или ограничивают к ним доступ — практику временной изоляции роженицы можно наблюдать почти во всех традиционных обществах (например, у австралийских аборигенов [См.: Артемова О. Дети в обществе аборигенов Австралии, с. 22 // Этнография детства. Традиционные методы воспитания детей у народов Австралии, Океании и Индонезии. М., 1992]. У датога мать с ребенком в течение месяца-двух не покидает определенной части дома (как правило, это одна или две комнаты) и не выходит на улицу, пока не состоится церемония «первого выноса» ребенка. Хадза, хотя и не придерживаются столь строгих правил (в том числе и в силу отсутствия дома как такового[2]), также стараются оградить ребенка от общения с соплеменниками. К сожалению, несмотря на все эти предосторожности, детская смертность среди хадза и датога по-прежнему высока, особенно в первые месяцы жизни. Так, по нашим данным, до шести-семи лет доживают около 80 % детей.

     Практикуются  и манипуляции с последом, пуповиной  и первыми волосами, также широко распространенные в традиционных обществах  на всех континентах. У датога пуповину и плаценту — обереги ребенка — зарывают в стойле внутри бомы (подворья, включающего несколько жилых построек и загонов для скота). Первые волосы новорожденного бросают в стойло, чтобы младенец не стал легкой мишенью для черной магии. 

2. Раннее  детство

     С самого раннего детства ребенок  у хадза и датога окружен заботой и вниманием — не только родителей, но и всех соплеменников (у хадза в силу их малочисленности почти все являются родственниками друг другу). В больших семьях охотников-собирателей и скотоводов вокруг младенца всегда много «мамок и нянек», он привыкает к многочисленному присутствию людей и не испытывает страха перед незнакомыми [3]. Несмотря на это, именно у матери и отца он ищет утешения и защиты в опасных ситуациях [См.:  Бутовская М. Материалы из архива Российской комплексной экспедиции в северную Танзанию в 2006 году]

     Пока  мужчины заняты охотой (хадза) или выпасом скота (датога), женщины занимаются домашними делами и дети находятся при них. Ребенок практически все время находится с матерью: сидит рядом с ней или на ней, а когда она работает, привязан к спине платком — он постоянно чувствует ее тепло, тело, запах и поэтому спокоен. Ребенка не ставят в условия определенного режима кормления и сна, и мать редко находится вне поля зрения ребенка. Те, кто идут собирать ягоды и коренья или хворост, оставляют своих детей на оставшихся в лагере. Часто за малышами поручают следить старшим детям — эта практика существует и у более модернизированных африканских народов (например, земледельцев иракв, живущих по соседству). Многие дети, едва научившиеся ходить, уже таскают за плечами младших братьев и сестер. У полигамных датога, кроме того, за детьми всегда присматривают другие жены и родственницы мужа. Раздоры среди жен случаются, но в целом они очень сильно помогают друг другу. Мы много раз наблюдали такую картину: младенец начинает хныкать, к нему сразу же подходит какая-либо из женщин (другая жена, сестра мужа, бабушка и т.д.) и начинает баюкать малыша, дает ему грудь. Ограничений в кормлении не существует. Лактация зачастую продолжается до появления следующего ребенка.

     Как и наши матери, африканские женщины  поют своим детям колыбельные, но содержание этих песен в корне  отличается. Женщина перечисляет  все трудности, с которыми она  столкнулась, пока ходила беременной, и волнения о его будущей жизни. Она рассказывает, как ходит для  него каждый день за водой, доит зебру  и готовит пищу семье, а его  оберегает от опасности и старается, чтобы, когда он вырастет, ему досталось  как можно больше скота[4]. Она  поет, что пока не жалуется на мужа и  его родню, он ее не бьет и обращается с ней хорошо, и она надеется, что сын тоже будет вести себя хорошо во взрослой жизни и будет помнить, как мать заботилась о нем и любила его. Таким образом, мать дает установку о том, каков отец ребенка. Если женщина сетует на мужа, ее жалоба направлена на то, чтобы устыдить его и заставить вести себя адекватно. А поскольку укор выражается в колыбельной, то он уже не может рассматриваться как прямое обвинение в адрес мужа и не может служить (официально) поводом для мужниного недовольства. Специфика датогских колыбельных заключается и в том, что они индивидуальны и создаются для каждого ребенка. Не бывает двух одинаковых колыбельных [См.: Бутовская М. Материалы из архива Российской комплексной экспедиции в северную Танзанию в 2007 году].

     Несмотря  на терпимое отношение к детям, в  традиционных культурах есть и довольно жестокие методы борьбы с детскими капризами. У датога, для того чтобы ребенок не плакал, производят шрамирование на щеках в виде двух вертикальных надрезов длиной пять миллиметров. На вопрос: «Как это связано с плачем?», — женщины-датога поясняют: «Соленые слезы попадают в ранки на щеках, и ребенок испытывает жжение всякий раз, когда принимается плакать». Таким образом, данная церемония строится на принципах отрицательного подкрепления, и ее основная цель — прагматическое желание, чтобы ребенок доставлял минимум неудобств матери и окружающим людям. В настоящее время такие насечки наносят не всем младенцам, а только тем, которые часто плачут [Бутовская М., Буркова В., Драмбян М. Церемония прижигания ребенка как инициация включения у датога северной Танзании, с. 7 // Вестник РГНФ. М., 2008]. Обычай делать надрезы детям на щеках не уникален — различные ритуалы, предотвращающие или останавливающие плач, широко распространены по всему миру [Сем Ю. Воспитание детей в традиционной культуре нанайцев, с. 124 // Этнография детства. Традиционное воспитание детей у народов Сибири. Л., 1988. / — Берндт Р., Берндт К. Мир первых австралийцев, с. 108 - М., 1981]

     Не  менее странными выглядят церемонии, направленные на укрепление здоровья младенца. Осенью 2007 года нам посчастливилось  наблюдать один из важнейших обрядов  жизненного цикла датога — «верверк»[5]. Данная церемония проводится для включения ребенка в датогское общество (которое на первом этапе жизни ребенка представлено его семьей и членами клана мужа) и включает прижигание головы и тела младенца в возрасте от семи дней до одного месяца. Прижигание — обязательная процедура для всех датога, его проводят даже те родители, которые перестали вести традиционный образ жизни, закончили школу и перебрались жить в поселки и небольшие города. Клейма на лице и теле служат важным идентификационным признаком племенной принадлежности. По шраму на лбу датога безошибочно распознают соплеменников и отличают от антропологически близких к ним масаев[6]. Это обстоятельство исключительной важности, так как между датога и масаями существует многовековая вражда (войны, набеги, взаимный разбой с угоном скота). Хотя от прижигания и остаются заметные следы в виде круглых ямок на коже на всю жизнь, сам процесс не такой болезненный, как можно ожидать. Процедура проводится с такой бережностью и аккуратностью, что все негативные эмоции у ребенка и окружающих сходят на нет. В церемонии, на которой мы присутствовали, каждый раз, когда ребенок начинал плакать, бабушка прикладывала его к груди и успокаивала ласковыми словами и поглаживанием.

     Датога с уверенностью говорили, что «верверк» обеспечит младенцу крепкое здоровье, и отмечали, что прижигание лба и родничка убережет ребенка от головных болей. Эти представления можно считать отголоском ранних верований, широко распространенных в древности: сходным образом, «на островах Бисмарка глубокая скарификация лба производилась с медицинскими целями» [Бутовская М., Буркова В., Драмбян М. Церемония прижигания ребенка как инициация включения у датога северной Танзании, с. 7 // Вестник РГНФ. М., 2008 / Медникова М. Неизгладимые знаки. М., 2007]. Наряду с прижиганием, отдельные кланы практикуют также шрамирование верхних век младенца (наносят два вертикальных надреза на каждое веко). Считается, что иначе человек будет страдать от глазных болезней или даже ослепнет.

     Дни рождения датога и хадза не празднуют, хотя само появление ребенка — большая радость. Взрослые с трудом определяют свой возраст и знают его точно, только если в год рождения произошло какое-то знаменательное событие (выборы президента или война с враждующими племенами). Большее значение придается имени человека: по представлениям датога и хадза (да и многих других народов мира), от того, какое имя будет дано человеку, зависит его дальнейшая судьба. Так, сейчас в Танзании детей часто называют именами президентов (например, имя бывшего президента Ньерере пользуется большой популярностью у всех танзанийцев). Но у хадза имя не является неизменным признаком человека. В зависимости от собственных желаний и «моды» они меняют свои имена. Так, хадза, который в прошлом году носил одно имя, в следующем может изменить его на другое, причем свое старое имя он признает с большим трудом. Для того чтобы узнать у хадза его предыдущее имя, нужно приложить немало усилий. 

     3.Социализация и воспитание

     У датога и хадза социализация детей осуществляется усилиями всей семьи и группы, главным образом путем последовательного включения детей в различные формы игровой, трудовой и ритуальной деятельности. В детстве ребенка не ругают и не бьют, детей в принципе не наказывают. Не существует такого количества табу, которыми окружен ребенок в современном индустриальном обществе. У африканцев (так же, как у японцев, малайцев, сингалов и ряда других народов) маленьким детям предоставляют максимум свободы [См.: Кон И. Ребенок и общество, с. 166 -  М., 2003]. Дисциплина появляется позже, когда ребенок усвоит нормы и правила поведения, принятые среди старших, но у датога, а особенно у хадза, и старшие дети не очень-то дисциплинированы. Многие вещи, за которые в нашей культуре ребенок получил бы нагоняй, там проходят просто незамеченными. Так, однажды мы наблюдали за ребенком, который в течение часа играл с огромным ножом. Причем взрослые не обращали на это никакого внимания и не беспокоились, что он может порезаться. Уже в таком маленьком возрасте ребенок вслед за взрослыми осваивал, играя, свою будущую «профессию» — среди датога есть несколько кланов, которые занимаются кузнечным делом). Ребенку разрешается есть со взрослыми противоположного пола, хотя для взрослых это строго запрещено. По мере взросления ребенок сам усвоит эти правила, просто наблюдая за жизнью вокруг, и нет никакой необходимости его поучать.

     Ребенок смотрит на взрослых и подражает  им, а они направляют его поведение  в нужное русло в процессе повседневных дел и в ходе личных взаимоотношений. Мальчики хадза часто соревнуются в стрельбе из лука, как и взрослые мужчины. Мальчики датога постоянно заняты борьбой на палках — когда они вырастут, то будут с ее помощью разрешать конфликты с соплеменниками[7]. Взрослые вмешиваются лишь в том случае, если игра приобретает агрессивный характер. Обучение детей ориентировано скорее на независимость и самостоятельность, чем на послушание.

     Ребенок с самого рождения тесно общается с матерью и другими женщинами, а вот отец в первые годы жизни  в основном обеспечивает ребенка  пищей. Через несколько лет отношение  отца меняется. Как и во многих других культурах, он проявляет больший  интерес к мальчикам, так как  должен обучить их мужским навыкам. Не чуждо отцам и проявление нежности — нередко можно увидеть мужчину  с ребенком на руках, играющего с  ним или спящего рядом.

     Поскольку собственной кровати (и тем более  отдельного помещения) у детей нет, спят они всегда рядом со взрослыми. Несмотря на это, у маленького датога и хадза уже существуют свои вещи — это специально сделанный для него и расшитый бисером калабаш (сосуд из тыквы), из которого его поят молоком, охранительные амулеты, бусы и браслеты, которые он носит с самого младенчества. На ногу ребенку часто вешается специальный колокольчик, чтобы всегда было слышно, где он находится. Кроме того, датога на первый вынос мальчика «в свет» — знакомство с родственниками и близкими — дарят ему стрелу и копье. Мальчику хадза, как только он начинает ходить, отец или старшие братья делают лук и стрелы. На первые зубки датога дарят мальчику корову, на девочку надевают зеленые бусы и дарят ей овцу. Когда мальчику исполняется три года, мать берет специальный посох и идет просить коров для сына у своего брата и брата мужа. Тот отводит ее к стаду и показывает, каких коров он отдает племяннику. Для девочки мать просит у дядей только украшения — когда той исполнится 15–17 лет. Таким образом, к началу взрослой жизни у мальчика накапливается уже значительное количество скота, которым он может распоряжаться. Девочки получают скот, выходя замуж — в качестве приданного от отца и подарков со стороны мужа и его родственников.

     Дети  хадза с раннего детства осваивают навыки охоты (мальчики) и собирательства (девочки). Отец или старшие братья делают мальчику первый лук и стрелы, когда тот начинает самостоятельно бегать по лагерю, а к четырем-пяти годам мальчик уже способен попасть стрелой в дерево на расстоянии семь-десять метров. По мере взросления мальчик сам (с помощью взрослых мужчин) изготовляет себе лук и стрелы под свой рост и длину рук[8]. Отцы начинают брать с собой на охоту (вблизи лагеря) мальчиков в возрасте от шести лет, а затем по мере взросления расстояние от лагеря постепенно увеличивается. 10-летние мальчики уже обладают хорошими навыками охоты и способны добыть некрупную дичь типа мангуста, дамана или цесарки [См.: Бутовская М., Драмбян М. Хадза Танзании: традиции и современность, с. 107 // Азия и Африка сегодня. М., 2007. № 7.] Обучение происходит как в процессе охоты, так и по возвращении. Старшие мужчины устраивают настоящий «разбор полетов», анализируют каждый шаг недавней охоты и разъясняют ошибки, допущенные подростками (ил. 8). На девочек взваливают трудовые обязанности в более раннем возрасте: в возрасте 8–10 лет они не только помогают матери собирать ягоды и копать клубни, но и самостоятельно собирают лечебные смолы, которые используются хадза для очищения зубов и профилактики кариеса. К 15 годам девушка хадза, а к 20 — юноша уже способны полностью обеспечить себя пищей.