Публицистика М.Зощенко,Е.Петрова и И.Ильфа

На долю Михаила Михайловича Зощенко выпала слава, редкая для человека литературной профессии. Ему понадобилось всего лишь три-четыре года работы, чтобы в один прекрасный день вдруг ощутить себя знаменитым не только в писательских кругах, но и в совершенно не поддающейся учету массе читателей.

Кем только Зощенко  не работал: и контролером поездов, и командиром взвода, и прапорщиком, и командиром батальона, и начальником почт и телеграфа, агентом уголовного розыска в Петрограде, инструктором по кролиководству и куроводству в совхозе Маньково Смоленской губернии. Вот перечень того, кем был и что делал Зощенко, куда бросала его жизнь, прежде чем сел он за писательский стол. Этот перечень необходим. За сухими строчками зощенковской анкеты проглядывается время, которое сегодня мы справедливо считаем неповторимо возвышенным и великим, но которое для многих живущих тогда людей было временем неслыханных испытаний, временем голода, тифа и безработицы.

В поисках героя и жанра Зощенко обратился к юмористической журнальной традиции. Свою журналистскую деятельность он начинает в таких юмористических журналах как «Дрезина», «Красный ворон», «Огонек», «Красный журнал для всех», сотрудничать с журналами «Бузотер», «Смехач», «Бегемот». Жанр юмористического рассказа чрезвычайно  близок жанру традиционного фельетона – иногда до полного стушевывания разницы между ними. Рассказ такого типа культивировался, например, в журнале «Сатириконе». Сатириконовские традиции послужили для Зощенко материалом, от которого он оттолкнулся. Зощенко не бытописатель. Быт не в такой степени изобилует теми ситуациями и тем сказом, которые привлекает Зощенко. И ситуация и говор – конечно, обобщение, выжимка из быта и из говора, нужная автору для его целей.

От схемы юмористического рассказа остались только ее принципы – острый и злободневный сюжет, проходящий полный круг на коротком расстоянии рассказа. Все остальное претерпело существеннейшие изменения, изменилось до полной неузнаваемости. В юмористической литературе одна и та же схема перелицовывается сотни раз. Зощенко открыл громадное количество новых схем, которые будут использованы и в большом количестве уже используется в  этой литературе. Оставив при этом у себя в руках патент на свое изобретение. Ни одно использование его традиций не достигает той степени сложности и тонкости обработки, на которой неизменно стоит Зощенко.

Зощенко сломал канонизированную  схему юмористического рассказа. Это до такой степени ощутимо, что Зощенко позднейшей формации выступает большей частью пародией и осмысленной издевкой на него. Поэтому четких границ между фельетоном и юмористическим рассказом Зощенко не прослеживается. 

Знакомясь с фельетонами Михаила Михайловича, читатель, кажется, и понимает ориентацию на широкий читательский слой писателя, и язык будто бы доступен, но простота его произведений обманчива. Чтобы добиться этой простоты, автору требуется много и напряженно трудиться.

В фельетонах автор непосредственно откликается на реальные события дня. За годы, которые он провел в гуще бедных людей, Зощенко сумел проникнуть в тайну их разговорной конструкции, с характерными для нее вульгаризмами, неправильными грамматическими и синтаксическими конструкциями сумел перенять интонацию их речи, их выражения, обороты, словечки – он до тонкости изучил этот язык и уже с первых шагов в литературе стал пользоваться им легко и непринуждённо. Фельетоны изобилуют подобными выражениями как «душа, склонная к простуде» («На Парнасе»), «антихудожественно летит» («На Парнасе»), «морально поперхнется моим фельетоном» («Каменное сердце»), «человек пролетарской закваски» («Каменное сердце»), «потолок бюрократизма» («Каменное сердце»), «одевалась чересчур бойко» («Горько»), «поганенькое дельце» («Практикант»), «набрехал несуразное» («Нахальство»), «собачья неприятность» («Социальная грусть»).

Писатель-сатирик Михаил Зощенко верен главной цели фельетона и, кажется, личной цели своего творчества – выступать против социального зла, раскрывать отрицательные черты характера человека.

В фельетоне «Горько», написанного в 1929 году, Зощенко раскрывает перед нами тему долга перед собой и своей родиной. Автор знакомит читателя с некием товарищем П. Из самого текста становится ясным, что это человек недалекий: «Про него, конечно, нельзя сказать, что он, например, интеллигент. Но он все-таки чего-то там такое знает. Чего-то такое читал и проходил. Так что он имеет полную ответственность и всецело должен отдавать отчет в своих действиях». Зощенко, поэтому и пытается как-то «оправдать» героя, его поступки, так как проблема не в окружающем, а в нем самом. Но наш герой не только высказывает свое мнение, но и выполняет своего рода особую миссию – проводит «воспитательную работу» с «мелкобуржуазной стихией» своего дома, под которой понимаются «чересчур бойко одевавшиеся» барышни.

Зощенко высмеивает «умника», решившего взять на себя такую ответственность, как «перевоспитание» недостойных или испорченных людей, «недостойных» жить в Советском Союзе. Товарищ П. развелся и женился на очередной испорченной «барышне», чтобы «из этой напудренной обезьянки сделать настоящего, достойного человека, с которым прилично будет ему идти рука об руку к намеченным идеалам». Следует полагать, что таким же достойным, как он сам.

Смешно и в то же время грустно, а Зощенко говорит: «Горько! Чрезвычайно горько». И будет совершенно прав.

Аналогичный вывод можно сделать о фельетоне «На Парнасе», который написан в 1937 году.

В  фельетоне «На Парнасе» Зощенко поднимает тему смысла литературы. Писательскую деятельность сравнивает с полетом летчиков, автор жалеет, что нет таких приборов, при помощи которых можно было бы сказать относится ли созданное произведение литературы значительным, достойным своего времени.

Михаилу Михайловичу обидно, что великие победы редко встречаются на «литературном Парнасе». И вот «кто – нибудь у нас полетел под самые небеса со своим литературным товаром». Высшей похвалой считается, когда писателя сравнивают с мастерами: «Бальзак и то туда не летал» или когда кто-то восклицает: «Тургенев и то выше не летал». Самое обидное, когда «он только коптит небо своим присутствием». Автор оставляет надежду на критиков и просит ответить, «почему наступили (…) сумерки на Парнасе».

 В 1923 году в свет выходит фельетон Михаила Зощенко «Аристократка». Едва появившись в печати, он имел огромный успех у читателей. Его отличает удачно переданная интонация бытовой мещанской речи, умение увидеть и описать мысли и поступки героев, детали их внешности, поведения.

Тема фельетона «Аристократка» - обличение мещанства. Повествование ведется от лица главного героя. «Я не люблю баб,  что в шляпках...» Герой увлекается одной особой, в которой впоследствии он разочаровывается. В финале обе стороны обижены. Герой почитает себя непогрешимым,  «уважаемым гражданином»,  хотя выступает обычным обывателем. Проявляются специфические черты сатиры: саморазоблачение героев через речь (неправильный язык,  просторечия,  вульгаризмы). Основная идея - человек должен вести себя культурно,  не быть обывателем.

Таким образом, смех убивает, поэтому Михаил Зощенко стремится высмеять лица. Однако фельетон часто вызывает у читателя не смех, а чувство горечи – от сознания несовершенства жизни и распространенности зла. Если читатель смеется, то обычно это смех сквозь слезы.

2.2 Своеобразие фельетонистики И. Ильфа и Е.Петрова

Обстановка в русской литературе рубежа 1920 - х – 30 - х годов, как известно, отличается сложностью и противоречивостью, этот период еще назвают и переходным в ее истории. Следующей стадией становится насильственное объединение всех советских писателей в единый союз. Процессы в литературе отражаются в художественной прозе и публицистике того времени. Очень ярко и всесторонне они были переданы в фельетонах выдающихся сатириков И. Ильфа и Е. Петрова.

Судьба литературного содружества Ильфа и Петрова необычна. Она  трогает и волнует. Они работали вместе недолго,  всего  десять  лет,  но  в истории советской литературы оставили глубокий, неизгладимый след. Память о  них  не меркнет, и любовь читателей к их книгам не слабеет.

Соавторы свою совместную деятельность начинаеют  в таких юмористических журналах как «Гудок», «Смехач», «Чудак», а с 1932 году Ильф и Петров начинают работать в «Правде». В газете был создан отдел литературы и искусства. Заведовал им писатель и журналист А. Эрлих, старый «гудковец», который  в числе первых, вместе с Б. Левиным, А. Малышкиным, К. Фединым и другими, привлек Ильфа и Петрова. Вскоре имена Ильфа и Петрова, так же как имя давно уже печатавшегося в «Правде» Михаила Кольцова, стали неотделимы от этой газеты.

Первыми опытами авторов «Двенадцати стульев» в этом русле были фельетоны 1929 года «Бледное дитя века» и «Великий лагерь драматургов». В первом поднимается актуальная для литературы того времени тема о подмене творчества «производством». Поэт Андрей Бездетный, герой произведения, штампует стихи к тому или иному празднику, самой горячей порой для него был ноябрь – в канун годовщины октябрьской революции. Герой все свое стихотворение выстраивает вокруг цифры тринадцать. Однако, когда он относит свое творение в редакции выясняется, годовщина революции была только двенадцатая. От такого расстройства, не сумев пережить неудачу, поэт умирает. Заключает фельетон беспощадное авторское резюме: «Поспешив со стихами на целый год вперед, он своей смертью все - таки опоздал на несколько лет. Ему следовало бы умереть между пятой и шестой годовщинами». Ильф и Петров здесь осмеивают и воцарившееся в искусстве «псевдотворчество», но и делают намек на сильную заидеологизированность всех сфер жизни советского человека.

Продолжает тему творчества, поставленного на поток, фельетон «Великий лагерь драматургов». В современном театре сатирики выделяют три типа создателей пьес: незадачливых, бесталанных, которых никто не ставит; перелицовывающих творения классиков – романы, повести, стихи); и драматургов признанных, с высоким самомнением, которые убеждены в своей гениальности и в квартирах которых «висят театральные афиши и пахнет супом. Это запах лавровых венков». Каждый из них штампует пьесы только из материальных соображений, их творения не имеют смысла.

В 1929 году на страницах «Литературной газеты» разгорелся спор о том, что необходима сатира в новой русской литературе. В январе 1930 года в московском Политехническом музее состоялся диспут «Нужна ли нам сатира?», в котором приняли участие М. Кольцов, В. Маяковский, Е. Петров, Е. Зозуля, В. Ардов и др. Критик В. Блюм выступил на диспуте с докладом (именно он заявил о себе как об «упразднителе» сатиры в статье «Возродится ли сатира?»)¹⁴ и заявил о ненужности сатиры.

После данного события Ильфом и Петровым был написан особый фельетон-репортаж «Волшебная палка» (1930). В начале произведения авторы иронизируют сам диспут: «Что бы не волновало граждан: проблема ли единственного ребенка в семье, взаимоотношения ли полов, нервная ли система, советская ли сатира – Исполбюро 1 МГУ уже тут как тут и утоляет жаждущих соответствующим диспутом». И далее в юмористическом ключе описывается дискуссия, приводятся мнения противоположных сторон.

Подобной  теме в сатирической литературе посвящен фельетон «Я, в общем, не писатель» (1932). Авторы подчеркивают, что теперь фельетоны пишут все. Ильф и Петров приводят несколько образчиков подобной сатиры. Обрисовав анфас и профиль «горе – фельетонистов», соавторы надеются, что читатели просвещены и будут теперь отличать в общем громадном потоке настоящую сатиру на общественные недостатки.

Несмотря на усиление контроля властей над искусством, Ильф и Петров высмеивают «творчество на заказ» в фельетонах 1932 – 1934 годов. Их критика не направлена против ограничений писателей в темах, которую наложил новый Союз, и тем более – методов их отражения, их сатирический запал бичует бесталанность и чиновничий подход к творчеству. Например, в фельетоне «Литературный трамвай» (1932) продолжается авторская критика типичного для большинства современных писателей веяния воспринимать творчество как производственный процесс, высмеивание склок, которым подвержены представители писательской среды.

В фельетонах И. Ильфа и Е. Петрова конца 1920-х – начала 30-х годов литературная ситуация периода нашла свое отражение. Авторы беспощадно критикуют характерное для среды писателей явление «псевдотворчества», создание произведений на заказ и «злобу дня».

2.3 И.Ильф  и Е.Петров как мастера очерка; их путевые очерки «Одноэтажная Америка»

На протяжении всей своей жизни Ильф и Петров встречаются с разными людьми, хотят узнать, как люди живут в других странах и написать об этом, сравнить с советской действительностью их нравы, жизнь. Когда они еще не были знакомы, Ильф совершил первое путешествие в 1925 году. Он был командирован в Среднюю Азию, в результате которой появилась серия очерков «Москва – Азия». Они летом того же года опубликованы  в газете «Гудок». И кто знает, как сложилась бы дальше жизнь Ильфа, если бы в редакции в 1926 году не появился Евгений Катаев, который взял себе псевдоним Петров.

Они много путешествовали по миру. В конце апреля 1930 года Ильф и Петров присутствовали на открытии одной из важнейших строек первой пятилетки – Турксиба (Туркестано-Сибирской железной дороги), а затем совершили поездку по Средней Азии. Творческим результатом стала серия путевых очерков «Осторожно, овеяно веками!», которые были опубликованы в журнале «30 дней». Они сопровождались разнообразными фотографиями Ильи Ильфа.