Автор работы: Пользователь скрыл имя, 13 Мая 2014 в 12:05, курсовая работа
Одной из ключевых в историографии Древней Руси является проблема власти. Особую актуальность она приобретает в настоящее время, когда происходит трансформация основ исторического познания, усиливается интерес к науке.
Важной отличительной чертой политической истории Руси до монгольского периода является наличие вечевого института. Вече существенно влияло на между княжеские взаимоотношения, внутриполитическую ситуацию, общественные отношения в древнерусских землях. Кроме того, исследование истории веча на Руси пересекается с широким кругом животрепещущих проблем древнерусской истории: взаимодействие социальных групп, социальные конфликты, способы и средства политической борьбы, функционирование властных структур в обществе в эпоху средневековья.
Введение
Одной из ключевых в историографии Древней Руси является проблема власти. Особую актуальность она приобретает в настоящее время, когда происходит трансформация основ исторического познания, усиливается интерес к науке.
Важной отличительной чертой политической истории Руси до монгольского периода является наличие вечевого института. Вече существенно влияло на между княжеские взаимоотношения, внутриполитическую ситуацию, общественные отношения в древнерусских землях. Кроме того, исследование истории веча на Руси пересекается с широким кругом животрепещущих проблем древнерусской истории: взаимодействие социальных групп, социальные конфликты, способы и средства политической борьбы, функционирование властных структур в обществе в эпоху средневековья. Поэтому от той или иной оценки характера, социальной природы и прерогатив вечевых собраний исследователями напрямую зависит общая трактовка ими особенностей государственного и общественного строя Древней Руси.
Интерес к древнерусскому вече был свойственен историографии с начала ее развития. Уже дореволюционные историки (С.М. Соловьев, А.Е. Пресняков и др.) касались истории изучения вечевых собраний. В постреволюционный период известна работа С. В. Юшкова в монографии 1949 г., где дан краткий обзор взглядов на вече В. О. Ключевского, В. И. Сергеевича, М. Ф. Владимирско-Буданова. Важным рубежом в изучении древнерусского веча стали 1970-1980-е гг. В 1977 г. Вышла коллективная работа «Советская историография Киевской Руси», в которой один из очерков посвящен истории изучения советскими учеными древнерусской государственности и политических институтов в XI - XIII в.
Особую ценность для исследования данной проблемы представляют специальные работы по истории древнерусского веча. Среди них особое место занимает монография В. И. Сергеевича «Вече и князь», увидевшая свет в 1867 г. И неоднократно переиздававшаяся в составе других историко-правовых работ автора. Это единственная фундаментальная работа, непосредственно посвященная истории веча. В ней на основании максимально возможного учета всех летописных известий рассматривается большой спектр вопросов, от определения сущности самого понятия до процедуры вечевых собраний.
Целью данной работы является изучение таких вопросов как, вечевой уклад, социальная сущность, функции и место народных собраний в политической системе Древней Руси. Так же не менее важным вопросом, бесспорно, является происхождения вечевых собраний у восточных славян.
1. Возникновение вечевых собраний у славян
1. Возникновение веча
Народ и князь два одинаково существенных элемента древнерусского общественного быта: с одной стороны, народ не может жить без князя, с другой - главную силу князя составляет тот же народ. Участие народа в общественных делах проявляется под формой веча. Вече не создано князем, оно составляет первоначальную форму быта. Исторические памятники рассказывают о народных решениях еще до призвания Рюрика. Описывая киевские события, последовавшие за смертью трех братьев Кия, Щека и Хорива, летописец говорит: «поидоша Козаре на Полянъ…. И реша: платите нам дань. Сдумавше же Кіяне и вдаша отъ дыма мечь» [5, с.1]. Во времена князей Рюриковичей форма эта встречается на всем пространстве княжеской России: где были князья, там было и вече. Новгород не представлял в этом отношении исключительного явления: его быт есть быт общий всем городам русским. Разница, которая замечается в его жизни и жизни других городов - есть разница количественная, а не качественная.
Существование сильных партий и легкая возможность столкновения между ними, которая условлена вечевым бытом, и была причиной, что новгородская вечевая жизнь текла более шумно, чем жизнь других городов, менее населенных и менее богатых, и вследствие того представлявших большее однообразие и спокойствие жизни. Кроме того, Новгород имел еще и великое преимущество перед другими городами, что татарский разгром вовсе его не коснулся. Благодаря этому обстоятельству, вечевая жизнь сохранилась в его стенах гораздо долее, чем в остальной России [5, с.2]. Вечевой быт был явлением необходимым в древней России, а поэтому и всеобщим. Князь, призванный элемент власти, не имел еще своих собственных, достаточно развитых орудий управления. У него не было ни полиции, ни войска в нынешнем смысле слова. Между князем и исполнителями его воли не было даже той поземельной связи, которая дает такую прочность отношениям феодальным и поместным. Отношение служилых людей к князю было до крайности шатким, они могли прерваться ежеминутно и по односторонней воле служилого человека. Эта слабость собственных сил князя естественно заставляла его искать опоры в согласии с народом, выдвигала народ на первый план. Хотя вече и не было создано князем, но оно должно было обращаться к нему. Таким образом, вече не есть явление одиночное, стоящее вне прямой связи с другими учреждениями княжеской России: оно составляет необходимое к ним дополнение [5, с.20]. Происхождение веча - предмет жарких споров в науке. Согласно старейшей гипотезе, средневековое вече восходит к народным собраниям племенного общества. В.И. Сергеевич считал, что вече существовало с незапамятных времен. Более того, он полагал, что государство возникло в результате гражданского договора между князем и народным собранием - вечем. Гипотеза о том, что вече выросло из собраний родового общества, подвергалась сомнению начиная с середины XIX в. Однако все же она оставалась общепринятой до тех пор, пока В.О. Ключевский не решился отказаться от идеи родовых собраний. Он относил истоки веча к XI в., когда этот термин начинает появляться в источниках при описании различных событий. Именно в это время династическая власть породила в основных древнерусских городах необходимые для создания веча правовые нормы, и, по В.О. Ключевскому, у нас нет оснований допускать существование такой организации, как вече, в более ранние периоды.
Теория В.О. Ключевского о возникновении веча в XI в. вызвала раскол в русском научном сообществе [2, с.10]. Б. Д. Греков вслед за В. О. Ключевским высказал мнение, что вече в Х и первой половине XII в., во время роста и расцвета Древнерусского государства, не функционировало и стало развиваться во второй половине ХI и в XII в. в связи с упадком государственной власти и расчленением единого государства на отдельные княжества. Напротив, С. В. Юшков считал, что вечевые собрания, которые произошли от племенных сходок времени родоплеменного строя, продолжали функционировать и в течение всего периода существования Древнерусского государства [7, с.144].
С.М. Соловьев подчеркивал роль княжеской власти как катализатора процесса упрочения основ веча к концу XI в., но зарождение веча он относит к родоплеменному строю. Буданов и М.В. Довнар-Запольский настаивали на том, что вече коренится в родоплеменном обществе. М.Ф. Владимирский-Буданов придерживался мнения, что городская политическая система вытесняла родовую на протяжении IX-X вв., в то время как М.В. Довнар-Запольский полагал, что племенной характер веча сошел на нет после возникновения нескольких княжеств, поскольку их границы не всегда совпадали с границами племенных объединений. М.Н. Покровский, первый советский историк, занявшийся проблемой веча, считал, что социально-экономическая обстановка, сложившаяся в городах XI в., оказала существенное влияние на трансформацию веча. Он отрицал возможность происхождения «городского» веча из старого, «племенного». XII век был, согласно М.Н. Покровскому, демократической эпохой, когда управление русскими городами стали осуществлять вече и выборные должностные лица.
Русь вече собрание власть были, однако, и исторические материалисты, твердо уверенные в дофеодальном, родоплеменном происхождении веча. С. В. Юшков допускал, что вече существовало уже ко времени возникновения Киевской Руси. Он видел историческое развитие восточных славян как эволюцию от дофеодального родоплеменного общества к Киевской Руси, а затем к феодальной монархии в княжествах [5, с.53-57]. Такие выдающиеся советские историки, как Б.Д. Греков и М.Н. Тихомиров, считали, что возникновение народных собраний есть результат политического усиления городов во второй половине XI в. В то же время Б.Д. Греков соглашался с гипотезой о зарождении веча в родоплеменном строе. Он понимал вече как восстановление племенных собраний древнего славянского бесклассового родового общества и считал вечем известные по византийским источникам племенные собрания у славянских народов. Случаи, когда в X в. обнаруживается нечто, напоминающее вече, Б.Д. Греков рассматривает как рудименты архаичной «конституции» родоплеменного общества. В городах, возрастание значения которых подтверждается как письменными источниками, так и археологическими находками, сложился могущественный класс ремесленников и купцов. Они образовали новую политическую силу, которая начиная со второй половины XI в. принимала участие в управлении княжествами и, вероятно, имела свои собственные формы политической организации, одной из которых и было вече. В XII в. вече получило повсеместное распространение в древнерусских городах, после чего в результате классовых противоречий стало политическим инструментом феодальной прослойки Новгорода, Пскова и Полоцка. Разногласия между теми, кто, подобно В.О. Ключевскому, относит возникновение веча к XI в., и теми, кто настаивает на его зарождении в родовом обществе, до сих пор делят научное сообщество на два лагеря.
Большинство современных исследователей, однако, придерживаются мнения, что источники не позволяют признать существование веча ранее XI в., причем первое бесспорное доказательство его функционирования относится к середине этого столетия [5, с.53-57].
1.2. Личный состав веча
Участие в вечевых собраниях понималось в Древней России как право, право это принадлежало всем свободным. Принимающие участие на вече обыкновенно обозначаются в источниках самыми общими терминами: это «людіе» без всяких ограничений. На тех же людей в широком смысле указывает обозначение участников по имени города: Новогородцы, Владимирцы, Рязанцы, Киевляне и пр., что значит то же, что «люди въ Кіевъ» или «люди Ростовскіе». Кроме этих общих терминов, указывающих на участие всех свободных, встречаются в летописях и прямые указания на участие отдельных слоев населения, начиная с высших и до последних. Так, в Новгороде участвовали не только «лучшіе люди», но и «меньшіе, черные, смерды, даже - худые мужики». Во Владимире на Клязьме кроме бояр упоминаются еще и купцы, но несколько дальше эти два специальных термина оказались тесными, а потому вместо купцов здесь поставлено «и всъ люди», т.е. не одни только купцы, но все люди какого бы занятия и достоинства они не были. Подобные же известия есть от Галича, Суздаля и Смоленска, где низшее и высшее сословие распадаются на два враждебных лагеря [5, с.41]. Что касается людей, находящихся в частной зависимости по найму (закупы), то источники не дают по отношению к ним прямых указаний. Заключение надо выводить из общего положения закупов. Древний обычай стремился к ограничению прав закупов, а потому трудно допустить участие их на вечевых собраниях.
Каждый, имеющий право, участвует непосредственно, а не через представителя. На начала представительства памятники не содержат никаких указаний [6, с.42]. Вечевая деятельность не ограничивается только главными городами волости, но она распространяется и на жителей пригородов. Вечевая жизнь последних проявляется двояким путем: они не участвуют непосредственно в вечевых собраниях главных городов или составляют свои особые собрания в пределах пригорода. Указания на участие пригородов в вечевых собраниях главных городов дошли до нас от Пскова, Ладоги, Владимира, Переяславля Суздальского и Изборска [5, с.42]. Общинно-вечевой строй, требовавший политического согласия всех форма власти и «одиночества» самого веча, в той или иной форме определял жизнь всей Древней Руси. Тезис о повсеместности веча как органа народовластия, задававшего тон социально-политической системе «до монгольской» Руси, получил всестороннюю аргументацию в трудах В. И. Сергеевича, Н. И. Костомарова, А. М. Дьяконова. А. Д. Градовский подчеркивал, что право вечевых собраний было одинаковым для всех русских городов [4, с.134-135].
Жители главных городов и жители пригородов имели право участвовать в вечевой жизни волости [2, с.42-43]. Невозможность для жителей пригородов принимать постоянное участие в вечевой жизни главных городов вызвала к жизни народные собрания в пригородах. Отношение пригородных вечей к вечу главного города определялось правилом: «на что же старейшие (города) сдумаютъ, на томь же и пригороди стануть». Главною формою выражения соотношения сил пригородов и главного города и были вечевые собрания [3, с.135]. Киевский князь Изяслав был призван не одними киевлянами, но и жителями пригородов, Белграда и Василя. В признании Андрея и Ростиславичей с главными городами участвуют также и пригороды. То же наблюдаем в Полоцкой волости, Новгородской и Псковской. Под 1132 годом летописец, описав отъезд Всеволода Мстиславича из Новгорода на стол в Переяславль Южный и возвращение его в Новгород, после изгнания из Переяславля дядей Юрием, продолжает: «И бысть въстань велика в людех. И придоша пльсковици и ладожане Новугороду и выгониша князя Всеволода из города. И пакы съдумавше вспятиша и; а Мирославу даше посадьницяти в Пльскове, а Рагуилови в городе». Непостоянство князя возбудило против него неудовольствие не в одних новгородцах, но и в псковичах и ладожанах. Они приехали в Новгород, подкрепили партию, которая была против Всеволода, и прогнали его. А потом передумали и вернули князя, конечно, вместе с новгородцами, которые были того же мнения. Пригороды участвовали и в избрании посадников [6, с.42-43]. В 1136 г. В Новгороде произошел политический переворот. Князя Всеволода Мстиславича вместе с женой, детьми и тещей взяли под стражу на епископском дворе. Ему предъявили ряд обвинений: «не блюдет смердов», в 1134 г. Втянул Новгород в общерусский конфликт, сам же во время битвы новгородцев с суздальцами при Ждане-горе первым бежал с поля боя; припомнили ему и то, как он собрался сменить Новгород на Переяславль, уавствуя в межусобице 1135 г. Изгнав Всеволода, новгородцы пригласили к себе княжить Святослава Ольговича, но затем прогнали и его, призвав княжить Ростислава, сына Юрия Долгорукова. С этого времени Новгород стал сам приглашать к себе князей, которые должны были принимать условия, диктуемые вечем [1, с.23].
Итак, волость, с точки зрения вечевой жизни, есть одно целое. На вечевых собраниях имеет право участвовать все свободное население [6, с.43].
1.3. Время, место и продолжительность вечевых собраний
Вече - есть форма непосредственного участия народа в общественных делах, а не через представителей. Участие на вече понималось в древней России как право, а не обязанность. Из имеющих право никто не был обязан посещать вечевые собрания, бывал, кто хотел. Присутствие на вече исключительно условливалось степенью участия, которое тот или другой «людинъ» принимал в общественных делах. От личного усмотрения каждого зависело насколько принять участие в делах веча: ограничиться ли только заявлением своего мнения или, в случае необходимости, выступить с оружием в руках на его защиту. Что касается до времени созвания веча, должно быть замечено, что вечевые собрания не были периодическими. Они созывались смотря по потребности. Таким образом, в одну неделю могло быть несколько вечевых собраний, и наоборот - в целый год ни одного [5, с.58]. Известен случай, когда в 1384 году в Новгороде, по делу князя Патрикея, вече созывалось ежедневно в течение двух недель [6, с.43].