Современный институционализм

Введение.

Термин “институционализм” происходит от слова “институт” или “институция”, под которым понимается определенный обычай, порядок, принятый в обществе, а также закрепление обычаев в виде закона или учреждения.¹ Идеологи институционализма относили к институтам как надстроечные, так и экономические явления: государство, семью, частную собственность, корпорации, систему денежного обращения и др. Расплывчатое понятие “институт” тем не менее носило уже отмеченную идейную нагрузку: оно означало стремление к расширению предмета экономической науки, включение в анализ неэкономических явлений и учреждений.

 Институционализм зародился в США на рубеже XIX и XX вв. Три крупных экономиста стоят у его истоков: Торстейн Веблен, Джон Коммонс и Уэсли Клэр Митчелл. Рассмотрение этого течения в целом показывает, как на фоне развертывания кризиса “институционализм” как специфическое течение буржуазной политической экономии и в наши дни насчитывает немало сторонников. Вопрос об особенностях институционализма представляет тем больший интерес, что после второй мировой войны это течение стало одним из ведущих в современной буржуазной политической экономии. Оно представлено такими буржуазными теоретиками, как Дж. Гэлбрейт, Л. Грачи, В. Гордон, Г. Мюрдаль, Р. Хейлбронер и др

1. Теория нового индустриального общества.

Наиболее крупной фигурой  американского институционализ-ма 1960—70-х гг. был Джон Кеннет Гэлбрейт. Его имя начало привлекать к себе внимание научной общественности с 1950-х гг., но мировое признание он получил после выхода книги «Новое индустриальное общество» (1967).

Основной тематикой работ  Гэлбрейта была послевоенная трансформация капиталистической экономики. «Одна из наиболее примечательных черт современной экономической жизни, — писал он, — связана с оценкой совершающихся в ней перемен». Гэлбрейт в значительной степени творчески использовал идеи о трансформации капиталистической экономики, выдвигавшиеся со времен Веблена, добавляя и свои оригинальные положения. В 1960-е гг. в институционалистских теориях появилась трактовка научно-технической революции середины XX в. как второго «промышленного переворота». Был сделан вывод о том, что «промышленный переворот» конца XVIII — первой половины XIX в. завершил переход от феодализма к капитализму, а теперь научно-техническая революция 1950—60-х гг. является основой перехода от капитализма к новому, «индустриальному обществу» с новыми социально-экономическими отношениями. Гэлбрейт был не первым, кто в 1960-е гг. выдвинул теорию «индустриального общества», но его трактовка стала одной из наиболее признанных.

Какие же изменения, согласно Гэлбрейту, происходят в крупных корпорациях? В первую очередь это тот процесс, который после Второй мировой войны получил название «революция менеджеров». «В течение трех последних десятилетий, — писал Гэлбрейт, — накапливалось все больше доказательств того, что власть в современной крупной корпорации постепенно переходит от собственников капитала к управляющим». Это явление он считает закономерным и обосновывает с помощью «общей теории ведущего фактора производства», изменение которого приводит и к смене властных структур в обществе. «Опыт прошлого дает основание предполагать, что источник власти переместится еще раз — на этот раз от капитала к организованным знаниям. И можно предполагать, что это найдет отражение в перераспределении власти в обществе».

В теорию «революции менеджеров»  Гэлбрейт вносит новый элемент. По его мнению, власть в корпорации приобретает не узкий круг высших управляющих, а большой и разветвленный коллектив. Для нормального функционирования крупной корпорации требуется большой коллектив узких специалистов. «Эта группа весьма многочисленна — от самых высокопоставленных служащих корпорации до работников в белых и синих воротниках. Она охватывает всех, кто обладает специальными знаниями». Гэлбрейт называет этот коллектив специалистов «техноструктурой».

Далее Гэлбрейт ставит вопрос о целях деятельности всех людей, связанных с крупной, или, как он ее еще называет, — развитой корпорацией. Для ответа на него он выдвигает «общую теорию побудительных мотивов». Согласно этой теории вся история человечества знает четыре основных побудительных мотива: принуждение, выгода, отождествление и приспособление. Последние два требуют расшифровки. Отождествление означает, что человек, занимаясь какой-либо деятельностью, начинает отождествлять себя со своей организацией, со своей страной, со своей работой и т.д. Приспособление означает, что человек в процессе своей деятельности пытается приспособить организацию, в которой он работает, к своим личным целям. По мнению Гэлбрейта, преобладание того или другого мотива зависит от темперамента и от высоты занимаемого поста. Согласно его теории, последние два мотива присущи техноструктуре.

Что же касается других социальных слоев корпорации, то Гэлбрейт предлагает для характеристики мотивации их действий следующую схему:

В ней выделяются четыре группы лиц «со своей собственной  системой мотивов». Самая внешняя  окружность представляет акционеров. «Практически их связь с корпорацией  всегда носит чисто денежный характер». Другими словами, на внешней окружности доминирует мотив выгоды, но «по мере продвижения сквозь внутренние круги к центру отождествление и приспособление постоянно усиливаются». У рабочих, правда, преобладает мотив выгоды (заработная плата), но отчасти присутствует и отождествление. У среднего технического персонала, наоборот, уже преобладает мотив отождествления, но присутствует и выгода. И у техноструктуры доминирует отождествление.

Свою «общую теорию побудительных  мотивов» Гэлбрейт распространяет и на развитие общественных отношений в целом. «Власть в экономике некогда была основана на владении землей, затем она перешла к капиталу, и наконец, в наше время источником власти служит тот сплав знаний и опыта, который представляет техноструктура. Параллельно этому процессу происходила и смена мотивов, руководящих человеческой деятельностью. Принуждение издавна ассоциируется с землей. Точно так же денежный мотив связан с капиталом. Отождествление и приспособление целей связаны с техноструктурой». А поскольку в будущем «индустриальном обществе» власть переходит к ней, то возникнет отождествление техноструктуры не только со своей корпорацией, но и с обществом, тем более, что цели техноструктуры и общества совпадают. «Техноструктура в основном занята производством товаров и сопутствующими вопросами управления и развития спроса на эти товары. Очевидно, важно, чтобы эта деятельность рассматривалась в качестве первостепенной общественной задачи».

Далее Гэлбрейт ставит вопрос: какие новые действия в рыночной экономике начинает осуществлять корпорация, если к власти в ней приходит техноструктура? Целью была максимизация прибыли. В то же время стремление к максимизации прибыли сопровождается увеличением риска. Поскольку техноструктура отождествляет себя со своей работой, то целью ее становится само функционирование корпорации, ее стабильное положение на рынке и рост производства. Поэтому «гарантированный уровень прибыли и максимальный рост, согласующийся с задачей обеспечения средств, необходимых для капиталовложений, — таковы первичные цели техноструктуры». Для достижения этих целей развитая корпорация занимается, по выражению Гэлбрейта, «планированием». Жизнедеятельность корпорации проходит на трех рынках: рынке товаров, подразделяемом на рынок сырья и оборудования и рынок ее продукции; рынке капиталов и рынке труда. На всех этих рынках развитая корпорация должна себя обезопасить от риска и неопределенности.

На рынке товаров «фирма должна осуществлять контроль над продукцией, которую она продает, и над  продукцией, которую она покупает». «Экономисты связывают понятие рыночной силы не с планированием, а с монополией. Рыночная концентрация, или монополия, считается, с общепринятой точки зрения, фактором, отрицательно влияющим на эффективность использования ресурсов посредством рыночного механизма, и нередко воспринимается как незаконное явление».

Получение дополнительных средств  на рынке капиталов традиционно  осуществляется путем выпуска акций. Здесь, как и на любом рынке, присутствуют риск и неопределенность, поэтому  «те, кто использует капитал в  крупных масштабах, сумели свести к  минимуму свою зависимость от рынка  капиталов». Кроме того, выпуск дополнительных акций как знаков собственности  увеличивает «опасность вмешательства  собственников, т.е. акционеров». «Чтобы прочно обеспечить свою самостоятельность, техноструктура должна иметь источник нового капитала, которым она смогла бы пользоваться, не будучи вынуждена в качестве компенсации мириться с чьей-либо властью над своими решениями». И таким источником, по мнению Гэлбрейта, становится утаивание техноструктурой части прибыли от выплаты по дивидендам и использование ее для самофинансирования корпорации.

На рынке труда развитой корпорации приходится сталкиваться, так же как и раньше предпринимательской  корпорации, с другим противником  — профсоюзами, которые обладают «недоступной отдельному рабочему возможностью заставить предпринимателя пойти на повышение издержек (заработной платы) и уменьшение прибыли в результате забастовки». Но, согласно Гэлбрейту, с одной стороны, техноструктуре чисто психологически легче, чем собственникам, договориться с профсоюзами, а с другой стороны, с развитием технического прогресса и ростом квалификации рабочих они уже переходят в разряд среднего технического персонала, у которого уменьшается мотив выгоды и увеличивается мотив отождествления с корпорацией. Они отдаляются от профсоюзов и меньше склонны к забастовкам.

И наконец, есть еще одна сфера противоречий развитой корпорации с внешней средой. Это противоречия с обществом, от лица которого выступает  государство. С одной стороны, общество имеет претензии к корпорации в связи с загрязнением окружающей среды, с тем, что рекламные щиты портят пейзаж, и т.п., с другой —  корпорации не нравится платить налоги, удорожать производство строительством очистных сооружений и др. Но все  эти конфликты, по мнению Гэлбрейта, решаемы, тем более, что у государства больше общего с техноструктурой, чем с собственниками: и государство и техноструктура стремятся к развитию планирования, и у государственных служащих и у техноструктуры сходное образование и мировоззрение, и в целом совпадений интересов у общества и развитой корпорации гораздо больше, чем противоречий.

В целом Гэлбрейт еще в конце 1960-х гг. был настроен весьма оптимистично по поводу перехода от капитализма к новому, индустриальному обществу. Но очень скоро ситуация в мировой экономике изменилась к худшему, а вместе с ней изменились и взгляды Гэлбрейта и других институционалистов.

2. Теории диффузии собственности, революции управляющих, выравнивания доходов

Теория «диффузии  собственности». С развитием капитализма постепенно меняется структура капиталистической собственности. Если капитализма эпохи свободной конкуренции была присуща индивидуальная частная собственность, то современному капитализму присуще разнообразие форм собственности: индивидуальная, акционерная, монополистическая, государственная. Ведущей формой предприятий, а следовательно и форм собственности, является акционерная. Увеличение количества предприятий акционерной формы, распространение акций среди населения рассматривалось многими экономистами как «диффузия» (распыление) собственности.

Мелкий акционер, по мнению сторонников этой теории, якобы превращается в равноправного совладельца  акционерных предприятий, на совладельца  «народного капитала». В США, заявлял  американский экономист А. Дракер, происходит беспрецедентная демократизация предпринимательской собственности «поскольку реальными собственниками этих предприятий становятся маленькие люди, средний класс и трудящиеся». Всех, кто владеет акциями (независимо от социального положения и количества акций) Дракер причисляет к буржуазии. Президент Торговой палаты США Джонстон писал: «Простой рабочий одной из моих фабрик, производящих электроприборы, служащий банка, в руководстве которого я нахожусь, и торговец моими строительными материалами - все они такие же капиталисты, как и я сам». Демократизация капитала, по мнению теоретиков «народного капитализма», происходит еще и потому, что любое акционерное общество является достаточно демократичной организацией: акционеры принимают участие в ежегодных собраниях, заслушивают отчеты правления, выбирают новый состав правления и др.

Анализируя эту концепцию, следует отметить, что она путает два разных процесса: процесс концентрации капитала и рост общественного характера  производства, что действительно происходят постоянно и везде.

Собственность на средства производства рассматривается как  формальное право на доход. Следовательно, распространение акций среди  населения признается как «распыления» собственности без оглядки на характер распределения акций. Так, в 60-х гг. в США 10 тыс. чел. (0,008% всего  населения) имели 25%, а 75 тыс. чел. (0,06% населения) - 50% корпоративных активов, принадлежавших отдельным лицам. Только в корпорации «Дженерал Моторс» 0,6% акционеров имели  в собственности 65,6% акций. В то же время около половины всех акционеров получали дивиденды в сумме меньшей  по 100 долларов в год и были владельцами  активов стоимостью не более 2 тыс. долларов[3]. Понятное дело, что их материальное и социальное положение с тех  пор как они стали «собственниками», существенно не изменился.

Теория революции  управляющих — современная теория буржуазной политической экономии, одна из составных частей теории «народного капитализма»². Первые ростки ее можно найти в трудах буржуазных социологов Конта и Веблена, предвещавших наступление эры, где господствующую роль в обществе будут играть технические специалисты. Законченную форму этому воззрению придал американский философ Д. Бернхем, опубликовавший в 1941 г. книгу под тенденциозным названием «Революция управляющих». По его мнению, по мере развития капиталистического производства класс капиталистов все более теряет связь с экономической деятельностью и управлением предприятиями.