Российская империя в эпоху дворцовых переворотов (1725 – 1762 гг.). Расцвет фаворитизма. Партизанское движение и антисоветский коллаборациони

«Я получила от природы  великую чувствительность и наружность если не прекрасную, то, во всяком случае, привлекательную; я нравилась с первого разу и не употребляла для того никакого искусства и прикрас.

Душа моя от природы  была до такой степени общительна, что всегда, стоило кому-нибудь пробыть  со мною четверть часа, чтобы чувствовать себя совершенно свободным и вести со мною разговор, как будто мы с давних пор были знакомы.

По природной снисходительности моей я внушала к себе доверие тем, кто имел со мною дело; потому что всем было известно, что для меня нет ничего приятнее, как действовать с доброжелательством и самой строгой честностью.

Смею сказать (если только позволительно так выразиться о самой себе), что я походила на рыцаря свободы и законности; я имела скорее мужскую, чем женскую душу; но в том ничего не было отталкивающего, потому что с умом и характером мужским соединялась во мне привлекательность весьма любезной женщины.

Да простят мне эти слова и выражения моего самолюбия: я употребляю их, считая их истинными и не желая прикрываться ложной скромностью. Впрочем, самое сочинение это должно показать, правду ли я говорю о моем уме, сердце и характере.

Я сказала о том, что  я нравлюсь; стало быть, половина искушения заключалась уже в  том самом; вторая половина в подобных случаях естественно следует из самого существа человеческой природы, потому что идти на искушение и подвергнуться ему очень близко одно от другого. Хотя в голове запечатлены самые лучшие правила нравственности, но как скоро примешивается и является чувствительность, то непременно очутишься неизмеримо дальше, нежели думаешь.

 Я, по крайней  мере, не знаю до сих пор, как можно предотвратить это. Может быть, скажут, что есть одно средство избегать; но бывают случаи, положения, обстоятельства, где избегать невозможно; в самом деле, куда бежать, где найти убежище, как отворачиваться посреди двора, который перетолковывает малейший поступок.

Итак, если не бежать, то, по-моему, нет ничего труднее, как  уклониться от того, что вам существенно  нравится. Поверьте, все, что вам будут говорить против этого, есть лицемерие и основано на незнании человеческого сердца. Человек не властен в своем сердце; он не может по произволу сжимать его в кулак и потом опять давать свободу».

Отношение окружающих к фаворитизму Екатерины II

 

И современники и потомство не без основания резко осуждали фаворитизм при Екатерине.

Односторонность и резкость отзывов в этом отношении, однако, лишали и современников, и ближайшее потомство возможности оценить беспристрастно личность императрицы вообще. Принимая во внимание необычайные способности Екатерины, обстоятельства, в которых она находилась, ее темперамент, нельзя не признать, что при обвинении ее не должно упускать из виду нравы того века вообще и нравы при дворе в особенности. Фаворитизм не был новым явлением при Екатерине. Чуть ли не то же самое происходило при императрице Елизавете Петровне.

Особенно неблагоприятное  впечатление производят частые перемены фаворитов. Один за другим были «в случае»: Григорий Орлов, Васильчиков, Потемкин, Завадовский, Зорич, Корсаков, Ланской, Ермолов, Мамонов и Зубов.

 И русские и иностранцы порицали Екатерину чрезвычайно резко за то, что эти перемены происходили быстро, неожиданно, иногда без видимых причин .

С другой стороны, даже недоброжелатели Екатерины хвалили ее за то, что никто из удаленных от двора фаворитов не был преследуем или наказан, тогда как история представляет множество примеров жестокости и крайнего произвола в образе действий коронованных женщин в подобных случаях .

Обыкновенно современники и позднейшие историки придавали чрезмерное значение политическому влиянию фаворитов на дела. Ни один из них не имел преобладающего влияния на Екатерину.

Даже замечательнейшие и способнейшие, как, например, Орлов, Потемкин, Зубов, находились в полной от нее зависимости. Зато нельзя не признать, что фаворитизм, при неограниченном корыстолюбии любимцев Екатерины, их родственников, друзей, знакомых, очень дорого обходился казне и народу.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Граф Орлов.

 

Более десятилетия Григорий Орлов занимал  место фаворита.

Мы можем вспомнить  об участии его в государственном перевороте 1762 года, о слухах касательно намерения Екатерины вступить с ним в брак.

Осуждая некоторые пороки этого фаворита, даже завзятый противник Екатерины, князь Щербатов, не без признательности говорит о разных добрых качествах его . Екатерина не находила слов, расхваливая красоту, ум, познания, доблесть своего любимца.

Так, например, «в письме к г-же Бьельке она заметила об Орлове: «Природа избаловала его; ему  всего труднее заставить себя учиться, и до тридцати лет ничто  не могло принудить его к тому. При этом нельзя не удивляться, как много он знает; его природная проницательность так велика, что, слыша в первый раз о каком-нибудь предмете, он в минуту схватывает всю его суть и далеко оставляет за собой того, кто с ним говорит»      Разные случаи свидетельствуют о способности Орлова содействовать исполнению предположений Екатерины, входит в подробности ее проектов, служить ей сотрудником. Заслуги Орлова при учреждении Вольного Экономического общества, участие его в прениях Большой Комиссии, готовность следовать примеру императрицы в привитии оспы, замечательная роль, которую он играл в истории восточного вопроса, его заслуги во время чумы в Москве все это дает нам некоторое понятие о значении Григория Орлова в течение первого десятилетия царствования Екатерины.

Отношения Екатерины  к Орлову изменились около того времени, когда он отправился в Фокшаны  для переговоров о мире с турками. Частности этого кризиса ускользают от нашего внимания. Как бы ни было, Орлов очутился в немилости у императрицы. Она удалила его от двора, по крайней мере, на один год.

«Сохранился собственноручный проект Екатерины о награждении  Орлова при увольнении; в проекте  заметна забота императрицы войти во все подробности материального благосостояния бывшего любимца и его родственников.

В заключение сказано: Я  никогда не позабуду, сколько я всему роду вашему обязана, и качеств тех, коими вы украшены, и колико оные отечеству полезны быть могут.

Когда в иностранных газетах появились разные толки о причинах размолвки между Орловым и Екатериной, она позаботилась об опровержении этих, отчасти чрезвычайно нелепых, слухов и о том, чтобы такие газеты не доходили до Орлова .

В октябре 1772 года Орлов был возведен в княжеское достоинство. Несколько лет он прожил в Ревеле. В 1777 году он женился на одной из красивейших женщин, Е.Н. Зиновьевой. Около этого времени в письмах императрицы к барону Гримму встречаются благосклонные отзывы Екатерины об Орлове.

Иногда он являлся  при дворе, не имея, впрочем, более  никакого влияния. В 1780 году он предпринял путешествие в Западную Европу, где скончалась его страстно им любимая супруга и откуда он возвратился на родину сильно расстроенный и нравственно и физически. С каким участием отнеслась Екатерина к болезни и кончине прежнего друга, свидетельствуют письма ее к разным лицам.

Орлов умер 13 апреля 1783 года в Москве. «Получив от графа Алексея Орлова-Чесменского известие об этом событии, императрица отвечала: «Я имела в нем друга; вместе с вами оплакиваю его; чувствую в полной мере цену потери и никогда не позабуду его благодеяний».

В письме к Гримму Екатерина распространялась о качествах Орлова и умершего около того же времени графа Н. Панина. Параллель оказалась весьма выгодной для Орлова, о котором в письме Екатерины сказано, между прочим: В нем я теряю друга и общественного человека, которому я бесконечно обязана и который мне оказал существенные услуги. Меня утешают, и я сама говорю себе все, что можно сказать в подобных случаях, но ответом на эти доводы служат мои рыдания, и я страдаю жестоко с той минуты, как пришло это роковое известие...

Гений князя Орлова был очень обширен; в отваге, по-моему, он не имел себе равного. В минуту самую решительную ему приходило в голову именно то, что могло окончательно направить дело в ту сторону, куда он хотел его обратить, и в случае нужды он проявлял силу красноречия, которой никто не мог противостоять, потому что он умел колебать умы, а его ум не колебался никогда.

В письме Екатерины к  Гримму от 1 июня 1783 года сказано: «Смерть  князя Орлова свалила меня в постель».

 

Потемкин –  фаворит Екатерины II

 

Фаворитизм Потемкина, в тесном смысле этого слова, относится к 1774—1779 годам, но искренние дружеские отношения между ним и императрицею продолжались до его кончины.

Напрасно говорят о  перевесе, который будто бы имел Потемкин над императрицей, о вредном влиянии, оказанном им на Екатерину.

Из множества писем  Потемкина и императрицы можно  убедиться, что она и нравственно и умственно стояла гораздо выше светлейшего князя, оставшегося до гроба в безусловной зависимости от императрицы. Впрочем, она высоко ценила способности Потемкина, нуждалась в его советах и во многих случаях руководствовалась его соображениями. Во время второй турецкой войны она писала к нему по два раза в неделю и чаще, сообщая о состоянии дел, спрашивая об его здоровье, называя его «mon bijou», «mon coeur» и другими нежными именами. Весьма часто Екатерина называла Потемкина своим учеником, уверяла его в полном к нему доверии, жаловалась на его отсутствие, просила щадить себя, беречь свое здоровье, не подвергать себя опасностям.

В этом же смысле Екатерина отзывалась о Потемкине в письмах к другим лицам. В одном из писем Гримму она назвала Потемкина «одним из величайших и забавнейших оригиналов этого железного века».

По случаю заключения Кучук-Кайнарджийского мира, она  писала о Потемкине: «Что за голова у этого человека! Он имеет важнейшую долю в этом договоре». Заказывая в 1778 году через посредство Гримма великолепный сервиз из севрского фарфора, она замечает, что так как этот подарок предназначен для Потемкина, то не надо щадить ни денег, ни труда, и с этой целью она делает вид, будто сервиз предназначен для нее самой.

 В другой раз  она пишет: «Он умнее меня, и  все, что он делает, обдумано  всесторонне», а далее: «Я в  нем имею чрезвычайно способного  и достойного друга».

Мы имели случай видеть, какое деятельное участие Потемкин принимал в делах, какое значение он имел в истории восточного вопроса, какова была его деятельность при управлении южной Россией.

Он во всякое время располагал громадными материальными средствами.

Во вверенных его администрации провинциях он играл роль неограниченного монарха, произволом и деспотическими приемами напоминал персидского сатрапа, окружая себя баснословной пышностью и роскошью. На юге в его распоряжении находились войска и флот. Он мог более или менее самостоятельно заниматься политикой.

 При всем том,  однако, он на каждом шагу зависел от степени расположения к нему Екатерины. Милость императрицы была главным условием его счастья и успехов.

В Потемкине заметна  странная смесь гениальности с цинизмом, образования с грубостью нравов, чрезмерной европейской утонченности с азиатским варварством, громадных предположений на пользу государства с мелочным самолюбием и корыстолюбием, человеколюбия с эгоизмом, рабочей силы с ленью и индифферентностью. Принц де Линь считал Потемкина человеком чрезвычайно богато одаренным природой. Не только Екатерина, но и другие лица, например Сегюр, Иосиф II, Геррис, высоко ценили ум и способности светлейшего князя.

В то же время, однако, не без основания, как у современников, так и у позднейших писателей встречаются чрезвычайно неблагоприятные отзывы о Потемкине; порицали его честолюбие, доходившее до мелочности, его алчность, не знавшую пределов, невнимание к интересам других людей, его сибаритство и проч. Достойно внимания замечание, неоднократно высказываемое современниками о Потемкине: находили, что он казался ленивым, погруженным в дремоту, тогда как, в сущности, был постоянно занят делами.

И правда: бесчисленное множество писем и записок Потемкина свидетельствует о его необычайной рабочей силе, неутомимой и многосторонней деятельности.

При всем том, однако, Потемкин вообще производил впечатление скорее авантюриста, нежели настоящего государственного человека, героя или патриота. Мы видели выше, что административная деятельность Потемкина не была богата результатами, била на минутный эффект, оказалась непрочной и нецелесообразной. У него не было терпения, последовательности, выдержанности. Поэтому осуществление громадных проектов князя оказалось невозможным.

В гораздо большей  мере царедворец и чиновник, нежели настоящий государственный деятель, он на каждом шагу более думал об ответственности перед государыней, нежели о настоящих интересах народа и государства. Двор заменял ему Россию; собственные, личные интересы у него стояли выше пользы отечества.

Впрочем, никто из фаворитов  не имел такого значения, как Потемкин, никто не занимался столь деятельно, самостоятельно и отчасти успешно  делами внешней политики.

Пребывая в Петербурге, он постоянно находился в непосредственных сношениях с иностранными дипломатами. Иногда его виды расходились с воззрениями императрицы. В то время как Екатерина обнаруживала склонность к сближению с Францией, Потемкин был сторонником Англии; во время дружбы Екатерины с Иосифом II он придерживался того мнения, что не следует пренебрегать Пруссией.

В турецких делах он играл самую важную роль, указал на необходимость занятия Крыма, обратил внимание на Кавказ, заботился об учреждении военных поселений на юге, занимался вопросом об экономическом значении расширения пределов России до берегов Черного моря.

 Не получив систематического и полного образования, Потемкин благодаря чрезвычайным способностям быстро усваивал технику дела, за которое должен был приниматься. Сделавшись адмиралом на Черном море, он при постройке судов, при управлении флотом обнаруживал специальные познания в области морского дела. Энциклопедическое образование его удивляло современников. Не отличаясь утонченным вкусом в области искусств, он любил окружать себя художниками; во время осады Очакова он занимался переводом французских сочинений.