Роль личности в отечественной историографии XIX века

Роль личности в отечественной историографии XIX века.

С момента появления исторической науки и исторического знания вообще одним из наиболее важных вопросов, стоящих перед историками остается вопрос о факторах и движущих силах исторического процесса. Одним из таких факторов, относящихся к числу наиболее обсуждаемых, является роль личности в истории. На протяжении многих веков мнения о роли личности в истории разнились, но в целом, содержали позицию о большом и даже решающем влиянии личности на исторический процесс. Коренной перелом произошел, в известной мере, в XIX веке, с появлением марксистских и других исторических концепций, отрицающих или сводящих к минимуму роль личности в истории.

Цель моей работы – анализ взглядов отечественных историков XIX века на проблему роли личности в истории.

Хронологические рамки исследования включают в себя период с 1803 года по конец 1890-х – от времени публикации работ Карамзина до выхода в свет последних исторических трудов XIX века.

Взгляды Карамзина. История государства Российского.

Начинать рассмотрение вопроса о роли личности в отечественной историографии XIX века целесообразно с Карамзина – «последнего историка XVIII и первого историка XIX века». Не останавливаясь подробно на личности Карамзина и его трудах, выделим лишь его позицию в отношении роли личности в истории. Данная позиция была изложена историком в его главном труде – «Истории государства Российского»

Несмотря на признание Н.М. Карамзиным приоритетности личностного фактора в истории, при реконструкции раннего периода отечественной государственности становлению личности правителей им уделено внимания значительно меньше, чем при воссоздании истории Московской Руси, что, прежде всего, объясняется источниковой базой, информированностью исследователя. Думается, можно отнестись с доверием к строкам из Предисловия к I тому: "Чем менее находил я известий, тем более дорожил и пользовался находимыми… Надлежало или не сказать ничего, или сказать всё о таком-то Князе, дабы он жил в нашей памяти и не одним сухим именем, но с некоторою нравственною физиономиею". Не только приведенные строки, но и сама структура текста "истории" свидетельствует о значимости для историка не только отдельных исторических личностей, но и черт характера: историк не без основания полагал, что эти черты оставляли след в душе не только современников описываемых им Героев, но и читателей его истории, внося тем самым коррективы в процесс социализации столь разных, веками разделенных поколений. Это обусловило в Оглавлении: "Великодушие Мономаха", "Гордость Олегова", "Храбрость и добродушие Мстислава" и т.д.

Основной вариант анализа личностных траекторий у Карамзина традиционен: жизненные итоги подводились под датой смерти. В этом отношении Карамзин воспроизводил стереотипы, характерные для отечественной летописной традиции, и для историков восемнадцатого столетия. 
Тексты Карамзина очень вариативны: информация о таких крупных действующих лицах ранней индивидуальной жизни или события в группе воспринимались как более важные, нежели общерусские события. Именно они определяли здесь политическую социализацию той или иной княжеской ветви (князья черниговские, полоцкие), или отдельного князя отечественной истории, как Владимир Мономах, Андрей Боголюбский, Даниил Галицкий рассредоточена по разным главам, что, впрочем, не отменяет отмеченных выше обобщений. Сопоставление всех итоговых текстов, содержащихся в первых трёх томах карамзинской «Истории», дополняемых замечаниями, вынесенными за пределы посмертных характеристик как в основном тексте, так и в Примечаниях, даёт в целом адекватное представление об основных вариантах становления политических лидеров той эпохи. Представляется, можно вести речь, как минимум, о трёх траекториях формирования личностного своеобразия правителей домонгольской Руси, явственно прослеживающихся у Н.М. Карамзина.

Карамзин включает в свое изложение главы о нравах, быте, торговле, культуре России в те или иные периоды. Но в основном его труд — это именно не история народа, не история даже страны в целом, а прежде всего история государства, точнее — история правительства. Он рассказывает о русских князьях и царях, думая, что это и есть история отечества. Он полагает, что история — это плод индивидуальных намерений правителей и их действий; он уверен, что те формы, которые приобретала государственная жизнь страны, явились результатом умной или глупой политики правителей, их добродетелей или же пороков. Ему несвойственно представление о закономерности исторического процесса, представление о социальных силах его. В этом отношении он продолжает традицию механистического мышления - политических писателей середины XVIII столетия. Историзм Гердера прошел мимо него. Он знает, что люди одевались в прошлом иначе, чем в его время, что у них могли быть другие обычаи, другие верования. Но он не понимает, что эти изменения органичны. Тем менее он догадывается о том, что люди меняются психологически в процессе истории. Он говорит о Святославе и Олеге совершенно так же, как он говорил о бедной Лизе и Эрасте. Внутренние побуждения, характеры, склад понятий людей IX столетия в его изображении ничем не отличаются от склада людей XIX в.; они нарисованы у него с той же несколько слащавой эстетизацией, теми же эффектными и даже лирическими красками, к каким он привык за годы своей работы в качестве писателя.

Исходя из всего вышеизложенного, можно сделать вывод о том, что исторический процесс Карамзин понимал через прагматизм, ставившего во главу угла историческую личность как двигатель исторического развития, выводившего это развитие из воззрений отдельного человека и его действий.

М. П. Погодин. Консервативно-теологическая позиция.

Имя Михаила Петровича Погодина — ученого-историка и педагога, собирателя старины, создавшего знаменитое «Древохранилище», публициста и драматурга, издателя «Московского вестника» (1828-1830) и «Московитянина» (1841-1856) было широко известно в научных, литературных и общественных кругах России XIX в.

Погодин был сыном крепостного крестьянина графа И.П. Салтыкова, получившего вольную в 1806 г. Он выпускник историко-филологического факультета Московского университета (1821). После защиты магистерской диссертации в 1825 г. начал читать лекции по русской и всеобщей истории на нравственно-политическом отделении университета. С 1828 г. Погодин — адъютант по кафедре всеобщей истории. В 1833 г. он избирается ординарным профессором, а с 1835 г. — заведующим кафедрой российской истории, созданной по университетскому уставу 1835 г. В 1844 г. из-за конфликта с попечителем Московского университета С.Г. Строгановым Погодин ушел в отставку и сосредоточил свое внимание на публицистической и издательской деятельности, продолжая свои научные исследования по истории России. Много работал в Обществе истории и древностей российских и в Обществе любителей российской словесности. В 1841г. его избрали ординарным академиком Императорской Академии наук.

Признавая огромную роль личности в истории, Погодин дал краткую характеристику царям и императорам России. Среди всех исторических фигур он выделял Петра I. Ученый полагал, что деятельность Петра I имела общеисторическое значение, так как он был «начинателем новой эпохи в истории человечества». Однако Погодин не одобрял всех его действий и преобразований, так как Петр I, «введя европейскую цивилизацию, поразил русскую национальность» и привил «пристрастие к иностранному».

Личность и эпоху Ивана Грозного ученый характеризовал негативно. Он видел в нем слабого человека, ничтожного политика, у которого отсутствовал государственный взгляд. Усиление власти при Иване VI Погодин рассматривал как естественное положение хода государственного строительства, начавшееся задолго до него, где каждый последующий князь был сильнее предыдущего. Он считал аномалией видеть «прогресс» в чудовищном, «слепом» произволе, творимом царем. Погодин отказался от деления жизни и деятельности Грозного на две половины, как это делали его предшественники. События, происходившие в обществе, опричнину, террор он объяснял не изменениями в характере самого Ивана IV, а изменениями в его окружении.

С уважением писал Погодин о Борисе Годунове. Он отвергал утверждение о его причастности к убийству царевича Дмитрия, сожалел о трагической судьбе Бориса, поплатившегося «за удовольствие» узнать о смерти Дмитрия «гибелью супруги и любимого сына, громким проклятием двух веков». Одним из государей, восхищавших Погодина, был Петр I. Он подчеркивал, что реформаторская деятельность Петра, его нововведения имели глубокие корни на русской почве. Благодаря реформам Россия, воспользовавшись достижениями западной цивилизации, «заняла почетное место в политической системе европейских государств», приобрела основания для последующего развития.

Вместе с тем, концепция Погодина носила ультраконсервативный и теолоизированный характер. «Связь и ход происшествий», писал он, есть понятие об управлении Божием, «поучительное зрелище народных действий, устремленных к одной цели человеческого рода, цели, указанной благим Провидением». Но тайна Провидения «едва ли доступна человеку». Все, что свершается, Должно было свершиться. Каждое явление в цепи событий чудо. При этом Погодин утверждал, что «мы не слепые орудия Высших сил, мы действуем как хотим, и свободная воля есть первое условие человеческого бытия, наше отличительное свойство».

Исторические взгляды А.С. Хомякова. Теория Соборности.

Алексей Степанович Хомяков (1804-1860) являлся общепризнанным главой «московского направления». Именно его взгляды на исторический процесс во многом определяли точку зрения других славянофилов. К сожалению, Хомяков не успел изложить свои воззрения на историю в развернутом виде. Его фундаментальный труд «Записки о всемирной истории» так и остался незавершенным. Что же касается журнальных статей, то в них лишь отдельные высказывания, посвященные мировой и отечественной истории.

Исходя из тезиса о решающей роли соборного сознания в истории, Хомяков рассматривал и деятельность великих личностей. По его мнению, нельзя развитие общества свести к деятельности одного человека, хотя бы и гения. Ни одна личность, как бы велика она ни была, не может выступать "полным представителем своего народа", т. е. выражать все его чаяния и стремления. Значение "исторического деятеля" зависит от того, "какие потребности народа и насколько полно он восполнил". Именно в этом совпадении деятельности великих людей с народными стремлениями и содержится "возможность дальнейшего развития истории". Реклама, полиграфия. В больших объемах печатная продукция. Печати любые с доставкой.

Такое понимание роли личности в истории приводит Хомякова к своеобразной трактовке самодержавия. Он считал, что монархия - лучшая форма правления для России. В то же время, по его мнению, царь получает свою власть не от Бога, а от народа "путем избрания на царство". Например, первый представитель династии Романовых, отмечал он, не отличался какими-то особыми способностями, но в Михаиле Россия "видела человека, которого избрала сама, с полным сознанием и волею". Поэтому самодержец, для того чтобы оправдать свое предназначение, должен "действовать в интересах всей русской земли". Однако "государь, как и всякий человек, может впасть в заблуждение", тогда политика монарха расходится с народными чаяниями. Подобная ситуация наступает в том случае, когда "не все сословия в равной степени пользуются его покровительством". Высшие слои общества, преследуя свои корыстные интересы, ставят крестьянство "вне закона". В России произошла деформация самодержавного принципа, ибо "дворянство разлучило простой народ с царем". Отмечая особенности славянофильской трактовки самодержавия, Бердяев даже делает вывод о том, что она выступает "своеобразной формой отрицания государства", содержит определенный анархический элемент.

К.Д. Кавелин. Государственная школа

В отечественной историографии имя Константина Дмитриевича Кавелина историка-юриста, общественного деятеля, педагога связывают со становлением государственной школы

В статьях о русской истории «Взгляд на юридический быт древней России», «Краткии взгляд на русскую историю», «Мысли и заметки о русской истории» и др. Кавелин неоднократно обращался к историческому знанию предшествующих эпох. Он выделял несколько этапов в развитии этого знания, определяемых формою «народного самосознания». Первоначально история привлекала как «любопытная сказка о старине», затем история стала «поучением» и «справкой», превратилась в «архив старых политических и государственных дел». Наконец, наступает время «глубоких раздумий». Но, приходил к выводу Кавелин, до сих пор «наше народное самосознание еще не установилось». Взгляд на русскую историю, оценки исторических событий оказываются «детским лепетом незрелой и нетвердой мысли». Время диктует необходимость понять «смысл и значение нашего исторического существования», сделать историческую науку «источником и зеркалом народного самосознания».

Кавелин отводил решающую роль в понимании истории личностному началу. "Для народов, призванных ко всемирно-историческому действованию, существование без начала личности невозможно... Личность, осознающая сама по себе свое бесконечное, безусловное достоинство, - есть необходимое условие всякого духовного развития народа". Смысл русской истории он видел в становлении и укреплении "начала личности", что должно было в конечном счете привести к сближению России с Западом. «Я беру личность, — писал он, — в самом простом, обиходном смысле, как ясное сознание своего общественного положения и призвания, своих внешних прав и внешних обязанностей, как разумное постановление ближайших практических целей и такое же разумное и настойчивое их преследование». Если быт определяет содержание общественного развития, то «двигает» его личность. Уровень ее развития соответствующим образом сказывается на самом обществе. Он с сожалением констатировал, что русская история началась с совершенного отсутствия личностного начала. Но, утверждал Кавелин, «если мы народ европейский и способны к развитию, то у нас должно было обнаружиться стремление к индивидуальности, высвободиться из-под давящего его гнета; индивидуальность есть почва всякой свободы и всякого развития, без нее немыслим человеческий быт».

Переход от естественного союза людей к сознательному их образованию делал неизбежным развитие личности. Первое проявление мысли о достоинстве человека и человеческой личности Кавелин связывал с принятием христианства, которое призналонравственное и умственное развитие человека целью жизни всех народов. Следовательно, истоки появления личности на Руси надо относить ко времени крещения. Однако ни родственный быт, ни вотчинные отношения не позволяли личности проявить себя. Первые зачатки ее проявления относятся только ко времени Московского государства. Но быт его, в частности всеобщее закрепощение, делал невозможным какие-либо действия индивидуальности. Поэтому пробуждение личного начала к нравственному и духовному развитию, полагал Кавелин, началось только в начале XVIII в. под влиянием внешних обстоятельств и только в высших слоях.