Правовое закрепление крепостничества в России

В указе 1555 г. служилая кабала появляется со значением крепости, крепостного акта, наряду с полной и докладной, а в одном завещании 1571 г. встречаем и термин кабальные холопы и робы вместо обычного дотоле выражения кабальные люди или просто кабальные. Тогда же становится известна и новая форма служилой кабалы: вольный человек, один или с женой и детьми, занимал у известного лица, обыкновенно у служилого человека, некоторую сумму всегда ровно на год, от определенной даты до той же даты следующего года, обязуясь «за рост у государя своего служити во дворе по вся дни, а полягут деньги по сроце и мне за рост у государя своего потому же служити по вся дни». Эта стереотипная форма показывает, что она составилась по норме срочной закладной с закладом лица, а не вещи, и с предвидением просрочки. 
Такие закладные нередки и сходны со служилыми кабалами в условиях и даже в выражениях.

Мы дали такое достаточно подробное описание холопства на Руси, т.к. после XV в. положение холопов и крестьянства, как мы покажем в дальнейшем, неуклонно сближается, и многие обычаи, правила и законы в отношении холопства, станут в дальнейшем служить образцом для установления отношений между землевладельцами и крестьянами, что в конечном счете будет способствовать установлению крепостного права.

Судебник Ивана III 1497 г. –

первый опыт кодификации

В связи с процессом  объединения княжеств в единое Русское  государство, в связи с тенденцией общерусской власти создать общерусские  правовые нормы предпринимается  и первая попытка создания общерусского положения о крестьянах.

До этого времени каждое княжество разрешало вопросы внешней и внутренней политики самостоятельно. Каждое крупное княжество создало свой собственный законодательный кодекс (Новгородская Судная грамота, Псковская Судная грамота, Рязанские законы, которые исследовал Татищев и до нас не дошедшие). После соединения этих разрозненных формирований в одно Русское государство стал особенно актуальным вопрос о новом общегосударственном кодексе.

Таким кодексом явился Судебник Ивана III 1497 г. 
Первое упоминание о судебнике имеется в записках о Московии австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна, бывшего послом императора Максимилиана I при дворе Василия III. Судебник дошел до нас в одном списке. Рукопись была найдена во время археологической экспедиции по монастырям московской губернии и изучения их архивов в 1817 г. П.М. Строевым и опубликована им совместно с К.Ф. Калайдовичем в 1819 г. в виде "Законов Ивана III и Ивана IV" в Санкт-Петербурге. Эта рукопись до сих пор остается единственным известным списком судебника и хранится в фонде госдревнехранилища Центрального Государственного архива древних актов в Москве.

Одним из важнейших вопросов государственной важности был, несомненно, крестьянский вопрос. Знаменитая 
статья 57 гласит:

«А хрестьяном отказыватися из волости [в волость], из села в село один срок в году, за неделю до Юрьева дня осеннего и неделя после Юрьева дня осеннего. Дворы пожилые платят в полех за двор рубль, а в лесех полтина. А который христианин поживет за кем год да пойдет прочь, и он платит четверть двора, а два года поживет да пойдет прочь, и он полдвора платит; а три годы проживет, а пойдет прочь, и он платит три четверти двора; а четыре годы проживет, и он весь двор платит»¹¹.

Б.Д. Греков пишет: «Об  этой статье писано было очень много, но и сейчас она представляется не вполне ясной. Неясно, о каких именно крестьянах здесь идет речь: обо всех ли зависимых или же только о тех, кто жил за своим хозяином временно – год, два, три, четыре. Наиболее вероятным я считаю, что тут перед нами опыт создания закона для всех зависимых крестьян: первая часть статьи имеет характер обобщающий, вторая часть («А который христианин…») имеет в виду ту группу крестьян, которая нам известна под именем новоприходцев, серебреников и др., то есть живших за своим хозяином по срочному договору, который на практике очень часто превращался в очень длительный. 
Если именно так понимать эту статью Судебника, то отсюда будет следовать вывод, что власть централизующегося русского государства подчеркивала право крестьянина по договоренности со своим хозяином «отказыватися», уходить от хозяина в один срок в году приблизительно с 19 – 20 ноября по 2 – 3 декабря»¹².

Статья 57 Судебника 1497 г. Ивана III ограничила право «отказа» крестьян от земли, закрепляя один обязательный общегосударственный срок выхода – неделю до Юрьева дня и неделю, следующую за этим днем. Первоначально право это не было стеснено законом; но само свойство земельных отношений налагало обоюдное ограничение как на это право крестьянина, так и на произвол землевладельца в отношении к крестьянину: землевладелец, например, не мог согнать крестьянина с земли перед жатвой, как и крестьянин не мог покинуть свой участок, не рассчитавшись с хозяином по окончании жатвы.

Предполагается, что с 60-х гг. XV в. начали производить переписи крестьян, обязанных нести тягло. Их записывали вместе с их землями в особые «писцовые книги» и тех, кто попал в книгу, считали прикрепленными к той земле, на которой он был записан. Эти «письменные» крестьяне («старожильцы») уже не выпускались со своих мест; могли переходить с места на место только люди «неписьменные», то есть не записанные в книги («пришлые»), которых землевладельцы прикрепляли к земле в основном с помощью ссуд. Правом перехода в Юрьев день пользовались те крестьяне, которые не «застарели» за своими землевладельцами.

Для привлечения на свою землю крестьян землевладелец пользовался различными средствами и способами. Самыми распространенными  из них были:

1. поиски через отказчиков крестьян, желающих переменить хозяина;
2. выдача «серебра», т.е. денежной суммы, обязывающей крестьянина работать на своего господина, - кабала;
3. предоставление крестьянину участка земли и инвентаря на известных условиях, оговариваемых в договоре – порядная запись.

Государственные и дворцовые крестьяне  – 

старожильцы

Крестьяне-старожильцы  – наиболее многочисленный тип зависимых  крестьян в XV – XVI вв. Это крестьяне, издавна живущие за своими господами на участках земли, которыми они издавна владеют и с которых несут как государственные тягловые повинности, так и землевладельческие – оброчные и барщинные.

Приблизительно с конца XIV до начала XVII в. среди крестьянства центральной окско-волжской Руси идет непрерывающееся переселенческое движение, сначала одностороннее — на север за верхнюю Волгу, потом, с половины XVI в., 
с завоеванием Казани и Астрахани, двустороннее — еще и на 
юго-восток по Дону, по средней и нижней Волге. Среди этого движения в составе крестьянства обозначились два слоя: сидячий, оседлый — это старожильцы, и перехожий, бродячий — пришлые.

Старожильство означало давность местожительства или принадлежности к обществу, городскому или сельскому. 
Но первоначально оно не определялось точным числом лет: старожильцами считались и крестьяне, сидевшие на своих участках 5 лет, и крестьяне, говорившие про занимаемые ими земли, что их отцы садились на тех землях.

Само по себе старожильство  не имело юридического значения в  смысле ограничения личной свободы  старожильцев. 
Но оно получало такое значение в связи с каким-либо другим обязательством. В обществах черных и дворцовых крестьян такова была круговая порука в уплате податей. Старожильцы образовывали в таких обществах основной состав, на котором держалась их податная исправность; разброд старожильцев вел к обременению остававшихся и к недоимкам. Кто уходил, не платил ничего; а кто оставался, тот должен был платить за себя и за ушедших. 
Насущной необходимостью этих обществ было затруднить своим старожильцам переход на льготные земли, особенно церковные. Выход затруднялся и уплатой довольно значительного пожилого, которое рассчитывалось по числу лет, прожитых уходившим старожильцем на участке; расчет становился даже невозможным, если во дворе десятки лет преемственно жили отец и сын. 
Поэтому крестьянские миры сами просили у государя права не выпускать из общины «старожильцев» - письменных крестьян. Навстречу тягловым нуждам черных и дворцовых обществ шло и правительство, уже в XVI в. начинавшее укреплять людей к различным состояниям, к тяглу или к службе, чтобы обеспечить себе прочный контингент тяглых и служилых людей. Двусторонние условия привели к тому, что частные и временные меры, обобщаясь, завершились к началу XVII в. общим прикреплением старожильцев не только к состоянию, но и к месту жительства.

Таким образом государственные  и дворцовые крестьяне были прикреплены к земле и образовали замкнутый класс: ни их не выпускали на владельческие земли, ни в их среду не пускали владельческих крестьян, и это обособление является в подмогу круговой поруке для обеспечения податной исправности сельских обществ. Такое прикрепление вряд ли имело что-то общее с крепостным правом. Это чисто полицейская мера.

Старожильцы на владельческих землях

На владельческих землях так же, как и на черных и дворцовых, существовал слой старожильцев, но с иным характером. Там старожильцы — основные кадры, которые поддерживали тягловую способность сельских общин, несли на своих плечах всю тяжесть круговой поруки; здесь — это наиболее задолжавшие, неоплатные должники.

В ходе переселенческого движения за счет центра заселяются юго-восточные окраины, верхняя Ока, верхнее Подонье, среднее и нижнее Поволжье. Сельское население центра сильно редеет. Остававшиеся на старых местах крестьяне сидят на сокращенных пахотных участках. Одновременно с сокращением крестьянской запашки увеличивается барская пашня, обрабатываемая холопами за недостатком крестьянских рук. Стремясь не допустить сокращения крестьянских хозяйств, помещик образовывал усиленной ссудой (деньги, семена, рабочий скот и т.п.) новых домохозяев из неотделенных членов старых семей, из сыновей, младших братьев и племянников. Так же нуждались в увеличенной ссуде и «пришлые» крестьяне для поднятия новых земель. Ссуда также часто навязывалась крестьянину, чтобы закрепить его на земле. 
Таким образом, землевладелец обязывал крестьян сидеть у себя до отработки долга. При невозможности выплатить долг, что случалось довольно часто, крестьянин попадал в неоплатные должники, и следовательно, ни он, ни члены его семьи не могли уйти от землевладельца, фактически попадая в крепостную зависимость от него. Ссуда создавала отношения, в которых владельческому крестьянину приходилось выбирать между бессрочно-обязанным крестьянством и срочным холопством. Это было не полицейское прикрепление к земле, какое установила круговая порука для государевых черных крестьян, а хозяйственная долговая зависимость от лица, от землевладельца-кредитора по общему гражданскому праву.

Что касается юридической  стороны вопроса, то четко определить механизм регулирования отношений  с крестьянами-старожильцами крайне сложно. Как правило, они не могут уходить от феодала без его разрешения, которое выдается по соглашению на известных условиях. Вероятнее всего, в период феодальной раздробленности эти условия были неодинаковы в различных княжествах.  С возникновением централизованного государства появилась тенденция к упорядочению подобных отношений. 
Однако наличие ряда отдельных пожалований и распоряжений указывает на то, что в середине XV века на Руси еще не существовало общего положения о крестьянах-старожильцах.

Из тех же источников следует, что землевладельцы стремились удержать их за собой, и именно крестьяне этой категории были первыми потерявшими право ухода от своего господина. Мы уже видели, что первый общегосударственный закон о зависимых крестьянах не лишал их права перехода, даже подчеркивал это право. Отсюда мы должны сделать вывод: так как предыдущая законодательная практика по крестьянскому праву не была единой, то общегосударственная норма, внося в эту сторону жизни определенный принцип, вводила известный единый порядок как для тех крестьян, которые пользовались правом выхода при условии соглашения с хозяином, так и для тех, кто этого права до сих пор не имел.

Серебреники

Крестьяне-серебреники  – это люди, поступавшие 
в зависимость к богатым людям, получая от них в момент заключения договора некоторую сумму денег – «серебро». Это старый способ экономического принуждения, отраженный в Русской Правде в институте рядовничества-закупничества. В конце XV – начале XVI века появляется определение этого вида зависимости – «кабала за рост служити».

Количество зависимых  людей этого типа резко возрастает 
во второй половине XV века, когда вместе с резким ростом экономической и политической активности увеличивается количество вольных крестьян, открытых к установлению прежних отношений в неких новых формах. Тогда же вырабатывается  
и единая форма договора. Например:

«Доложа великого князя Ивана Ивановича [боярина] Ивана Дмитреевичь Кабякова, се аз Тимоши… сын, занел есми, господине, у Якова у Алексеева… 3 рубли денег от Фролова дни на год, и те [есми] деньги платил старому своему государю Ни…ме Ульянову сыну Матова. А за рост мне у [него рабо]тать; а не похочю у него работать до сроку, [и мне ему его] деньги дати все и с ростом по розчету, как [дают на] пять шестой. А полягут деньги по сроце, и мне у него работать по тому ж, а не отниматись [мне от сея] кабалы ни полетною, ни изустною. На докладе были Иван Глебов сын да Иван Есипов сын лета… А подписал великого князя дьяк Андрей Федоров сын Слюнин. Есипов».¹³

Следует заметить, что  иногда эта сделка носила чисто формальный характер, когда закабаляемый человек либо не получал от хозяина ничего, либо передавал полученную сумму прежнему хозяину, осуществляя таким образом переход, а его правовое положение не менялось.

Серебреники встречаются как в деревне, так и в городе. Судебник подчеркивает, что кабалу могли давать на себя только свободные и не подлежащие военной службе люди. Для правовой характеристики служилой кабалы важно, что первоначально кабальный человек имел право уходить от своего хозяина, не дожив года, но в этом случае он обязан был уплатить ему не только сумму, обозначенную в кабале, но и проценты. Дальнейшую судьбу кабальных людей мы не можем проследить достаточно полно. Имеется лишь несколько жалованных грамот середины XV века, позволяющих установить, что положение серебреников меняется в сторону стеснения их правомочий.