Последствия первой империалистической войны

 Англия, несмотря на  ряд противоречий с США, была накануне войны с бурами и стремилась не обострять отношений ни с кем.

Франция, хотя и связанная с Испанией торговыми отношениями, не могла вмешаться в конфликт. Внутреннее положение французского правительства было сложным, так как дело Дрейфуса и ряд внутренних противоречий делали Францию бурлящим котлом. Кроме того, устремление французской экспансии в Африку и осложнения из – за этого с Англией не позволяли французскому правительству и думать о какой – либо активной поддержке Испании.

   Тем более не  могло помочь Испании царское  правительство России. Занятое дальневосточными  делами,  оно вовсе не хотело  портить отношений с США, да  и не видело для себя никаких  выгод в оказании какой – либо, помощи Испании. Такой же политики невмешательства придерживались и другие европейские страны.

    Об этом прекрасно  знали в Вашингтоне, и когда  7 апреля 1898 г. европейские державы  сообща вручили через своих  послов в США коллективную  ноту о том, что «взывают от  имени своих правительств к  чувству человечности и умеренности президента Соединенных Штатов и американского народа».  Президент Мак – Кинли ответил, что хотя правительство США и «оценивает гуманный и бескорыстный характер представления держав, но оно убеждено, что и державы, в свою очередь, оценят искренние и бескорыстные усилия Соединенных Штатов, которые исполнят долг человечности, прекратив положение дел, которое не может тянуться без конца»7.

Таким образом, коротко подведем итоги параграфа. Формирование внешнеполитических основ Америки выразились в их интересах к колониям ослабевшей Испании. И чтобы получить то, что они желают, США готовы были пойти на все, но только так, чтобы со стороны это выглядело, как будто так оно должно было и быть. Еще до предоставления докладов следственной комиссии о причинах гибели «Мэйна» правительство США уже избрало войну с Испанией; оно даже разработало тактику для претворения этого плана в жизнь и приняло решение о причине – гуманность, которая должна была послужить оправданием военной интервенции. Испания, конечно, пыталась всеми способами предотвратить эту войну и даже пыталась сколотить прочный фронт европейских держав против Соединенных Штатов Америки, чтобы предотвратить американскую интервенцию на Кубе, но как мы выяснили ничего из этого не вышло. США твердыми шагами шли к войне.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1.2.  Теодор Рузвельт и его подготовка к войне

Теодор Рузвельт умел привлечь внимание своих граждан и заставить их думать. Он знал, как поставить трудные вопросы немного раньше, чем они станут очевидными для других.

                                                                                    (Элтинг Морисон,  1978).

Министерство военно – морского флота было как раз тем местом, о каком только мог мечтать Рузвельт. Начиненный до отказа идеями экспансионизма, убежденный в превосходстве и способностях англо-американской нации, уверовавший в необходимость для США мощного флота, энергичный «джинго» был в восторге – без преувеличения – от того, что теперь его служба связана с флотом, вооружением и в конечном итоге с войной, которую он ждал. Правда пост помощника министра военно – морского флота был скромным, но удачно сложившиеся обстоятельства и его собственные усилия привели к тому, что помощнику министра на этом месте удалось сыграть роль, может быть, большую, чем он сам рассчитывал.

Летом 1897 г. Рузвельт провел почти безвыездно в Вашингтоне в лихорадочной работе. Лонг, этот человек и был министром военно – морского флота, плохо переносил жару в Вашингтоне, уезжал на Запад и оставлял своего помощника официально исполняющим обязанности министра. Для Рузвельта это были лучшие дни работы в министерстве.

В качестве временного главы министерства – хотя бы на час – он вмешивался во все действия министерства, стараясь использовать любую лазейку для продвижения своих проектов перевооружения флота: отдавал личные распоряжения об установке на судах орудий нового образца, об изменениях уставных требований для командиров боевых судов с целью сокращения бесполезной переписки, затрудняющей инициативные действия командиров кораблей, об увольнении на пенсию неспособных офицеров и замене их другими, молодыми, знающими и энергичными людьми, одержимыми теми же взглядами и настроениями, что и он.

После взрыва американского военного корабля «Мэйн», Теодор Рузвельт понял, что наступил его час. Рузвельт не сожалел о погибших, и как пишет И. А. Белявская в своей работе «Теодор Рузвельт и общественно – политическая жизнь» - «Хорошо уж и то, что он не выражал неприличной радости, что совершившееся еще больше приближало развязку». Он повсюду открыто требовал возмездия, а в его меморандумах министру в тот момент появился почти назидательный тон. Рузвельт не скрывал, что хочет войны. Он писал на следующий день после взрыва: «Будучи джингоистом, …я скажу, чтобы облегчить душу, что все отдал бы, если бы президент Мак – Кинли завтра дал приказ идти в Гавану».

После взрыва «Мэйна» Рузвельт решил действовать, где мог самостоятельно. «Как и народ, - писал он в последствии, - правительство долгое время медлило с подготовкой к войне, ибо многие честные, но заблуждавшиеся люди верили, что подготовка сама по себе направлена на развязывания войны. Я по крайней мере не разделял этого чувства и когда оставался исполняющим обязанности министра, делал все, что было в моей власти, чтобы привести нас к состоянию готовности»8. Обуреваемый такими чувствами, Рузвельт 25 февраля (т.е. за месяц до опубликования отчета о взрыве «Мэйна») воспользовался очередной отлучкой шефа и отправил официальное телеграфное распоряжение командующему тихоокеанской эскадрой адмиралу  Дьюи. (Еще в декабре 1897 года коммодор Дьюи отбыл в Гонконг). Политически важная телеграмма имела провокационный характер. Т. Рузвельт приказывал Дьюи загрузиться углем и «в случае объявления войны... начать оборонительные операции» на Филиппинах.

 Поистине нужно обладать  фантазией Рузвельта, чтобы назвать захват Филиппин оборонительной операцией.

Адмирал Дьюи, который получил свой пост благодаря помощнику министра, был подготовленным оперативным офицером, рвавшимся в бой не меньше, чем сам Рузвельт. Именно на эти качества и рассчитывал Рузвельт.

 «Я был уверен, что  если бы ему дали полшанса, он ударил бы мгновенно и  с основательным эффектом; и я  решил, что все, что мог сделать, дабы он получил этот шанс, должно быть сделано»9.

Рузвельт признавался, что советовался по поводу этого распоряжения с Лоджем, но не со своим прямым начальником. Лонг, узнав на другой день о действиях помощника, записал в дневнике: «Кажется, сам дьявол вселился в него… он ведет себя, как слон в посудной лавке»10. Тем не менее, распоряжение Рузвельта не было аннулировано, как это иногда бывало с некоторыми из приказов, отданных в отсутствии Лонга. Однако последнее обстоятельство еще не доказывает, что телеграмма была послана по приказу президента или хотя бы Лонга. Они отнюдь не стремились форсировать события, но, когда дело было сделано, Мак - Кинли не трудно было сообразить, что распоряжение Рузвельта выгодно оставить в силе.

 Как отмечает Эрминио Портель Вила, «Рузвельт не был смещен со своего поста, напротив, «в составе правительства, в самом центре администрации, находился человек, поведение которого в условиях такого кризиса в любой другой стране привело бы к немедленной отставке». Вероятно, добавляет он, «Рузвельт очень ясно понимал, что если Мак - Кинли и возражал против войны, то только из соображений ее политической уместности – скорее показных, чем реальных, - а поэтому действовал подобным образом»11.   

В общем, правительство США официально продолжало заверять о желании разрешить конфликт мирным путем, но развертывало приготовление к войне, хотя, как показали дальнейшие события, с меньшим эффектом, чем требовали «джинго» и военные круги. Со своей стороны Рузвельт продолжал кипучую деятельность по снаряжению флота, покупке новых судов и выколачиванию у конгресса ассигнований на вооружение. Американский историк Г. К. Били приписывает, не без оснований, все заслуги по подготовке флота к войне с Испанией только Рузвельту, подчеркивая, что благодаря ему флот оказался снаряженным лучше, нежели армия.

Очень любопытные факты нам представляет Белявская в своей, ранее уже упомянутой работе о том, как вел себя Теодор Рузвельт накануне войны. «Рузвельт чувствовал, что его настойчивость начинает раздражать министра, но, не обращая на это внимания, продолжал вмешиваться во все действия министерства и беспрерывно подстегивал Лонга. В начале марта он писал одному из морских офицеров: «Если будет война, я хочу уйти отсюда и попасть на фронт, если смогу. Я навязываю так много советов министру, что боюсь, … что превратился в персон нон грата…»12.

 Однако, это не так уж сильно смущало помощника Лонга, если он не оставлял в покое своего начальника; тем более, что Рузвельт ощущал молчаливое одобрение президента. Правда, Мак - Кинли медлил с объявлением войны, желая создать благоприятное для США международное общественное мнение.

 Так например, ультиматум Мадриду, последовавший 27 марта, содержал требование принять американское посредничество в контактах с восставшими кубинцами. Американский посол сообщил о готовности испанского правительства принять любые условия, лишь бы сохранить мир.

30 марта 1898 г., т.е. через два  дня после обнародования выводов  комиссии по делу о взрыве  «Мэйна», Рузвельт почти в отчаянии  писал мужу своей сестры: «Президент  решительно настроен сохранить мир любой ценой. Если испанцы не объявят войну, у нас ее не будет… Развитие событий ведет к войне. Конгресс за войну. Все, что нужно, это крупный лидер; но два крупнейших лидера, президент и спикер (спикер был Томас Рид, антиимпериалист), оба владеющие огромной властью, почти ненормальны в своей жажде мира»13. Монополисты также ждали войны с нетерпением. «Деловой мир долго готовился к ней, и ему мало, что остается, чтобы быть к ней готовым», - писал в Лондон американский корреспондент журнала «Экономист», когда война стала фактом14. Это произошло 21 апреля 1898 г.

Накануне посол США в Мадриде передал правительству Испании ультиматум с требованием вывода всех вооруженных сил с острова Куба и из кубинских вод и полного отказа от владения и управления островом. Утром 21 апреля в газетах появилось сообщение об ультиматуме, а «Нью – Йорк таимс» поместила его под красноречивым лозунгом «Война пришла», хотя еще не было официального объявления войны.

Испания объявила, что отказывается принять ультиматум, и в тот же вечер, 21 апреля, президент, к восторгу Лоджа, Рузвельта, сенатора Проктора (бывшего военного министра в кабинете Гаррисона) и прочих джингоистов, отдал приказ о блокаде Кубы и о призыве в армию волонтеров. Но только после того, как правительство Сагасты, не приняв американского ультиматума, 23 апреля декларировано состояние войны с США, конгресс 25 – го вотировал билль о войне с Испанией с требованием от президента немедленной положительной санкции. И Мак - Кинли, конечно, подписал этот закон, объявлявший, что с 21 апреля 1898 г., США находится в состоянии войны с Испанией. Все было соблюдено так, как рассчитывала американская дипломатия.

21 апреля Мак – Кинли приказал блокировать берега Кубы, и уже 22-го осуществлять этот приказ направилась эскадра во главе с адмиралом Симпсоном. 23 апреля Испания объявила войну США, а 25 апреля закон о состоянии войны с Испанией принял конгресс США. (см. Приложение 2)

Итак, подведем итоги параграфа. Мы тщательно разобрались с позицией Рузвельта по отношению развязывания войны. Как ключевая фигура в лагере идеологов экспансии, как фактический руководитель военно – морского ведомства, он сознательно спровоцировал военное столкновение с Испанией в 1898 г., названное Лениным первой войной за передел уже поделенного мира, первой схваткой мировых эксплуататоров периода империализма. Роль Теодора Рузвельта, заместителя министра военно – морского флота, в подготовке к войне неоспорима большая, и мы не побоимся повторить, что только благодаря ему, флот оказался снаряженным лучше, нежели армия.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1.3. Подполковник первого кавалерийского полка волонтеров в действии

Весь последний месяц перед объявлением войны Рузвельт находился в чрезвычайно нервном, возбужденном состоянии. Он твердо решил уйти из министерства в действующую армию, когда начнется война.

Были еще мотивы, по которым он стремился на фронт. «Итак, - продолжал он, - в течение долгих лет я настойчиво проповедовал то, что нашим противникам было угодно называть джингоистскими доктринами…. Мне кажется, что, с точки зрения нации, в целом важнее, чтобы люди, подобные мне, пошли на войну, чем если бы мы оставались дома в комфортабельных кабинетах и предоставили другим вести войну, которую мы требовали»15. (см. Приложение 3)

 Как уже говорилось, правительство Мак - Кинли не собиралось отступать от намеченного плана действий, и 25 апреля война стала фактом, а Рузвельт в тот же день получил не только согласие президента и Лонга отпустить его в действующую армию, но и лестное предложение военного министра Олджера принять командование над одним из трех кавалерийских волонтерских полков, о формировании которых состоялось решение конгресса и правительства.

К немалому удивлению Олджера Рузвельт отказался принять чин полковника, не считая себя подготовленным для этого поста. И это понятно, он не желал терять время на военную подготовку, вдруг война бы закончилась. Он удовольствовался званием подполковника первого кавалерийского полка волонтеров США под командованием Леонардо Вуда, хирурга по профессии, но знающего военный строй, человека организованного и собранного. Им предстояло сначала сформировать полк, экипировать его, вооружить и попытаться провести с волонтерами кое – какие строевые занятия. В полк принимались только те, кто умел ездить верхом и обращаться с оружием, но никто из будущих волонтеров не имел представления о строевой службе и военной дисциплине. Военная подготовка новоиспеченного подполковника ограничивалась трехмесячной службой в национальной милиции.