Автор работы: Пользователь скрыл имя, 02 Сентября 2014 в 16:24, реферат
Вооруженные силы Германии должны быть готовы к тому, чтобы еще до завершения войны с Англией одержать победу над Россией в быстротечной кампании (план Барбаросса). Сухопутные войска в этом случае должны быть готовы отправить для участия в боевых действиях все имеющиеся в их распоряжении соединения, с тем условием, однако, что оккупированные территории будут защищены от внезапного нападения. ВВС придется предоставить для поддержки сухопутных войск в ходе Восточной кампании силы адекватной численности, чтобы обеспечить быстрое подавление противодействия на земле и предоставить восточным немецким территориям максимальную защиту от вражеских налетов с воздуха.
В итоге на юго-западном направлении до августа немцы не смогли окружить и уничтожить в «мешке» ни одной советской дивизии. Все окруженные выходили к своим. Это отмечают в своих мемуарах немецкие генералы. Например, начальник штаба 4-й армии генерал Гюнтер Блюментрит говорит: «Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои. Помогала им огромная территория страны с лесами и болотами. Немецких войск не хватало, чтобы повсюду создавать такое же плотное кольцо вокруг русских войск, как в районе Белостока – Слонима. Наши моторизованные войска вели бои вдоль дорог или вблизи от них. А там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми. Вот почему русские зачастую выходили из окружения. Целыми колоннами их войска ночью двигались по лесам на восток. Они всегда пытались прорваться на восток, поэтому в восточную часть кольца окружения обычно высылались наиболее боеспособные войска, как правило, танковые. И все-таки наше окружение русских редко бывало успешным.
В боевых действиях, рассчитанных на окружение крупных сил противника, мы захватили много пленных и большие трофеи. И все-таки результаты были не такими значительными, как это могло бы показаться на первый взгляд… Когда мы вплотную подошли к Москве… С удивлением и разочарованием мы обнаружили в октябре и начале ноября, что разгромленные русские войска вовсе не перестали существовать как военная сила[28]. [Так же в октябре, по признанию Мюллера-Гиллебранда, кроме постоянных больших потерь вермахт утратил значение ранее достигнутых успехов в войне против СССР – Р. А.][29]. В течение последних недель сопротивление противника усилилось, и напряжение боев с каждым днем возрастало…
Из остатков потрепанных в тяжелых боях армий, а также свежих частей и соединений русское командование сформировало новые сильные армии. В армию были призваны московские рабочие. Из Сибири прибывали новые армейские корпуса… Сталин со своим небольшим штабом оставался в столице, которую он твердо решил не сдавать. Все это было для нас полной неожиданностью. Мы не верили, что обстановка могла так сильно измениться после наших решающих побед, когда столица, казалось, почти была в наших руках.
Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя.
Ожесточенные боевые действия на подступах к Москве, … чуть было не привели к распаду большей части немецкого фронта»[30]. Тем более что по планам Гитлера Москва к тому времени должна была быть уже разрушена с воздуха. Об этом он заявил еще 8 июля на совещании в ставке. Тогда он высказал непоколебимое решение силами авиации сровнять Москву и Ленинград с землей[31]. «И когда неделю спустя ничего подобного не произошло, он язвительно заметил Герингу: «Вы думаете в люфтваффе все же найдется хоть одна авиаэскадра, у которой хватит духу вылететь на Москву?»
Так вопрос о бомбардировке Москвы перешел в категорию престижных. В категорию досадной необходимости, которую решали кое-как, спустя рукава[32] …» Бомбардировки Москвы начались 22 июля. Однако достичь желаемых результатов немцы не смогли. Москва оказалась воздушной крепостью, защищенной ничуть не слабее Лондона во времена «блицкрига» в небе Англии[33]. Расшифровка аэрофотоснимков показала, что пилоты люфтваффе не замечали хорошо замаскированный Кремль и принимали за него ипподром, расположенный в 4,3 км.северо- западнее, который и бомбили[34]. Кроме того в налетах на Москву с каждым разом применялось все меньше и меньше самолетов. И чем ближе немцы подходили к Москве, тем менее активно они ее бомбили[35].
Пилоты люфтваффе не смогли и Ленинград «сравнять с землей». «Потому что подобный ад, который им устроили средства ленинградского ПВО, они не переживали даже над Лондоном. Воздух был наполнен раскаленным металлом осколков, в особенности над Кронштадской бухтой, где стоит на якоре советский флот»[36].
Позже, оценивая начало войны с Советским Союзом немецкие генералы отмечали, что приграничные сражения, несмотря на большие успехи немецких войск, отнюдь не повлекли за собой ожидаемого быстрого развала Красной Армии[37]. И уже 11 августа 1941 г. Гальдер в своем дневнике делает такие записи: «На всех участках фронта, где не ведется наступательных действий, войска измотаны. То, что мы сейчас предпринимаем, является последней и в то же время сомнительной попыткой предотвратить переход к позиционной войне. Командование обладает крайне ограниченными средствами… В сражение брошены наши последние силы… Общая обстановка все очевиднее и яснее показывает, что колосс-Россия … был нами недооценен»[38].
А еще через два месяца он записал: «Мы должны иметь в виду, что никому из противников не удастся окончательно уничтожить другого или решающим образом нанести ему поражение. Возможно, что война сместиться из плоскости военных успехов в плоскость способности выстоять в моральном и экономическом отношении… Противнику нанесен решающий удар… Но противник еще не уничтожен. Окончательно разгромить его в этом году мы не сможем, несмотря на немалые успехи наших войск»[39]. Некоторые немецкие офицеры (генерал-полковник Фромм) полагали, что Германии необходимо будет перемирие[40]. Тем более что маневренность и наступательная мощь немецких войск были исчерпаны. И сам Гальдер полагал, что верховное командование в такой ситуации может смело отдавать приказы на прекращение наступательных действий и переход к зиме[41].
3 Потери немецких войск
Если в начале Восточной кампании начальник генерального штаба Ф. Гальдер в своем дневнике писал, что «количество убитых и раненых остается в пределах допустимого»[42]. То чем больше шли бои, тем чаще он отмечал, что на том или ином участке фронта создалось критическое, напряженное или даже кризисное положение или, что немецкие войска ведут тяжелые бои и несут большие потери, которые невозможно было полностью и своевременно возмещать, так резервы оказались недостаточны[43]. Большие потери, которые ожидались лишь в начале кампании, остались почти на столь же высоком уровне и в летние месяцы. Немецкий генерал А. Филиппи уже после войны говорил, что русские в приграничных боях против группы армий «Юг» постоянно переходили «от обороны к контрударам и контратакам, в силу чего наши войска несли большие потери, достигавшие 200 чел. в сутки на дивизию»[44].
Только в ноябре 1941 г. потери снизились, да и то лишь временно. А своевременный подвоз пополнения из Германии был серьезно затруднен из-за все более увеличивающегося расстояния до линии фронта[45].
Большинство немецких дивизий на Восточном фронте вели ожесточенные бои. И до конца декабря 1941 г. в вермахте из строя вышло примерно 830 тыс. человек, хотя изначально начальником генштаба сухопутных войск предполагалось, что потери во всей Восточной кампании не превысят 475 тыс. чел.[46] Возместить эту убыль немцам удалось лишь на половину. Таким образом, некомплект действующей армии на Востоке составил около 400 тыс. человек. Это означало, что пехота в среднем потеряла около одной четверти своего первоначального состава [47], когда начались тяжелые зимние бои. Войскам Восточного фронта пришлось самостоятельно решать задачу пополнения. Они высвобождали солдат для фронта путем привлечения советских военнопленных и лиц гражданского населения в качестве вспомогательного персонала в тыловые части, где последние использовались ездовыми, рабочими на кухне, разнорабочими и т.п.[48] Но даже эта вынужденная мера не могла исправить положения. 6 ноября 1941 г. организационный отдел Генерального штаба сухопутных сил в представленной записке «Оценка боеспособности действующей сухопутной армии наВостоке» констатировал, что пехотные дивизии в среднем располагают 65 % своей первоначальной боеспособности, танковые – примерно 35 % [49]. А 19 ноября, готовясь к докладу Гитлеру, Ф. Гальдер оценил состояние дивизий на Восточном фронте как «крайне измотанное боями… укомплектованность войсковых частей – ниже средней, в особенности – танками!»[50] К концу ноября немецкие войска под Москвой «выдохлись»[51] и оказались «совершенно измотаны и неспособны к наступлению»[52].
Проанализируем потери немецких сухопутных войск на Восточном фронте в 1941 г. (составлена по данным приводимым Ф. Гальдером)в таблице№1 [53].
Таблица № 1 Потери немецких сухопутных войск на Восточном фронте в 1941 г.
с 22.06 по … |
Ранено |
Убито |
Пропало без вести |
Итого потеряно |
Общие потери (без больных) |
Средняя численность вермахта (млн. чел.) |
% от средней численности | ||||
Офицеров |
унтер-офицеров и рядовых |
офицеров |
унтер-офицеров и рядовых |
Офицеров |
унтер-офицеров и рядовых |
офицеров |
унтер-офицеров и рядовых | ||||
30.07 |
7 964 |
224 364 |
3 292 |
64 778 |
315 |
17 670 |
11 571 |
306 812 |
318 383 |
3,35 |
9,5 |
26.08 [54] |
10 792 |
314 858 |
4 264 |
89 958 |
381 |
20 847 |
15 437 |
425 437 |
441 100 |
3,78 |
11,67 |
30.09 |
12 886 |
396 761 |
4 926 |
111 982 |
423 |
24 061 |
18 235 |
532 804 |
551 039 |
3,4 |
16,2 |
6.11 |
15 919 |
496 157 |
6 017 |
139 164 |
496 |
28 355 |
22 432 |
663 676 |
686 108 |
3,4 |
20,17 |
10.12 [55] |
18 220 |
561 575 |
6 827 |
155 972 |
562 |
31 922 |
25 609 |
749 469 |
775 078 |
3,2 |
24,22 |
31.12 |
19 016 |
602 292 |
7 120 |
166 602 |
619 |
35 254 |
26 755 |
804 148 |
830 903 |
3,2 |
25,96 |
Кроме больших людских потерь немецкие войска несли значительные потери в технике и сталкивались с различного рода материально-техническими трудностями. К началу кампании 1941 г. немецкое верховное командование не имело в своем распоряжении резерва танков. Снабжение войск бронетанковой техникой ограничивалось недостаточным ежемесячным производством бронетанковой техники, вследствие чего на каждую имевшуюся танковую дивизию в среднем в месяц поступало около 15 танков (в виде пополнения)[56]. И уже к началу сентября 1941 г. располагали следующим количеством боеспособных танков (данные в %): 1-я танковая группа – 53, 2-я – 25, 3-я – 41, 4-я – 70[57]. Но вследствие подвоза танков, моторов и запасных частей и благодаря работе ремонтно-восстановительных служб в войсках к началу октябрьского наступления группы армий «Центр» количество боеспособных танков в танковых группах увеличилось: в 1-й, 3-й и 4-й танковых группах – до 70-80 %, во 2-й – до 50 %[58].
В 1941 г. потери танковых войск в сравнении с достигнутыми успехами представлялись немецкому командованию весьма умеренными, поскольку удалось прорвать линию фронта на ряде участков и выйти на оперативный простор крупными моторизованными и танковыми соединениями.
С началом ведения боевых действий вермахт столкнулся с нехваткой различного рода технического имущества (например, понтонно-мостового и связи). А проблему нехватки автотранспорта оказалось невозможно сколько-нибудь удовлетворительно решить, из-за чего очень часто приходилось прибегать к конной тяге[59]. «Выход из строя колесных автомашин из- за тяжелых дорожных условий и незнания водителями театра войны был значительным. (В августе в ремонте находилось в среднем 24 % машин из состава автоколонн большой грузоподъемности, в середине ноября их стало 44 %. Из состава армейских колонн подвоза снабжения и малых автоколонн – 15 и 30 % соответственно)[60]. В середине ноября 1941 г. возникла необходимость экономного расходования автотранспорта путем заблаговременного проведения ряда организационных мероприятий, например: замена автомашин лошадьми, поскольку из общего числа 500 тыс. колесных автомашин, находившихся в составе сухопутных сил на Востоке безвозвратные потери составили 150 тыс., а 275 тыс. требовали ремонта[61]. О восполнении парка автомашин за счет текущего производства нельзя было и думать.
Не представлялось возможным также восполнить большие потери и в лошадях. Неизбежным стало ощутимое снижение маневроспособности войск и уменьшение транспортных возможностей служб снабжения и подвоза[62]. Это снижало боеспособность немецких войск.
Например, «летом и осенью 1941 г. две трети люфтваффе сражались в небе России… Как ни велик был успех на Восточном фронте, войсковое снабжение не поспевало покрывать колоссальные затраты материальной части. Численность авиаподразделений стремительно сокращалась. Главная цель – «скорый разгром России в результате молниеносно проведенной кампании» к началу осенней распутицы и морозов зимы-осени 1941-1942 гг. [так в тексте – Р.А.] – достигнута не была»[63].
По свидетельству немецкого летчика-истребителя Гюнтера Раля перед началом войны «сведения о советской истребительной авиации были очень смутными, а данные о типах и численности самолетов отсутствовали вовсе. Поэтому столкновение с советскими истребителями, имевшими огромное численное преимущество, явилось сюрпризом»[64]. По воспоминаниям Манфреда фон Коссарта, перед началом Восточной кампании летный состав Люфтваффе был проинструктирован о возможностях русской авиации. В частности было сказано, что советскую зенитную артиллерию и истребительные силы вряд ли стоит принимать во внимание[65]. Закономерным итогом такой недооценки врага стали большие потери Люфтваффе. В книге «Мировая война 1939-1945 годов» говорится «Потери немецкой авиации не были такими незначительными, как думали некоторые. За первые 14 дней боев было потеряно самолетов даже больше, чем в любой из последующих таких же отрезков времени. С 22 июня по 5 июля немецкие ВВС потеряли 807 самолетов всех типов, а за период с 6 по 19 июля – 477»[66].
«Немецкие командиры сходятся в одном: все они были удивлены эффективностью вражеской зенитной артиллерии, поскольку немецкое командование представляло ее устаревшей и вряд ли опасной. Они так же почти единодушны и в том, что оборонительный огонь из легкого оружия, в частности огонь пехоты, был очень опасным и привел к большим потерям с немецкой стороны»[67]. Майор фон Коссарт, командир звена 3-й группы бомбардировочной эскадры «Гинденбург» действовавшей на северном участке советско-германского фронта «приводит причины гибели немецких самолетов в следующем порядке: огонь зенитной артиллерии, ответный огонь пехоты и атаки истребителей».[68]
В первые дни войны советские средства ПВО оказались весьма эффективными в борьбе с низколетящими бомбардировщиками, из-за чего немецким самолетам пришлось «забираться повыше»[69].
Заключение
Конечная цель операции «Барбаросса» осталась недостигнутой. Несмотря на впечатляющие успехи вермахта, попытка разгромить СССР в одной кампании провалилась. Основные причины можно связать с общей недооценкой Красной армии. Несмотря на то, что до войны общее количество и состав советских войск было определено немецким командованием достаточно верно, к крупным просчётам абвера следует отнести неверную оценку советских бронетанковых войск. Другой серьёзный просчёт состоял в недооценке мобилизационных возможностей СССР. К третьему месяцу войны ожидалось встретить не более 40 новых дивизий Красной армии. На самом деле советское руководство только летом на фронт направило 324 дивизии (с учётом развёрнутых ранее 222 дивизий), то есть, в этом вопросе немецкая разведка значительно ошиблась. Уже в ходе штабных игр, проводимых немецким Генеральным штабом, выяснилось, что наличных сил недостаточно. Особенно тяжёлая ситуация складывалась с резервами. Фактически, «Восточный поход» предстояло выигрывать одним эшелоном войск. Таким образом, было установлено, что при успешном развитии операций, немецкие силы окажутся недостаточными, если не удастся нанести решающее поражение русским. Между тем, на линии рек Днепр — Западная Двина вермахт ждал Второй стратегический эшелон советских войск. У него за спиной сосредотачивался Третий стратегический эшелон. Важным этапом в срыве плана «Барбаросса» стало Смоленское сражение, в котором советские войска, несмотря на тяжёлые потери, остановили продвижение противника на восток. Кроме того, взаимодействие между группами армий осложнялось тем, что они наносили удары по расходящимся направлениям — на Ленинград, Москву и Киев. Немецкому командованию пришлось проводить частные операции по защите флангов центральной наступающей группировки. Эти операции, хотя и были успешными, приводили к потере времени и трате моторесурса бронетехники механизированных войск. Уже в августе возник вопрос приоритета целей: Ленинград, Москва или Ростов-на-Дону. Когда эти цели вступили между собой в противоречие, возник кризис командования. Группа армий «Север» не смогла захватить Ленинград. Группа армий «Юг» не смогла совершить глубокий охват своим левым флангом (6-я и 17-я армии) и уничтожить основные войска противника на правобережной Украине в намеченные сроки и как следствие войска Юго-Западного и Южного фронтов смогли отойти к Днепру и закрепиться. В дальнейшем, поворот основных сил группы армий «Центр» от Москвы привёл к потере времени и стратегической инициативы. Осенью 1941 года немецкое командование попыталось найти выход из кризиса в операции «Тайфун». Кампания 1941 года окончилась поражением немецких войск на центральном участке советско-германского фронта под Москвой, под Тихвином на северном фланге и под Ростовом на южном фланге.