Отечественная война 1812 года

Крестьяне Московской губернии «говорили  дерзости проезжающим и могли  бы зайти далее, если бы за ними не было бдительного надзора», — пишет  М. И. Волкова своей подруге Ланской, рассказывая о днях, предшествовавших гибели Москвы. Волкова даже жалеет, что все так ругают Ростопчина, в ее глазах он имеет большую заслугу: «он охранил чернь, которая везде легкомысленна», «охранил» эту «чернь» от «вероломных намерений» Наполеона. Чем же он достиг этого? А вот именно тем, что до последней минуты уверял, будто Москва не будет сдана. Народ не успел взбунтоваться, потому что о сдаче Москвы узнали одновременно со вступлением французского авангарда через Дорогомиловскую заставу. За эту ложь во спасение многие дворяне вроде Волковой прощали Ростопчину все его грехи.

Все это не вылилось в сколько-нибудь сильное, организованное движение. Уже  после Смоленска, а особенно к  моменту занятия Наполеоном Москвы, когда окончательно стало ясно, что  завоеватель и не думает об освобождении крестьян, даже и эти отдельные  проявления крестьянского движения почти прекратились. Нужно сказать, что и по размерам и по характеру  крестьянское движение в Литве и  Белоруссии, вызванное обманчивыми  надеждами на Наполеона, было гораздо  более бурным, чем в губерниях коренной России. Как сказано, оно было там задавлено свирепыми усмирениями со стороны самого Наполеона.

Весной 1812 г. в Вологодской губернии началось длительное дело крестьян, проданных  помещицей Щербининой надворному советнику Яковлеву. Крестьяне отказались повиноваться Яковлеву, во-первых, ссылаясь на незаконность этой сделки и приводя в доказательство, что будто они должны были остаться в роду графов Воронцовых (Щербинина была урожденная Дашкова и племянница С. Р. Воронцова), а сверх того крестьяне указывали на то, что Яковлев гонит крестьян на свои вятские и пермские заводы. Дело тянулось весь 1812 и часть 1813 г.; правительство не решалось пустить в ход оружие, пока Наполеон был в России. Только в июне 1813 г. был послан в «бунтующую вотчину» Башкирский полк, который стрелял в крестьян и убил 24 человека, переранил гораздо больше и восстановил «порядок». Часть крестьян укрылась в вологодских лесах и лишь постепенно вернулась домой. Несколько зачинщиков (или, как выражаются документы, начинщиков) было отдано под суд и приговорено к 200 ударам кнута. К сожалению, из бумаг не видно, ни сколько именно человек было осуждено, ни сколько из осужденных выжило после наказания. Известно, что даже и 100 ударов было более чем достаточно для умерщвления наказуемого. Стрельба и усмирение произошли лишь в нюне 1813 г.{2} То же неповиновение и по тем же причинам оказали Яковлеву крестьяне Череповецкого уезда Новгородской губернии.

Только из нескольких неясных слов в кратком протоколе заседания  комитета министров мы узнаем о «неповиновении»  заводских (приписанных к заводам) крестьян Пермской губернии; что это  «неповиновение» охватило 20 тысяч  человек; что посылалась воинская команда  и т. д.{3} Зачинщики взяты были под стражу. Что с ними дальше было, неизвестно. В июне 1812 г. «неповиновение»  «совершенно прекратилось».

К сожалению, эти известия именно осенью 1812 г. были особенно скупы. Вот образчик: «В Бельском уезде крестьяне восстали непослушанием против своего помещика Лыкошина, его убили, начальник отряда Дебич, по исследовании, двоих велел расстрелять, деревню сожгли, и тем восстановлено послушание»{4}.

Были волнения и в Тверской губернии, и комитет министров в заседании 24 сентября 1812 г. слушал дело «о взбунтовавшихся  крестьянах Волоколамского уезда и  об одном священнике, который соучаствовал с ними». Крестьяне «вышли из повиновения», «разграбили господское имение, хлеб, скот, лошадей, убили крестьянина  деревни Петраковой из пистолета».

Во всей окрестности крестьяне  тоже взбунтовались, и губернатор должен был обратиться к генералу Винценгероде, командующему войсками в Тверском округе. Комитет министров, заслушав дело, положил: «Барону Винценгероде предписать, чтобы он на место к взбунтовавшимся крестьянам отрядил достаточную команду и, изыскав начинщиков возмущения, в страх другим велел их повесить»{5}. К счастью, Винценгероде разобрался в деле и не только никого не повесил, но выяснил гнуснейшее поведение помещиков и их приказчиков, сознательно подводивших крестьян под обвинение в государственной измене. Посланный им генерал-майор Бенкендорф донес следующее (донесение на французском языке, конечно, потому что русского языка Винценгороде не знал): «Позвольте мне говорить с вами без обиняков. Крестьяне, которых губернатор и другие власти называют возмутившимися, вовсе не возмутились. Некоторые из них отказываются повиноваться своим наглым приказчикам, которые при появлении неприятеля, так же как и их господа, покидают этих самых крестьян, вместо того чтобы воспользоваться их добрыми намерениями и вести их против неприятеля... Имеют подлость утверждать, будто некоторые из крестьян называют себя французами. Они избивают, где только могут, неприятельские отряды, отправляют в окружные города своих пленников, вооружаются отнятыми у них ружьями и защищают свои очаги... Нет, генерал, не крестьян нужно наказывать, а вот нужно сменить служащих людей, которым следовало бы внушить хороший дух, царящий в народе»{6}. Слух о возмущении крестьян — лживая выдумка. «Я отвечаю за это своей головой» (подчеркнуто в тексте). «Я пользуюсь крестьянами для получения известий о неприятеле», — так кончает Бенкендорф свое донесение.

Крестьянские настроения в 1812 г. нашли  свое отражение в выступлениях крестьян, только что одетых в ополченскую  форму, но от этого не переставших  быть крестьянами.

А война против вторгшегося Наполеона  была истинно народной войной. Наполеон подсчитывал в своей стратегии  количество своих войск и войск  Александра, а сражаться ему пришлось с русским народом, о котором  Наполеон позабыл. Рука-то народа и  нанесла величайшему полководцу всемирной истории непоправимый, смертельный удар.

По показанию не только Николая  Ивановича Тургенева, но и других людей поколения декабристов, русские  крестьяне после изгнания неприятеля из России считали, что своей геройской  борьбой против Наполеона они  «заслужили свободу» и что получат  ее от царя. Однако на деле они получили от Александра I не свободу, а единственную посвященную им строчку в манифесте 30 августа 1814 г., где царь «всемилостивейше» благодарил все сословия и давал всем сословиям разные льготы. Вот что гласила эта единственная строка, где речь идет о награде для крестьянства:

«Крестьяне, верный наш народ, да получат  мзду свою от бога».

Русское крестьянство, сражалось ли оно в двенадцатом году в мундирах или в зипуне, стяжало себе бессмертную  славу.

Представители национальных меньшинств и отдельных групп не уступали коренному русскому населению в  желании защищать общее отечество.

Донские казаки, башкиры, татары, уральские  казаки, народы Кавказа сражались, судя по всем отзывам, замечательно стойко и мужественно. Герой Багратион  достойно представлял Грузию. Калмыки (составившие Ставропольский калмыцкий  полк) прославились своей храбростью в 1812 г.:

их «летучие отряды» особенно отличились во вторую половину войны, при преследовании  отступавшего неприятеля.

Башкиры так полюбились Платову, что  он из двухсот особенно отличившихся башкирских наездников образовал особый отряд, и 27 июля 1812 г. у Молева-Болота этот отряд совершил первую свою блестящую атаку на французов.

Купечество, тот «средний класс», который  Наполеон рассчитывал найти в  Москве, обнаружило дух полной непримиримости к завоевателю, хотя Ростопчин в  Москве очень подозрительно относился  к купцам-раскольникам и полагал, что они в душе ждут чего-то от Наполеона. Во всяком случае никаких торговых дел с неприятелем (очень этого домогавшимся) купцы не вели, ни в какие сделки с ним не входили и вместе со всем населением, которое только имело к тому материальную возможность, покидали места, занятые неприятелем, бросая дома, лавки, склады, лабазы на произвол судьбы. Московское купечество пожертвовало на оборону 10 миллионов рублей — сумму по тому времени огромную. Были значительные пожертвования деньгами от купечества также и других губерний.

Пожертвования были очень значительные. Но если часть купечества очень много  потеряла от великого разорения, созданного нашествием, то другая часть много  выиграла.

На чрезвычайном заседании комитета министров 9 сентября было решено выписать из Англии пороху 40 тысяч пудов и 50 тысяч ружей. Выписку этих вещей  брали на себя коммерции советник Кремер и заводчик Бэрд. Цена за пуд пороха была ими поставлена 29 рублей (серебром), за каждое ружье — 25 рублей{14}. Цены эти были очень и очень хорошие — не для казны, но для получивших этот заказ на поставку.

Но и «средние» подрядчики, доставлявшие армии сено, овес, хлеб, сукно, кожу, «охулки на руку не клали» и жили с армейскими «комиссионерами» и  «комиссарами» (интендантами) в дружбе, любви и совете. По военному времени торговаться много с поставщиками и подрядчиками не приходилось, проверять их счета было некогда. Генерал Ермолов только помечтал «сжечь» уличенного им вора-интенданта. О «сожжении» или хотя бы уголовном преследовании купцов-поставщиков речь могла идти лишь в совсем исключительных случаях (да и то уже тогда, когда война давно окончилась).

Справедливые нарекания посыпались в 1812 г. на купечество за громадный и  внезапный рост цен на все товары вообще и на предметы первой необходимости  в частности. Знаменитые, всегда и  всеми авторами цитируемые стихи  применимы были не только к Петербургу, где они возникли: «Лишь с Англией  разрыв коммерции открылся, то внутренний наш враг на прибыль и пустился. Враги же есть все те бесстыдные глупцы, грабители людей, бесчестные купцы» и т. д.

Эти стишки сложены (о чем иногда забывается) не по поводу воины с  Наполеоном, а в предшествующие годы, в годы континентальной блокады, но истинную популярность приобрели  они в 1812 г., когда все вздорожало в совершенно неслыханных размерах. Дело было не только в полном прекращении  ввоза товаров из-за границы, но и  в огромных закупках и заготовках для армии и в обширных спекуляциях  на этой почве. К этому нужно прибавить  разорение занятой неприятелем  территории, уничтожение промышленных предприятий, истребление посевов  и урожая. В Смоленске. в Москве, в Вязьме, в Гжатске, в Можайске все фабрики без исключения были уничтожены огнем или дотла разграблены.

Рабочих в тогдашней России числилось  около 150 тысяч человек (в 1814 г. — 160 тысяч). Рабочие были большей частью крепостными  и работали на фабриках своих помещиков  или на предприятиях купцов, которым  помещики передавали крестьян на определенные сроки, часть же рабочих была и  вольнонаемной. И те и другие в  большинстве случаев были тесно  связаны с деревней, и когда  пришла гроза двенадцатого года, рабочие  занятых неприятелем мест разбежались  по деревням. Очень сильно спекулировали  и на предметах вооружения. Спекуляция эта получила новый толчок после  посещения Москвы царем. До приезда царя в Москву и до его патриотических воззваний и объявления об ополчениях сабля в Москве стоила 6 рублей и дешевле, а после воззваний и учреждения ополчений — 30 и 40 рублей; ружье тульского производства до воззваний царя стоило от 11 до 15 рублей, а после воззваний — 80 рублей; пистолеты повысились в цене в пять-шесть раз. Купцы видели, что голыми руками отразить неприятеля нельзя, и бессовестно воспользовались этим случаем для своего обогащения, — так свидетельствует несчастный Бестужев-Рюмин, который не успел в свое время выехать из Москвы, попал в наполеоновский «муниципалитет», старался там (конечно, без существенных результатов) защитить жизнь и безопасность оставшейся кучки русских, а в конце концов после ухода французов был заподозрен в измене, подвергся преследованию и нареканиям.

Уже в декабре московские купцы  стали подавать правительству заявления  об убытках от нашествия. Реестры  при этом составлялись очень подробные. Начинались многие эти заявления  одной и той же курьезной формулой, очевидно, пущенной в ход каким-нибудь грамотеем-приказным, зарабатывавшим по купечеству на составлении просьб и иных бумаг: «Известный всем неприятель, вторгнувшись в Москву, пожег в ней домы и купеческие ряды, в числе которых сгорело на великотысячную сумму и моего разного товара»{15}. Последствий эти прошения (как общее правило) не имели.

4.Изгнание агрессора, заграничный поход русской армии. Последствия и значение войны

Война 1812 г. была вызвана стремлением  французского императора Наполеона  к мировому господству. В Европе только Россия и Англия сохраняли  свою независимость. Несмотря на Тильзитский договор (1807 г.), Россия продолжала противодействовать расширению наполеоновской агрессии. Особое раздражение Наполеона вызвало нарушение Россией континентальной блокады Англии. С 1810 г. обе стороны готовились к войне.

Агрессором стал Наполеон. Он начал  военные действия и вторгся со своей армией на территорию России. В связи с этим для русского народа война стала освободительной  и Отечественной, так как в  ней приняли участие не только кадровая армия, но и широкие народные массы.

История Отечественной войны делится  на два этапа: I – с 12 июня до середины октября 1812 г. – отступление русской  армии с арьергардными боями  с целью заманивания противника в глубь российской территории; II – с середины октября до 25 декабря – контрнаступление русской армии с целью полного изгнания противника из России.

12 июня 1812 г. почти 500 тыс. солдат  Наполеона, перейдя реку Неман,  вторглись в Россию. Кадровая  русская армия насчитывала 220 тыс. человек, причем была разделена  на 3 части: 1-я армия генерала М.Б.  Барклая-де-Толли находилась в  Литве, 2-я армия Н.И. Багратиона  – в Белоруссии, 3-я армия генерала  А.П. Тормасова – на Украине. План Наполеона состоял в том, чтобы разгромить русские армии по частям мощным ударом.

Русские армии отступали на восток, изматывая в боях противника. 2 августа 1-я и 2-я русские армии соединялись  под Смоленском, где в двухдневной  битве армия Наполеона потеряла 20 тыс. человек, русские – 6 тыс.

17 августа главнокомандующим русской  армией был назначен М.И. Кутузов.  Кутузов решил дать генеральное  сражение Наполеону у села  Бородино, западнее Москвы. Сражение  началось 26 августа. Соотношение  сил было почти равным: у французов  – 130 тыс. у русских – 150 тыс.  Левый фланг защищала армия  П.И. Багратиона, прикрытая земляными  укреплениями-флешами. В центре  расположилась армия генерала  Н.П. Раевского. Восемь атак  предприняли французы на багратионовские  укрепления, так и не сумев  из захватить. С большим трудом французы разгромили батарею Раевского. Во время боя казачья конница атамана М.И. Платова и корпус генерала Ф.Т. Уварова совершили рейд в тыл врага. Это посеяло панику, и Наполеон не решился ввести в сражение свой резерв – гвардию. Сражение продолжалось 12 часов, потери с обеих сторон были огромны.