Общие условия возникновения стахановского движения

     «Тысячи сталинских учеников из Кремлевского дворца разъехались со стахановской путевкой по всей стране... в глазах горит радость воодушевления». Им было дано напутствие — распространять «огненное слово вождя», «знает эту речь, по ней жить и работать». И они делали это вдохновенно Народный комиссар И. Е. Любимов писал: «Надо видеть и слышать, как они, приезжая к себе на фабрики и в колхозы, рассказывали сотням тысяч и миллионам трудящихся о встрече с товарищем Сталиным».

     КРАХ  СТАХАНОВСКОГО ДВИЖЕНИЯ

     Действительность 1936 г. была тем не менее печальна. Очень скоро обнаружилось, что экономически стахановское движение, несмотря на вес свой размах, было несостоятельным. При этом неэффективность советского народного хозяйства обсуждалась и анализировалась отнюдь не с точки зрения экономики. Всюду видели саботаж и вредительство должностных лиц. Ввиду этого революционная энергия стахановского движения априори был направлена скорее на нарушение определенных субъективных или субъективен депонированных действий и установок, чем на поиск разумных решений проблем в области экономики, техники и организации труда. Неудивительно что в сверх централизованной, сверх бюрократизированной экономике метод принуждения были не только популярны, но и воспринимались как ключ решению всех проблем. В сталинском понимании каждое хозяйствен» решение, каждое отдельное событие считалось подвластным воле политик кем бы тот ни был. Стахановская революция не располагала никак экономической теорией, никаким принципом, в соответствии с которым могла бы избирательно действовать против норм и правил. Она развивала наступление, не делая исключения, против «всякого сопротивления», явно не без влияния типичного сознания до индустриального крестьянина, в соответствии с которым все, что не природа, есть социальный произвол. Крах подобного образа действий был запрограммирован.

     1. Противостояние между стахановцами  и руководством предприятий вело  к борьбе за власть на производстве, что повлекло за собой нарушение  единоначалия. Тем самым производство  лишалось единого мозгового центра. В то же время ответственность за все происходившее на производстве по-прежнему лежала на менеджменте. Разрыв логической связи между действием и его последствиями был камнем преткновения для управленческого аппарата, задачей, не имевшей решения. Для многих хозяйственников это стало гибелью.

     2. Производственные связи распадались.  Все труднее становилось согласовывать  отдельные шаги в области производства. Организационные структуры разваливались.  Практика распределения сырья  пришла в полный беспорядок. Росло  число «узких мест» внутри  производства. Усилились перебои, диспропорции. Ассортимент продукции резко сократился: производилось только то, на чем можно было устанавливать рекорды.

     3. Росла эксплуатация рабочей силы. Сверхурочные становились правилом. Увеличивался производственный  травматизм. Обращение с машинным оборудованием свелось к насилию над техникой. Стахановцы игнорировали элементарнейшие правила технологического режима и стимулировали эксплуатацию техники на износ, идя путем проб и ошибок. Происходило массовое разрушение   механизмов.   Аварии   становились   бичом   производства. Профилактический   ремонт,   повседневный   контроль   и   надлежащая профилактика приносились в жертву стремительному росту производственных показателей. Грабительски использовалось и разбазаривалось сырье. Деньги больше не считали. Расходы по заработной плате угрожающе росли. Тотальная деформация факторов производства означала не только значительное увеличение хозяйственных затрат, но во многих случаях подрыв самого экономического потенциала ради краткосрочных эффектов.

     4. Качество производства резко упало.

     5. Управленческий персонал низшего  и среднего звена был в значительной  степени вовлечен в дискуссии  о том, кто обладает правом  самостоятельного принятия решений  на предприятии. Для управленцев  эта борьба свелась к элементарной самозащите. Фабрично-заводская администрация и стахановцы сделали таких управленцев козлами отпущения. Из-за невыполнимых производственных задач и шаткости своего правового положения, а также абсурдной системы оплаты труда многие стремились покинуть производство. Те, кто остался, были арестованы: или превратились в безынициативную безучастную массу.

     6. Система заработной платы была  расстроена. Экономист Б. Емельянов,  анализируя хаос в этой области,  пришел к выводу, что «было сделано все, что можно, для того, чтобы превратить заработную плату из стимула стахановского движения, из стимула подъема производительности труда в рычаг дезорганизации производства, демобилизации рабочих».

     7. Наука о труде в результате  стахановской перестройки не получила 1 широкой возможности стать производительным фактором экономической инновации. «Общество изобретателей» стало одной из жертв стахановского эксперимента.

     8. Стахановское «наступление на  квалификацию» с начала 1936 г. представляло  собой заведомо обреченную кампанию, которая в течение короткого времени окончилась провалом и превратилась в чистый политпросвет.

     9. Повышение норм выработки, запланированное  как мероприятие, не увязанное  с ростом заработной платы,  и как неотъемлемая составная  научно-обоснованной рационализации, на поверку оказалось методом по принципу «взяли!», беспомощным, поверхностным и противоречивым.

     Крах  стахановского движения как экономической  перестройки вызвал в советском  обществе мощный радикализирующий сдвиг. Чем масштабнее были спровоцированные этим движением кризисные явления, тем более расширялся круг виновных в его неудачах, становились громче обвинения и беспощаднее репрессии. Крах ожиданий значительной части рабочего класса вызвал волнения, в ходе которых чисто производственные события превратились в политические.

     Якобы имевшаяся связь «троцкистских антинародных происков» с промышленным саботажем, как это было продемонстрировано советской общественности на новосибирском процессе осенью 1936 г. широко муссировалась уже осенью 1935 г., еще до того, как политическое руководство в массе своей присоединилось к этой точке зрения. Конфликты, возникшие к предприятиях с зарождением стахановского движения, осмысливались стахановцами, как правило, только как измена менеджмента, намеренная дезорганизация и антинародная деятельность. Им пришлось искать виновных в негативных последствиях собственных действий. Эти поиски, постоянно подстегиваемые партийным руководством, ввиду массовости стахановского движения логично обрели огромные масштабы. Обвинения, предъявленных в ходе указанного процесса, о связи троцкизма и саботажа, стававшие затем официальными, содержали в себе только то, что стахановцы уже давно считали очевидным. Если бы не было этого психосоциального предрасположения, террор не приобрел бы «эффект снежного кома», которому нужен лишь толчок, чтобы обрушилась лавина. Иначе говоря, политизация предприятий, порожденная недовольством рабочих, к концу ноября 1936 г была такова, что обвинительное заключение на процессе в Новосибирск уже реально отражало настроения и представления рядовых рабочих стахановцев. Как известно, в марте 1936 г. в ВКП(б) имели успех еще т силы, которые выступали против террора. Динамит, накопленный за год ходе стахановского движения, не мог не взорваться. И «гениальный» маневр Сталина заключался в том, что он терминологически связал с «троцкистами так называемых врагов стахановского движения, «врагов народа», т. е. тез кто в глазах многих рабочих был виноват в неудаче перестройки, в крах их чаяний, в снижении заработной платы. Тем самым Сталин ускользал от ответственности.

     Стахановцы  восприняли процессы как сигнал к  мести всем тем, кто, по их мнению, обманом  лишил их радужных надежд. Уже первый московский процесс в августе 1936 г. сопровождался на предприятиях дискуссиями вредительстве, которое ассоциировалось ныне с «бандами Троцкого и Зиновьева». Рабочие при этом не останавливались перед тем, чтобы потребовать смерти Каменева и Зиновьева: «...их надо расстреливать, а также надо сурово наказывать и наших врагов, которые крадут, делают растраты, беспробудно пьянствуют». Знаменитые стахановцы заявляли: «И вот эту счастливую жизнь хотели отнять у нас эти выродки-предатели». М. Виноградова другие широко известные стахановцы так комментировали процесс Радека Пятакова: «Чем дольше идет процесс, с выяснением каждого нового факта неслыханных преступлений хочется кричать все громче и громче: нужно уничтожить гадов, чем скорее, тем лучше!». Свидетель описал, поведен Н. Сметанина во время процесса Я. Н. Дробниса: «И вот вижу я, что Николай подался вперед, сжал зубы, дрожит. — Как могло жить так чудовище? — шепчет он.— Мне хочется навалиться на этот деревянный бары да своими руками его, своими руками...».

     Троцкист  стал антиподом стахановца. Стахановцы теперь немедленно отыскивали и разоблачали троцкистов, когда на производстве возникали «узкие» места, не поставлялось сырье, ухудшалось качество продукции, повышались нормы выработки, приходили в негодность машины, не проводилось техобслуживание, приходилось работать сверхурочно, происходили несчастные случаи, не выплачивали стахановскую заработную плату, нарушалось снабжение продуктами питания, еда в рабочих столовых была несъедобна, в больницах царили ужасные условия, не было квартир или они разрушались, обнаружились ошибки в планировании и т. д. и т.п. Сотрудничество с НКВД шло бесперебойно, существовало даже своего рода разделение труда в этой области.

     Итак, стахановское движение вновь обрело себя на политической сцене. Оно превратилось в рассадник доносов на предприятиях, сами же стахановцы стали активно вливаться в ряды партии и общественных организаций.