Образование Веймарской республики

Поддерживаемые французскими и бельгийскими оккупационными властями сепаратисты провели перегруппировку имевшихся у них сил и ресурсов и открыто встали на путь создания независимого от Германии и союзного Франции государства, в результате чего осенью 1923 года по Рейнланду и Пфалыгу прокатилась волна вооруженных восстаний, сопровождавшихся провозглашением Рейнского государства. Однако и на этот раз сепаратисты не имели успеха, и причин их неудачи можно назвать несколько: во-первых, позиция, занятая местным населением, которое продемонстрировало верность рейху и германскому единству; во-вторых, единство ведущих политических сил региона в вопросе отношения к рейнскому сепаратизму; в-третьих, недостаточное финансирование сепаратистского движения; в-четвертых, позиция оккупационных властей и, прежде всего, англичан, оказывавших давление не только на Рейнскую комиссию в Кобленце, но и непосредственно на французское правительство; в-пятых, принципиальная позиция продемонстрировавших верность «букве и духу закона» прусских чиновников; в-шестых, отсутствие единодушия в рядах самих сепаратистов; в седьмых, финансовая стабилизация в стране, сделавшая возможным социально-экономическую стабилизацию в оккупированных областях [7, с. 65].

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 3. Политический режим Веймарской республики

 

По Версальскому мирному договору 1919 г. на Германию были наложены огромные репарационные платежи. Этот долг был для нее непосилен, он падал на плечи трех поколений немцев, и только в 1930 г. был снижен и рассрочен союзниками.

Временная экономическая стабилизация в 1928 г. сменилась разрушительным мировым экономическим кризисом, новым резким падением производства, ростом безработицы. В 1932 г., когда мировой экономический кризис достиг кульминации, промышленное производство сократилось в Германии до 46,7% по сравнению с 1913 г., 30% всего трудоспособного населения потеряли работу и только 15% из официально зарегистрированных безработных получали пособия по безработице [8, с. 23].

Страна сотрясалась стачками, беспорядками, путчами, террористическими актами, связанными с резкой поляризацией социально-политических сил, от крайне правых, представленных набирающими силу националистическими, нацистскими организациями и образовавшейся впоследствии фашистской Национал-социалистской немецкой рабочей партии (НСНРП), до крайне левых − в лице леворадикальных рабочих организаций и Коммунистической партии Германии, которая становится в это время крупнейшей коммунистической партией в Европе.

Вес и значение этих двух партийных полюсов рос вместе с их неприятием Веймарской демократической республики. Для одних она была преградой социалистической революции и установления “всеобщего равенства”, для других − помехой к установлению нацистской тоталитарной диктатуры.

В глубоко расколовшемся немецком обществе не нашлось места и консенсусу левых сил, так необходимого в условиях жесточайшего кризиса, угрозы фашизма. Для правоверных немецких коммунистов, проводивших линию Сталина и Коминтерна, социал-демократы были “могильщиками немецкого социализма”, главными противниками “мировой революции”. Они были заняты в основном тем, что разоблачали социал-демократов как агентуру “германского монополистического капитала”, “социал-фашистов”. Социал-демократы исключали компромиссы с коммунистами, как с партией “узколобого классового доктринерства”, действующей по указке “чужой державы”, также обвиняя их в пособничестве фашистам. Отсутствие согласия левых сил имело роковые последствия. На выборах в ноябре 1932 г. у них еще оставалась возможность преградить дорогу рвущимся к власти фашистам. Социал-демократы и коммунисты, объединившись, могли занять 221 место в рейхстаге, в то время как у фашистов было 196 мест. Но они упустили эту возможность [8, с. 25].

Нестабильность Веймарской республики стала следствием не только вышеуказанных обстоятельств. Они были связаны также с глубоким неприятием республики большинством немцев, считавших ее порождением “позорного” Версальского мирного договора. Чувство национального унижения стало благодатной почвой для широкого распространения мифа о “ноябрьских предателях”, заключивших Версальский договор. Этот миф широко использовался демагогами, требовавшими разрыва Версальского договора, решительной борьбы против неких “темных сил”, внутренних и внешних врагов, которые привели Германию к краху. Не случайно именно в это время появляется известная фальшивка “Протоколы сионских мудрецов”, призванная подтвердить, что в постигшей немцев трагедии виноваты заговорщики-евреи, иностранные агенты, поставившие задачу сокрушить мощь Германии, поставить ее на колени.

Основной массе населения, его консервативному массовому сознанию трудно было смириться и с тем, что Веймарская республика разрушила старый, привычный порядок кайзеровской империи, казавшийся таким прочным и надежным. По старым добрым временам тосковала не только бывшая правящая верхушка, но и широкие средние слои населения, которые потеряли в результате кризиса, безудержной инфляции свой достаток и имущество, не воспринимали новую, малопонятную, не имеющую ничего общего со старыми временами систему ценностей. Между свободой и порядком немцы выбирали порядок [11, с. 34].

Ослабляло положение Веймарской республики и отсутствие у нее профессиональных защитников среди правящего бюргерства и интеллигенции. Отрицательно к республике относилась, например, подавляющая часть профессуры, ученых, правоведов, историков и пр., задающих тон в немецких университетах, а также студентов, которые оставались приверженцами монархии, старых порядков. Не случайно впоследствии среди студентов оказалось так много сторонников Гитлера.

Демократический фасад Веймарской республики не опирался на прочный фундамент демократических государственных институтов не только в силу сохранения старого государственного аппарата, но и изъянов самого конституционного порядка, придуманного в Веймаре без глубокого учета обстановки в стране. Так, широкие демократические права и свободы, в частности свобода печати, при отсутствии цензурных ограничений способствовали беспрецедентному росту шовинистической, милитаристской пропаганды. Литература такого толка фактически захлестывала страну. Отсутствие конституционного запрета на деятельность партий, сеющих рознь среди немецкого народа, разжигавших национальную вражду, антисемитизм, создавало условия не только для роста нацистских организаций, но и для легального вхождения НСНРП в веймарскую общественно-политическую и государственную систему.

Роковой ошибкой республики было то, что она не лишила власти реакционную военщину, не реорганизовала бюрократический аппарат. Ее не принял сохранившийся кадровый состав рейхсвера, для солдат которого кайзер оставался символом силы и мощи Германии. Армия, подчиняющаяся, по Конституции, только рейхсканцлеру, фактически была бесконтрольной. Она превратилась в самостоятельную активную политическую силу. Выражением полного неприятия рейхсвером Веймарской республики стал поднятый его командованием вместе с праворадикальными офицерскими организациями в мае 1920 г. военный путч Каппа−Лютвица. За счет бывших кадров рейхсвера пополнялись и численно растущие нацистские полувоенные организации [8, с. 56].

В условиях политической конфронтации и, как следствие этого, частой смены кабинетов остававшееся на местах старое чиновничество также было бесконтрольным, и его самостоятельная политическая активность в условиях “несменяемости”, гарантированной Конституцией (ст. 130), определялась отнюдь не демократическими, а консервативно-монархическими убеждениями. Плохими защитниками демократических порядков, да и просто правопорядка, были и старые судейские кадры с их традиционным пониманием права, оправдывающего “железо и кровь”, насилие во имя “национальных интересов”. Об этом свидетельствуют примеры из судебной практики тех времен. Так, за 1918−1922 гг. в Веймарской республике было совершено левыми экстремистами 22 политических убийства, все виновные были сурово наказаны, 10 человек − казнены. За это же время правыми террористами было совершено 354 политических убийства, из них только один был сурово наказан, но ни один не был казнен. В 1924 г. нацистский “пивной путч” в Мюнхене, когда фашисты предприняли первую попытку прорваться к власти, закончился заключением Гитлера в тюремную крепость, из которой он вышел через 10 месяцев с первыми главами “Майн Кампф”, полный решимости готовиться к новым выступлениям.

Слабость политической воли Веймарского государства была связана также с отсутствием единства действий его высших органов власти. Рейхстаг не стал проводником демократии, конституционного порядка, так как в нем, особенно в последние годы Веймарской республики, в силу острого партийного противоборства сложилась ситуация полной невозможности образования позитивного большинства, способного предложить народу умеренную программу выхода из кризиса. Находившиеся на диаметрально противоположных флангах партии, имевшие в нем большинство мандатов, резко критически настроенные против правительства, в силу полной противоположности своих целей не были готовы и не были в состоянии взять на себя правительственную ответственность [5, с. 45].

Частые и необоснованные, особенно в последние годы Веймарской республики, роспуски парламента (парламент мог быть распущен даже из-за не утвержденного им президентского указа, как это имело место в 1930 г.), внушаемые немцам прессой представления о его полном бессилии все настойчивее склоняли массовое сознание к поиску сильной руки” фюрера.

С бессилием представительного органа было связано и бессилие республиканского правительства, не обладавшего большинством в рейхстаге и не пользовавшегося его доверием и поддержкой. Прямым следствием этого стали “президентские кабинеты”, назначаемые президентом по собственному усмотрению. В обстановке перманентно вводимого им, на основании ст. 48 Конституции, чрезвычайного положения страна управлялась не с помощью законов, а с помощью чрезвычайных указов. В 1932 г., например, президент Гинденбург издал 66 чрезвычайных указов, в то время как рейхстаг, занятый в основном второстепенными дебатами, издал только пять законов. Дисбаланс веймарской государственной машины вел к ее полному разрушению, гибели, что и произошло в результате установления фашистской диктатуры в Германии в 1933 г. [5, с. 47].

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

 

Обусловленный культурно-исторической традицией взаимоотношений рейха и немецких государств федеративный вопрос в Германии стал одним из ключевых вопросов Ноябрьской революции, что со всей очевидностью проявилось уже в конце 1918 года − на стадии разработки нового основного закона. Вопрос о будущем характере взаимоотношений рейха и земель, от решения которого зависела судьба немецкого государства и, в первую очередь, территориальное единство страны, приобрел ранг одного из первостепенных и в ходе работы Национального собрания.

Принятая 31 июля 1919 года конституция Веймарской республики стала важным этапом на пути начатой Бисмарком централизации немецкого государства и ознаменовала собой создание новой государственно-правовой системы отношений в стране, внесшей значительные коррективы в традиционное восприятие сущности немецкого федерализма. Земли больше не являлись определяющим фактором внутриполитической жизни страны, как это было в Германской империи. Право конкурирующего законодательства и практически ни чем не ограниченный в своих правах унитарно настроенный рейхстаг создавали все предпосылки на пути дальнейшей централизации немецкого государства.

Финансовая централизация страны стала прямым следствием сложившихся к концу войны в Германии условий социально-экономического и политического развития, а также итогов Версальского мирного договора. Она явилась основополагающим элементом в системе проводимой в стране централизации государственного управления. С потерей своей финансовой самостоятельности земли лишились важного рычага влияния на формируемую и проводимую рейхом политику, попав в финансовую зависимость от центра и превратившись в его пансионеров.

Несмотря на неоднократно предпринимаемые на стадии становления веймарского государства попытки осуществления территориальной реформы, в стране так и не удалось провести в жизнь каких-либо существенных преобразований на данном направлении. Выдвинутые Пройсом планы территориально-административного переустройства немецкого государства не отвечали существовавшим на момент разработки и принятия конституции реалиям политической жизни и поэтому потерпели полное поражение, в результате чего территориальный вопрос в 1918-1932 гг. оставался «болевой точкой» республиканской государственно-правовой системы.

Нерешенность вопроса территориального переустройства страны и начавшийся в Германии процесс ускоренной централизации всех сфер жизнедеятельности государства, который не всегда учитывал особенности регионального развития, стали во многом определяющим моментом в конфликтах рейха и отдельных немецких земель на стадии становления Веймарской республики.

С принятием Веймарской конституции в Германии был положен конец «гегемониальному федерализму». Лишенная своего гегемониального положения, но сохранившая прежнее территориально-административное устройство, а также солидный культурный, экономический и военный потенциал, Пруссия не вписывалась в созданную систему государственно-правового устройства Германии и не соответствовала отведенной ей роли рядового субъекта немецкого рейха. В свою очередь и рейх, чей авторитет в стране был весьма низок, не смог в полной мере взять на себя роль кайзеровской Пруссии на внутриполитической арене Германии. Являясь государством в государстве, Пруссия превратилась в основного конкурента центральных властей, что создавало значительные трудности в процессе управления страной.