Но и
статья Буше сама по себе содержала
определенные заимствования. При ее написании
автор «Энциклопедии» пользовался, в частности,
опубликованной в 1705 г. книгой французского
юриста конца XVII – начала XVIII в. Никола
де Ламара «Трактат о Полиции, в котором
изложена история ее учреждений, функции
и прерогативы ее магистратов и все касающиеся
ее законы и полиции». Делая выписки из
«Энциклопедии», Екатерина II неизбежно
захватывала и этот косвенный для нее
источник. Сравнение редакций XXI главы
показывает, что работа над нею начиналась
с выписок из Бильфельда и Буше д’Аржи
(Ламара), и лишь на более позднем этапе
своей работы Екатерина II включила в нее
заимствования из 24-ой главы двадцать
шестой книги «Духа законов» Монтескье.
2. «Наказ»
императрицы Екатерины II
В двухтомном
сборнике памятников русского
законодательства начала XX века
отмечалось: «Наказ» императрицы
Екатерины II никогда не имел силы
действующего закона, но тем не менее
он является памятником исключительного
значения. Он важен как первая попытка
положить в основу законодательства выводы
и идеи просветительной философии, он
важен по тем источникам, непосредственно
из которых исходила императрица; он замечателен
и своим положительным содержанием; он
интересен, наконец, по особым обстоятельствам,
сопровождавшим его написание.
Основное
содержание «Наказа», который Екатерина
II намеревалась сделать “фундаментом
законодательного здания империи”,
состоит из 20 глав (522 статьи) и окончания
(статьи 523-526). Кроме того, несколько
позже, Екатерина внесла два дополнения
к основному тексту – специальные
главы о полиции (статьи 527-566) и
о доходах, расходах, государственном
управлении (статьи 567-655).
Представленный
Екатериной II текст (проект) «Наказа»
обсуждался весьма представительной
Комиссией из более чем 550 депутатов,
избранных от разных социально-политических
слоев тогдашнего российского общества
– правительственных чиновников, дворянства,
горожан, служивых людей, свободного (некрепостного)
сельского населения. Депутатский корпус
состоял из людей самых разнообразных
вер, культур и языков – от высокообразованного
представителя Святейшего Синода митрополита
Новгородского Димитрия до депутата служилых
мещеряков Исетской провинции муллы Абдуллы
мурзы Тавышева и до самоедов-язычников.
Официальная
процедура обсуждения «Наказа»
была весьма свободной. Вот как
описывает ее С. М. Соловьев: «Когда
депутаты съехались в Москву,
императрица, находясь в Коломенском
дворце, назначила разных персон
вельми разномыслящих, дабы выслушать
заготовленный «Наказ». Тут при
каждой статье родились прения.
Императрица дала им чернить
и вымарать все, что хотели. Они
более половины из того, что
написано было ею, помарали, и
остался «Наказ», яко оный напечатан».
Следует
иметь в виду то немаловажное
обстоятельство, что депутатам было
предписано изучить нужды населения
своего региона, обобщить их и
представить в Комиссию в качестве
депутатских «наказов» для чтения
и обсуждения. Многие депутаты
представили несколько наказов
соответственно нуждам разных
групп населения. Особенно отличился
депутат от “однодворцев” Архангельской
губернии, который привез с собой
195 наказов. Всего же было представлено
полторы тысячи депутатских наказов,
из которых около двух третей
были составлены представителями
крестьян. Первое время работа
Комиссии заключалась главным
образом в чтении и обсуждении
депутатских наказов, которые представляли
интерес и для правительства,
ибо позволяли судить о состоянии
страны.
«Наказ»
Екатерины II получил громкий резонанс
в Европе. Любопытно, что озвученные
российской императрицей многие
идеи французского Просвещения,
вернувшись к себе на родину,
вызвали у королевской власти
явное замешательство. Опубликованный
в России в 1767 г. текст “Наказа”,
лишенный наиболее либеральных статей
и формулировок, был запрещен к переводу
во Франции.
Перечислим
вкратце основные идеи “Наказа”
Екатерины II, чтобы подчеркнуть смелость
и дальновидность ее политически-правовых
взглядов.
Исходя
из того, что законы должны
соответствовать “общему умствованию”
народа, т.е. его менталитету, Екатерина
II в самом начале ставит принципиальный
вопрос: насколько полезными могут
быть выводы, сделанные европейской
общественной мыслью, для русского
народа? Ее ответ однозначен: «Россия
есть держава европейская, русский
народ есть народ европейский;
то, что придало ему черты неевропейского
народа, было временно и случайно».
После реформ, проведенных Петром
I, состояние русского народа вполне
отвечает требованиям введения
нового Уложения.
Императрица
Екатерина II считала самодержавную
монархию наилучшей формой правления
в огромном российском государстве.
«Государь есть самодержавный, -
говорится в «Наказе», - ибо никакая
другая, как только соединенная
в его особе, власть не может
действовать, сходно с пространством
столь великого государства. Всякое
другое правление не только
было бы России вредно, но и
вконец разорительно». «Государь
есть источник всякой государственной
и гражданской власти».
Но самодержавный
государь, в понимании Екатерины
II, не диктатор, не самодур. Он мудрый
руководитель и наставник, строгий, но
справедливый отец своих подданных (саму
Екатерину II часто величали «матушка государыня
– императрица»). Своими наставлениями
и указами государь охраняет народ «от
желаний самопроизвольных и от непреклонных
прихотей». Во второй дополнительной главе
(XXII) российская императрица важнейшими
государственными «надобностями» называет:
«сохранение целости государства», для
чего необходимо поддержание на должном
уровне обороны, войск сухопутных и морских,
крепостей и т. п.; «соблюдение внутреннего
порядка, спокойствия и безопасности всех
и каждого»; «отправление правосудия,
благочиния и надзирания над разными установлениями,
служащими к общей пользе».
Всех
подданных Российского государства
Екатерина II называет «гражданами»
и вполне определенно выступает
за их равенство перед законам,
независимо от чинов, званий и богатства.
Вместе с тем в «разъясняющей» XX главе
она предупреждает против такого понимания
равенства, когда «каждый хочет быть равным
тому, который законом учрежден быть над
ним начальником». Понимая, что «европейские
государства отличаются от азиатских
свободою в отношениях подданных к правительствам»,
Екатерина II стремится определить меру
этой свободы, или «вольности», в государстве
самодержавном. Она соглашается с тем,
что «вольность есть право все то делать,
что законы дозволяют и, ежели бы какой
гражданин мог делать законами запрещаемое,
там бы уже больше вольности не было; ибо
и другие имели бы равным образом сию власть».
Далее
конкретизируется, что «государственная
вольность в гражданине есть
спокойствие духа, происходящее
от мнения, что всяк из них собственною
наслаждается безопасностью; и чтобы люди
имели сию вольность, надлежит быть закону
таким, чтоб один гражданин не мог бояться
другого, а боялись бы все одних законов».
Обратим
внимание на формулировку идеи
возможности самоограничения власти.
В статье 512 говорится, что есть случаи,
когда «власть должна действовать с учетом
пределов, ею же самой себе положенными».
Конечно же, здесь имеется в виду не верховная
власть, которая должна быть абсолютной,
а подчиненные ей «средние власти», разграничение
компетенций между ними. «Где пределы
власти полицейские кончаются, - гласит
статья 562, - там начинается власть правосудия
гражданского».
В статьях
«Наказа», рассматривающих проблему
преступлений и наказаний можно
усмотреть приближение к чертам
правового государства. Преступление
есть нарушения закона, и преступник
не должен уйти от ответственности;
он должен быть наказан, но
в строгом соответствии с законом
- таков лейтмотив статей о
преступлениях и наказаниях. В
статье 200 говорится: чтобы наказание
не воспринималось как насилие
одного или многих людей над
человечком, совершившим преступление,
надлежит, чтобы оно точно соответствовало
законам. В этой связи подчеркивается
следующие обстоятельства:
а) Преступление
должно быть доказано и приговоры
судей известны народу, чтобы
каждый гражданин мог сказать,
что он живет под защитой
законов (ст. 49).
б) Пока
преступление не доказано, действует
презумпция невиновности человека,
обвиняемого в совершении преступления.
Статья 194 говорит следующее: «Человека
нельзя считать виноватым до
судейского приговора, и законы
не могут лишить его защиты
прежде, нежели будет доказано, что
он их нарушил».
в) Наказание
должно соответствовать преступлению:
«Если подвергаются равному наказанию
тот, кто убивает животное; тот, кто
убивает человека, и тот, кто подделывает
важный документ, то очень скоро
люди перестанут различать преступления»
(ст. 227).
Представляют
интерес формулировки “Наказа”
относительно особо тяжких преступлений.
К ним относятся преступления
против государя, государства и
общества в целом и называются
они преступлениями “в оскорблении
Величества” (ст. 229, 465).Причем состав
преступления определяется только
действием, но не мыслью и не
словом. “Слова не вменяются никогда
в преступление” (ст. 480), за мысль не
наказывают. Статья 477 повествует о том,
как одному человеку приснилось, что он
умертвил царя. Сей царь приказал казнить
этого человека, говоря, что не приснилось
бы ему это ночью, если бы он не думал об
этом днем, наяву. Екатерина II расценивает
такую казнь как «великое тиранство».
К числу
самых тяжких преступлений «Наказ»
относит также посягательства
“на жизнь и вольности гражданина”
(ст. 231). При этом следует разъяснение,
что имеются в виду «не только
смертоубийства, учиненные людьми
из народа, но и того же рода
насилия, содеянные особами любого
привилегированного сословия».
В «Наказе»
осуждается также смертная казнь.
«Опыты свидетельствуют, - говорится
там, - что частое употребление
казней никогда людей не сделало
лучшими; в обыкновенном состоянии
общества смерть гражданина не
полезна и не нужна» (ст. 210). И
лишь в одном случае Екатерина
допускает смертную казнь - когда
человек, даже осужденный и находящийся
в заключении, «имеет еще способ
и силу, могущую возмутить народное
спокойствие». Явно предвидя появление
таких «возмутителей спокойствия»,
императрица гасит в себе присущее
ей чувства человеколюбия и
снисхождения: «Кто мутит народное
спокойствие, кто не повинуется
законам, кто нарушает сии способы,
которыми люди соединены в
общества и взаимно друг друга
защищают, тот должен из общества
быть исключен, т.е.: стать извергом»
(ст. 214).
В полном
соответствии с этой частью «Наказа» в
1775 г. на Болотной площади в Москве будет
казнен предводитель казацко-крестьянского
восстания Емельян Пугачев, к которому
Екатерина II не могла и не хотела допускать
никакого снисхождения и по той причине,
что он осмелился назваться именем Петра
III, ее убитого в 1762 г. супруга. В связи с
этим восстанием, представляют особый
интерес те статьи «Наказа», в которых
говорилось о тяжелом положении крестьян
в России и которые были «вымараны» депутатами
Комиссии и не вошли в его печатный текст.
Депутаты
отвергли прежде всего те статьи, которые
касались крепостных крестьян. Олицетворяемые
широко известной Салтычихой принципы
крепостничества поддерживались депутатами,
только от дворянства, но и других сословий
- все хотели иметь своих крепостных. Оказались
ненужными и статьи, в которых было сказано:
«Всякий человек должен иметь пищу и одежду
по своему состоянию, и сие надлежит определить
законом. Законы должны и о том иметь попечение,
чтоб рабы и в старости и в болезнях не
были оставлены».
Такой
же участи постигла ссылка
Екатерины на более свободное
положение крестьян в «российской
Финляндии» и ее вывод: «С пользою
подобный способ можно бы употребить
для уменьшения домашней суровости помещиков
или слуг, ими посылаемых на управление
деревень их беспредельное, что часто
разорительно деревням и народу и вредно
государству, когда удрученные от них
крестьяне принуждены бывают неволею
бежать из своего отечества». Императрица
предлагает принять закон, который «может
воспрепятствовать всякому мучительству
господ, дворян, хозяев и прочее».
Заключение
В желании
«видеть все отечество свое
на самой высшей ступени благополучия,
славы и спокойствия» Екатерина
II серьезно заблуждалась, посчитав
свою страну стоящей на одной
ступени гражданского развития
с западными странами. Россия
только начала формироваться
как “общество”. Даже в Европе
передовые идеи законодательства
во многом были только идеями,
не претворенными в законы.
Екатерина
II опередила свой век, это очевидно
– ведь она, самодержица, была
настроена более либерально в
предполагаемом законодательном
реформаторстве, чем депутаты Комиссии
по составлению нового Уложения.
Но она без особого сопротивления
приняла их усечения и поправки,
а потом смирилась с тем, что
«Наказ» так и не стал действующим
законом. В декабре 1768 г. императрица
повелела распустить Большую Комиссию,
которая за полтора года своего существования
провела 203 заседания (несколько специальных
комиссий продолжали работать до 1774 г.).
Разные
толки вокруг «Наказа» заставили
Сенат запретить распространение
этого документа в обществе - документа,
который Екатерина II в момент
его написания хотела видеть
дешевым по цене, изданным массовым
тиражом и таким же распространенным
как букварь. Тем не менее “Наказ”
за последующие 30 лет переиздавался
восемь раз - так сказать, для внутреннего
пользования. Заложенными в нем
идеями руководствовались в некоторых
случаях законодательной и административной
практики. А материалы Комиссии
послужили пособием для ряда
важных реформ административного
и судебного устройства в России
в последующие годы.