Краткая биография Дмитрия Донского

Глава 1.

Краткая биография Дмитрия Донского.

Несомненно, стоит признать, что Дмитрий Иванович, впоследствии прозванный Донским, был  одним из главных, а то и главным  освободителей Руси от монголо-татарского ига, предводителем русского освободительного движения. Именно после его блистательной победы над ханом Мамаем и всеми татарскими войсками на Куликовом поле в 1380 году русский народ почувствовал, что может быть свободным, почувствовал себя независимым. И, несмотря на захват Москвы ханом Тохтамышем в 1382 году, народ чувствовал себя способным сопротивляться тиранам, чувствовал себя полунезависимым вплоть до 1480 года, когда русские войска под предводительством Ивана ІІІ окончательно сбросили ненавистное ярмо — монголо-татарское иго. Но в чём секрет той смелой решительности, благоразумия и осторожности. Был ли он так талантлив с рождения или же весь секрет, для разрешения этого вопроса следует обратиться и подробно изучить его биографию, выдержки из которой приведены ниже.

Год рождения будущего Великого князя точно не известен, известно только, что он родился  около 1350 года; год смерти — 1389. Дмитрий  Иванович прожил сравнительно недолгую жизнь — около 40 лет, из которых он правил 30. Первый раз Дмитрий, сын тогда правившего Ивана ІІ Ивановича, по прозванию Красный, заставил говорить о себе в 1358 году. Тогда митрополит Алексий приехал из Орды, где добился от тогда правившего хана Бердибека по прозванию Тигр (который убил родного отца и 12 братьев) отмены новой подати и ходатайствовал милость для государства и церкви. Когда все называли Алексия своим ангелом-избавителем, восьмилетний Дмитрий, в котором расцветала надежда отечества, умилённый знаками всеобщей любви к Алексию (все стремились поцеловать ему не руку — хотя бы краешек его одежды), говорил ему с необыкновенной силой для своего столь юного возраста младенческим, нежным голосом: "о владыко! ты даровал нам житие мирное; чем изъявим тебе свою признательность?" Крупные слёзы катились по лицу малютки, сколько чувствительности, сколько любви к народу в детском сердце. Митрополит с восхищением обратил взор свой на небо, к престолу Божьему: святая душа его предвидела будущую славу прекрасного младенца и благословляла минуту его рождения. Столь рано открылась в Дмитрии чувствительность к заслугам и к благодеяниям государственным.

Но в середине XІV века на Руси царил беспорядок. В Орде царили  Мятежи. Один из полководцев, Хидырь, убил хана Навруса и сделался Великим Ханом. Но когда Дмитрий Иванович, Андрей Нижегородский и Константин Ростовский поехали в Орду с данью, Хидырь уже плавал в своей крови, умерщвлённый собственным сыном Темихоржою. На седьмой день после этого Мамай убил Темихоржу и назвал ханом некоего Авдула. Явились и другие цари. Они резались между собой в ужасном остервенении; тысячи падали в битвах или гибли в степях от голода. Князья же наши не знали, кто останется угнетателем Руси, и спешили удалиться от театра убийств. Некоторые были ограблены в ханской столице, другие на обратном пути, едва сохранив свои жизни. А Урус, бывший в то время царём, вздумал без всякой особенной причины сделать великим князем Дмитрия Константиновича Суздальского, сына князя Ростовского, который не отличался никакими особенными достоинствами и делами, не заслужив столь глубокое внимание. Все русские удивились этому: все знали, что это достоинство принадлежало князьям московским.

Юный Дмитрий  Иванович (Московский) также находился  в Орде, но успел выехать оттуда ещё до мятежа. Маленький Дмитрий выехал из Орды с непременным намерением отнять у Дмитрия Константиновича не принадлежавшее ему достоинство и заслужить его славными делами и победами. Эта мысль очень крепко поселилась в детском уме смелого мальчика. Его мать, великая княгиня Александра, и митрополит Алексий и все верные бояре, любившие отечеств, предвидевшие славу и величие московских князей, старались поддержать мысли маленького героя, дарованные ему Богом. Через два года он был так неустрашим, что объявил себя великим князем и звал Дмитрия Константиновича на суд хану, во время его княжения в прежней столице Руси, Владимире-Залесском. Это было то время, когда несколько ханов царствовали в Кипчакской Орде, но русские считали законной власть ханов в Сарае.

Московские и Суздальские бояре вместе отправились к ордынскому хану Муруту. Мурут признал малолетнего Дмитрия Ивановича главой российских князей. Но Суздальский князь не принял этого суда, и не хотел выезжать из Владимира и Переяславля Залесского. Все московские бояре, одушевленные ревностью, оседлали коней и выступили под начальством трёх юных князей. Дмитрий Константинович, зная, что князем московским был практически младенец, никак не ожидал, чтобы москвичи осмелились идти против него, и, не приготовившись к сражению, был принуждён бежать из Переславля и уступить Великокняжеский престол своему маленькому сопернику. Русские государи на тот момент не короновались в Москве, но это происходило в прежней столице — Владимире. Дмитрий Иванович поехал туда, по обыкновению сел на трон Андрея Боголюбского во Владимире, проживал там несколько дней после коронования, и возвратился в Москву, где распустил своё войско, не желая преследовать неприятеля, который остался наследовать княжество при своём уделе.

Таким образом, слабая рука двенадцатилетнего отрока взяла в руки бразды правления раздробленным государством, теснимым извне, в очаге внутренних междоусобиц. Иван Калита и Симеон Гордый начали политику единодержавия; Иван Кроткий и Дмитрий Суздальский приостановили его успехи, вновь предоставив частным владетелям надежду быть независимыми от великокняжеского престола.

 Далее  следовало исправить то, что нарушено, и действовать с благоразумием, смелостью и решительностью, эти качества присуще не всем правителям известным истории. Но природа одарила внука Калиты важными достоинствами, на становление которых потребовалось немало времени, и государство могло бы между тем погибнуть, если бы судьба и талант не даровали Дмитрию мудрых советников, воспитали юного князя, и вместе с ним — величие Руси.

Удостоенный ярлыка от Мурута, желая господствовать, Дмитрий искал благосклонности и в другом хане, Авдуле - владыка грозного мамаева войска. Посол хана Авдуле явился с милостивой грамотой, Дмитрий был должен вторично ехать во Владимир, чтобы принять грамоту согласно с древними обрядами. Эта хитрость была бесполезна: угождая ханам одновременно , Великий хан оскорбил и того, и другого, и по крайней мере, утратил милость Сарайского, и возвращаясь в Москву, поведал, что Дмитрий Константинович занял Владимир, ибо Мурут прислал ему вместе с сыном бывшего Белозёрского властителя, Ивана Фёдоровича, и с тридцатью ханскими слугами ярлык на великое княжение. Но ханский гнев уже не казался грозой: юный внук Калиты осмелился презирать его, выступил с полками, и через неделю осадил его в Суздале, в доказательство великодушия позволил ему властвовать там как своему присяжнику.

В это время  Дмитрий Иванович лишился брата  и матери. Тогда он с двоюродным братом, Владимиром Андреевичем, заключил договор, который был выгодным для них обеих сторон. Митрополит Алексий был свидетелем и держал в руках крест: юные князья, окружённые боярами, приложились к нему, дав клятву, которая состояла в том, чтобы любить, уважать и помогать друг другу в военных походах. Притом Владимир Андреевич обязался предоставлять Дмитрию Ивановичу ханскую дань.

В конце 1366 года, когда Дмитрию шёл семнадцатый  год, он женился на дочери своего бывшего  соперника Дмитрия Суздальского, звали её Евдокия. Пир справляли в Коломне, между Нижним Новгородом и Москвой: для Дмитрия справлять свадьбу в Нижнем Новгороде было для него негоже, так как Москва выше Нижнего Новгорода. Но и для Нижегородского княжества было бы обидно, если бы отцу невесты пришлось ехать к юному князю. Оба соблюдали своё достоинство.

Но едва по приезду молодых людей — на Москву обрушились бедствия. Стояла жара, дул неистовый ветер, вспыхнула церковь Всех Святых, из-за которой это бедствие получило название великий Всесвятский пожар. Москва разделялась тогда на Кремль, Пасад, Загородье и Заречье; за два часа или менее огонь, разносящийся ужасной бурей, истребил их дотла. Многие бояре и купцы не спасли ничего из своих имений. Тогда же, обсудив это с Владимиром Андреевичем, Дмитрий повелел, как только будет готов санный путь, ввезти камень в город. Так с весны 1367 года начали ставить на Москве каменный Кремль. И за одиннадцать лет успели возвести могучие стены, и не только стены, но кое-где были сложены башни из камня —  Кремль стал тверд, как кремень.

Но смрад пожара не развеялся в воздухе, и уже напала на Москву другая напасть: моровая язва, четыре года бродившая по Руси, напала на московских погорельцев. Она возобновилась в Пскове через 8 лет после княжения Симеонова, а в 1364 году купцы и путешественники завезли её из Бездежа в Нижний Новгород, в Коломну, в Переславль, где умирали в день от 20 до 100 человек. Летописцы говорят, что болезнь нападала на человека внезапно: ударит, как ножом, в сердце, в лопатку или между плечами; огонь пылает внутри; пробивает пот, и начинается дрожь. Приходит неизбежная смерть — но мучительная и скорая. Не успевали хоронить тела: едва десять здоровых приходилось на 100 больных. Несчастные умирали без всякой помощи. В одну могилу зарывали семь, восемь и более трупов. Многие дома совсем опустели; в иных в живых осталось по одному младенцу.

Но и язва не останавливала княжеских усобиц. Надлежало, не упуская времени, брать  меры для безопасности отечества  и столицы, когда Россия уже явно действовала против своих угнетателей; могли ли они добровольно отказаться от господства над ней и простить ей великодушную смелость? Мурза Ордынский, Тагай, властвуя на земле Мордовской или в окрестностях Наровчата, выжгли нынешнюю Рязань: Олег соединился с Владимиром Дмитриевичем Пронским и с князем Титом Козельским (одним из потомков св. Михаила Черниговского), настиг и разбил Тагая в кровопролитном сражении. Столь же успешно Дмитрий Нижегородский с братом Борисом, наказал другого сильного монгольского хищника, Булат-Темира. Этот мурза, овладев течением Волги, разорил Борисовские села и его окрестности, но бежал от наших князей за реку Пьяну; многие татары утонули в ней, а сам Булат-Темир ушёл в Орду, где хан Азис велел его умертвить.

Великий князь, готовясь к решительной борьбе с  многоглавой Ордою, старался утвердить порядок внутри своего отечества.

Покинутый князем, Михаил повторно обратился к Мамаю и выехал из Орды с новым ярлыком на Великое княжество во Владимире. Хан предлагал ему войско, но этот князь его не захотел, боясь подвергнуть Россию бедствиям и опустошениям, тем самым заслужив справедливую ненависть народа; он взял с собой только ханского посла Сарыхожу. Узнав об этом, Дмитрий во всех городах Великого княжества обязал бояр и чернь клятвой быть ему верными и вступил со своим войском в Переславль Залесский. Его враг тщетно надеялся преклонить к себе владимирских граждан, они единодушно сказали ему: "у нас есть законный государь, иного не ведаем". Сарыхожа тщетно звал Дмитрия во Владимир слушать ханскую грамоту — тот отвечал: "к ярлыку не еду, Михаила в столицу не впускаю, а тебе, послу, даю путь свободный". Наконец, этот татарский вельможа, вручив ярлык Михаилу, уехал в Москву, где, осыпанный дарами и честью, пируя с князьями, с боярами, славил Дмитриево благонравие. Михаил же, видя своё бессилие, возвратился с Мологи в Тверь и разорил часть соседственных великокняжеских областей.

Между тем ханская грамота оставалась в его руках: сильный Мамай не мог простить Дмитрию двукратное ослушание, имея войско, готовое к нападению на Русь, к убийствам и грабежу. Великий князь долго советовался с боярами и митрополитом: надлежало немедленно восстать на татар, или прибегнуть к старинному унижению, к дарам и лести. Успех великодушной смелости казался сомнительным, избрали второе средство, и Дмитрий, зная без сомнения расположение Мамая, решился ехать в Орду, утверждённый в этом намерении Сарыхожей, который взялся предупредить хана в его пользу. Народ ужаснулся, воображая, что любимый юный государь будет иметь в Орде участь Михаила Ярославича Тверского, и что коварный Сарыхожа, подобно злому Кавдыгаю, шепчет ему верную гибель. Митрополит Алексий провожал его до берегов Оки; там он усердно молился всевышнему, благословляя Дмитрия, бояр, воинов, всех княжеских спутников и торжественно поручил им хранить драгоценную жизнь государя. Он сам желал бы разделить с ним опасности, но присутствие Алексия было нужно в Москве, где оставался боярский совет, который уже по отбытии Дмитрия заключил мир с литовскими послами, ввиду торжественного обручения Елены, дочери Ольгерда, с князем Владимиром Андреевичем. Свадьба совершилась через несколько месяцев.

Люди с нетерпением ждали  вестей из Орды. Суеверие, устрашённое  необычными естественными явлениями, предвещало народу государственное бедствие. В солнце были видны чёрные места, подобные гвоздям, и долговременная засуха произвела столь густые туманы, что днём в двух саженях нельзя было разглядеть человеческого лица; птицы, не смея летать, ходили по земле. Луга и поля совершенно иссохли; скот умирал, бедные люди не могли за дороговизной приобрести хлеб. Печальное уныние царствовало в областях великокняжеских. Думая этим воспользоваться, Михаил Тверской хотел завоевать Кострому; однако же взял одну Мологу, обратив в пепел Углич и Бежецк.

На исходе осени усердные москвичи были обрадованы счастливым возвращением своего князя. Хан, царицы, Ордынские вельможи и в особенности Мамай, не предвидя в нем будущего грозного противника, приняли Дмитрия с лаской; утвердили его на Великом княжении, согласились брать с него дань гораздо меньшую прежней и велели сказать Михаилу: «мы хотели силою оружия возвести тебя на престол Владимирский; но ты отвергнул наше предложение в надежде на собственное могущество: ищи, же покровителей, где хочешь». Удивительная милость; но варвары уже чувствовали силу Московских князей и тем дороже ценили покорность Дмитрия. В Орде находился сын Михаилов, Иван, удержанный там за 10 000 рублей, которые Михаил был должен царю. Дмитрий, желая иметь столь важный залог в своих руках, выкупил Ивана и привез с собой в Москву, где этот юный князь недолго жил в доме у митрополита; но согласно с правилами чести, был освобожден, когда отец заплатил Дмитрию назначенное количество серебра. Михаил же оставался неприятелем Великого князя: воеводы Московские, убив в Бежецке наместника Михаилова, опустошили тверские границы.

Тогда явился новый неприятель, который и не думал свергнуть Дмитрия с престола Владимирского, однако, всеми силами противоборствовал его системе единовластия, ненавистной для удельных князей: это был смелый Олег Рязанский, который ещё во времена правления Ивана Ивановича показал себя врагом Москвы. Озабоченный иными делами, Дмитрий таил свое намерение унизить гордость сего князя, и жил с ним мирно: мы видели, что рязанцы ходили даже помогать Москве, теснимой Ольгердом. Не опасаясь уже ни Литвы, ни татар, Великий князь скоро нашел причину объявить войну Олегу, неуступчивому соседу, всегда готовому спорить о неясных границах между их владениями. Воевода, Дмитрий Михайлович Волынский, с сильною московской ратью вступил на Олегову землю, и вскоре встретился с княжеским войском, не менее многочисленным, и столь уверенным в победе, с презрением смотря на своих противников. «Друзья! — говорили рязанцы между собой, — нам нужны не щиты и не копья, а только одни веревки, чтобы вязать пленников, слабых, боязливых москвичей». Рязанцы, прибавляет летописец, бывали искони горды и суровы (но суровость не есть мужество), и смиренные, набожные москвичи, ведомые искусным полководцем, побили их наголову. Олег едва ушел. Великий князь отдал Рязань Владимиру Дмитриевичу Пронскому, согласному зависеть от его верховной власти. Но на этом не кончилась история Олега: любимый народом, он скоро изгнал Владимира и снова завоевал все свои области; а Дмитрий, встревоженный иными, опаснейшими врагами, примирился с ним до времени.