Красный и белый террор в годы гражданской войны

Главное кредо сибирской военщины без обиняков сформулировал первый главком Сибирской армии. Выступая в августе перед Сибирской областной думой, Гришин-Алмазов с солдатской прямотой заявил: «Я говорю это смело, я говорю открыто, что в настоящее время идея народоправства, в полном объеме, впредь до полного успокоения Сибири и России является средством непригодным». В соответствии с этой установкой его подчиненные — карательные офицерско - казачьи отряды под водительством больших и малых атаманов совершали налеты на города и села Сибири и рука об руку с чехословацкими мятежниками громили органы Советской власти, арестовывали и расстреливали коммунистов и советских работников, а под их именем всех противников режима, подавляли забастовки, разгоняли профсоюзы, устраивали повальные порки крестьян, недовольных мобилизацией в армию и различными реквизициями.

При штабе Сибирской армии действовала громоздкая военная юстиция, ведавшая военно-полевыми судами и следственными комиссиями, а также военный контроль (контрразведка) под руководством весьма опытного в этих делах чешского полковника Иосифа Зайчека. Ведомство этого матерого палача за время с июня 1918 г. по апрель 1919 г. арестовало 1735 человек, которых контрразведка считала особо опасными для «государственного порядка и общественного спокойствия».

Спешно сооруженная мощная репрессивная машина в городах была пущена в ход без промедления. Тотальная кампания преследований, арестов и убийств сторонников Советской власти в июне — октябре 1918 г. штормовой волной прокатилась от Урала до Приморья. Ее чудовищный итог в решающей мере определялся тем, что зверства офицерских и казачьих отрядов повсеместно поддерживались чехословацкими мятежниками.

Главный удар каратели обрушили против наиболее видных партийных и советских работников. В столице «белой» Сибири Омске в первые дни после переворота, как докладывала на пленуме совета профсоюзов города специальная следственная комиссия, было арестовано несколько тысяч человек. В Иркутске, тоже по данным профсоюзов, новая власть в первые 10 дней упрятала в тюрьму до 1000 человек. Сохранившиеся в архивах доклады местных властей Сибирскому правительству иллюстрируют лавинообразное заполнение тюрем арестованными: к ноябрю—декабрю не только в Иркутской губернии, но повсеместно норма по загрузке тюрем была «перевыполнена». Только в местах заключения двух губерний содержалось, по неполным данным, около 6000 человек. Если к ним прибавить официальные данные о количестве арестантов в тюрьмах Самары (около 2500 человек), то получается скорбная цифра почти в 9000 заключенных. Неучтенными остаются заключенные уездных тюрем Самарской, а также всех мест заключения Симбирской, Казанской губерний и других, местах заключения, подчиненных министерству юстиции, содержалось по меньшей мере около 20 000 человек. 

К этой цифре необходимо добавить большой контингент заключенных, находившихся в ведении военного ведомства. В полном распоряжении военных властей номинально была сеть концлагерей. Но фактическими хозяевами в них были чехословаки. Они самовластно распоряжались судьбами людей, оказавшихся за колючей проволокой. В лагерях совместно несли тяжкий крест «демократии» как австро-германские военнопленные, так и русские граждане — советские работники, красноармейцы и т. д. Затем туда стали переводить массы людей из переполненных тюрем: их сортировали по категориям преступлений.

Первую категорию должны были составить подследственные, которым уже было предъявлено обвинение. Во вторую попадали содержавшиеся под стражей в административном порядке (то есть без предъявления обвинений). Сюда включались: а) комиссары, члены исполкомов, члены Советов и др.; б) красноармейцы, красногвардейцы и другие лица, «активно выступавшие против чехословацких войск, народной армии и Комитета членов Учредительного собрания»; к третьей категории относились военнопленные, служившие в Красной Армии, и к четвертой — все прочие заключенные.

Заключенных первой категории планировалось оставить в тюрьмах, второй категории — перевести в особые концлагеря, «где последние содержатся под усиленной охраной с привлечением на принудительные работы». Третья категория подлежала тщательному расследованию и преданию военно-полевому суду. И только лиц четвертой категории намеревались отпустить на свободу, но только после тщательной проверки. Планы власти, как свидетельствуют документы, с размахом реализовали сначала Уфимская директория, а затем колчаковский режим. 

В военном ведомстве действовало Военно-судное управление. Под его началом были следственные органы в частях «народной армии», военно-полевые суды, специальные места заключения арестованных, а также концлагеря. Обычным приговором военно-полевых судов была смертная казнь или каторга.

Верхом злодеяний режима явилось изобретение им такой чудовищной формы террора, как «поезда смерти» и «баржи смерти». Этой бесчеловечной акцией, равной по жестокости, пожалуй, лишь гитлеровским освенцимам, он вошел в историю гражданской войны. Это стало его как бы визитной карточкой.

Когда осенью 1918 г. на Восточном фронте началось наступление Красной Армии, режим, отступая и бросая многое, не забыл об узниках тюрем и концлагерей и проявил энергию по их эвакуации в Сибирь в виде своего главного «трофея». Тысячи заключенных загоняли в вагоны и баржи, свозили в Самару и Уфу, как пункты концентрации, там их грузили в специальные поезда, которые увозили этих людей в буквальном смысле слова в ад. То, что пришлось пережить узникам этих страшных концлагерей на колесах и на баржах в течение многомесячных скитаний по дорогам Сибири и Дальнего Востока, в лютые морозы, при свирепой эпидемии тифа и прочих болезней, отсутствии теплой одежды, элементарного питания и медицинской помощи, сравнимо, пожалуй, только с муками заключенных, и известно по воспоминаниям самих узников.

2.2. Красный террор

Мощная идеологическая основа - марксистское учение о диктатуре пролетариата - явилось предпосылкой будущего террора. Содержание теории диктатуры пролетариата в российском варианте модифицировалось в тесной связи с политической обстановкой и потребностями руководящей партии. По сути дела оно использовалось для выработки и обоснования этой стратегии и тактики, которую проводила ленинская власть, исходя из конкретных исторических условий.

Ликвидация эксплуататорских классов, понимавшихся Марксом и Энгельсом чисто в чисто социальном смысле – как изменение производственных функций и образа жизни людей, была воспринята большевиками буквально, вплоть до физического их уничтожения. 

В первые недели и месяцы революции истребление представителей бывших эксплуататорских классов носило неорганизованный, в основном стихийный характер. Так, например, в Киеве в январе-феврале 1918 г. было убито свыше 2500 офицеров царской армии, в Ростове-на-Дону - 3400, в Новочеркасске - 2000 офицеров. Это были спонтанные акции взбунтовавшихся солдат и матросов, которые направлялись не только против офицеров, но и против других имущих слоев населения. Но репрессии начали осуществляться и ЧК.

Разъясняя их смысл, Ф.Э. Дзержинский в интервью меньшевистской газете «Новая жизнь» 19 июня 1918 г. говорил «Общество и пресса не понимают правильно задачи и характер нашей комиссии. Они понимают борьбу с контрреволюцией в смысле нормальной государственной политики и поэтому кричат о гарантиях, судах, о следствии и т.д. Мы ничей не имеем общего с военно-революционными трибуналами, мы представляем организованный террор. Это нужно сказать открыто. Террор - абсолютная необходимость в данной ситуации, наша общая задача - борьба с врагами Советской власти, мы терроризируем врагов Советской власти».

После покушения на Ленина 30 августа 1918 был объявлен «красный террор». В Постановлении ВЦИК от 2 сентября 1918 г. говорилось: «На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов». Он состоял в захвате и расстреле заложников, превентивном аресте офицеров, чиновников, помещиков, капиталистов, представителей интеллигенции. Эти акции продолжались в течение всей гражданской войны. 

Постановление ВЦИК о красном терроре было конкретизировано решением Совнаркома от 5 сентября 1918 г., где указывалось, что все те, кто связан с белогвардейскими с организациями и заговорами, подлежат расстрелу на месте. Позднее Народный комиссариат внутренних дел также издал инструкцию, опубликованную в "Вестнике НКВД», которая рекомендовала брать заложников, причем «любая попытка сопротивления должна встретить расстрел заложников». Практиковался захват в качестве заложников жен и детей офицеров; они подлежали расстрелу в случае неявки офицеров или же сопротивления при аресте. 

В Нижнем Новгороде местная ЧК сообщала, что был расстрелян 41 человек из числа врагов советской власти, чтобы отомстить за покушение на Ленина. Осенью 1918 г. 138 заложников было взято в Твери, 184 - в Иваново-Вознесенске, 50 – Перми и т.д. Лишь в течение сентября 1918 г. в Петрограде было расстреляно свыше 500 заложников, в Москве – больше 100.

Официальное сообщение гласило, что в Петрограде за сентябрь-октябрь 1918 г. было уничтожено около 800 «врагов советской власти». По оценкам историков, всего за эти месяцы было расстреляно около 15 тыс. человек, в основном из числа представителей дворянства, офицерства, буржуазии, отчасти - меньшевиков и эсеров. В результате красного террора власть на местах фактически осуществлялась Чрезвычайными комиссиями, которые во внутренней политике стали командовать местными Советами, а кое-где и местными партийными органами. 

Идеология красного террора заключалась в представлении о том, что группы людей, принадлежавших к определенному классу или социальной группе, - буржуазии, помещикам, казачеству, кулачеству и пр. - были врагами уже по определению, независимо от конкретных действий, а всего лишь по своему роду занятий, образованию, владению собственностью. «Мы не ведем войны против отдельных лиц, - заявил зам. председателя ВЧК Лацис, - мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов, что обвиненный, действовал делом или словом против Советов. Первый вопрос, который вы ему должны предложить, - к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы должны определять судьбу обвиняемого... В этом смысле и сущность красного террора». Тем не менее, именно такой идеологией руководствовались народные массы.

Нельзя не учитывать, что «революция вручила свою судьбу в руки «наинизших низов», от имени которых большевики наивно рассчитывали прийти к самому прогрессивному строю. С этого уровня социальной активности, освобожденной от привычных норм правопорядка, законности, ...поднималась волна жестокости, социальной мести за былые унижения и эксплуатацию... Жертвами становились и мораль, нравственность, и религия... В руки брались привычные булыжник, оглобля, винтовка. Далее следовали и неизбежные спутники - криминализация общества, бюрократизация аппарата, взятки, спекуляция, бандитизм.

Борьба за социализм понималась низами крайне примитивно - подобно тому, как в повести А. Платонова «Чевенгур» в городе истребляли всех представителей буржуазии, полагая, что в результате этого и наступит коммунизм. Меньшевистский лидер Ю.О.Мартов в 1918 г. в статье «Долой смертную казнь» писал: «С молчаливого одобрения Совета Народных Комиссаров люди, неизвестные народу, сидящие в чрезвычайных комиссиях, - люди, среди которых время от времени обнаруживаются преступники, взяточники, скрывающие уголовники и бывшие царские провокаторы, - отдают приказания о расстрелах, и часто... нельзя даже доискаться до то кто же именно отдал приказ об убийстве».

Серия репрессивных мер была направлена также против ранее существовавших несоветских политических партий. Тотальная их изоляция началась с принятием Декрета ВЦИК от 6 октября 1922 г. «О дополнении к Постановлению "О Государственном политическом управлении" и "Об административной высылке"». Согласно ст. 2 этого декрета комиссия НКВД получила право «высылать и заключать в лагерь принудительных работ на месте высылки на тот же срок (не свыше трех лет): а) деятелей антисоветских политических партий (ст. ст. 60, 61, 62 Уголовного кодекса); б) лиц, дважды судившихся за преступления, предусмотренные ст.ст. 76, 85, 93, 140, 170. 171, 176, 180, 182, 184, 189, 190, 191 и 220 Уголовного кодекса».

 Статьи 60-62 УК 1922 г. устанавливали  наказание (вплоть до смертной  казни) за участие в организации  или за содействие организации, стремящейся к свержению советской  власти или к оказанию помощи международной буржуазии (в том числе, как говорилось в ст. 62, путём возбуждения населения к массовым волнениям, неплатежу налогов «или всяким иным путем в явный ущерб диктатуре рабочего класса и пролетарской революции»). Другие перечисленные выше статьи имели в виду общеуголовные преступления. 

Судебные и административные репрессии обрушились чуть ли не с самого их начала и на те партии, которые разделяли социалистические и социал-демократические взгляды и были в свое время союзниками большевиков (левые эсеры, меньшевики, анархисты). Так, в ночь с 23 на 24 августа 1920 г. в Москве и окрестностях были проведены массовые аресты членов партии эсеров (свыше 250 человек). В феврале 1921 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление об очередном «усилении арестов меньшевиков и эсеров». Вскоре появился соответствующий приказ ВЧК от 28 февраля 1921 г., предписывавший «изъять... всех анархистов, эсеров и меньшевиков из интеллигенции», а также активных эсеров, меньшевиков, работающих на заводах и призывающих к забастовкам...». После Кронштадтского восстания вышел декрет ВЦИК, по которому ЧК получала право лишать социалистов свободы сроком до двух лет без направления дела в суд. Одних меньшевиков по этому декрету было арестовано свыше 500 человек. 

В революционном пафосе большевики часто ссылались на пример Парижской Коммуны, да и на опыт Французской революции XVIII в. Но надо сказать, что размах большевистского террора, направленного против нетрудовых групп и слоев российского населения, во многом превосходил цифры репрессий периода Французской революции. Что же касается нашей страны, то если, по свидетельству Лациса, за первое полугодие 1918 г. были расстреляны 22 человека, то за второе полугодие - уже свыше 6000, а всего за три года (с 1918 по 1921 г.) - 12 733 человека по всей России. 

Есть и другие цифровые данные, базирующиеся на белогвардейских и эмигрантских источниках. Так, например, судя по подсчетам комиссии, назначенной Деникиным, за 1918-1919 гг. в ходе красного террора было убито 1 766 118 человек, в том числе 6775 профессоров и учителей, 8800 врачей, 54650 офицеров, 260 тыс. солдат, 59 тыс. полицейских офицеров и агентов, 12 950 помещиков, 193 350 рабочих и 815 тыс. крестьян.