Эволюция российской общества в годы мировой войны

Таковы "антизападники", "антиевропейцы", "антиамериканцы" в строгом смысле слова. Их не следует ставить на одну доску со "скептиками" и "разочарованными", которые хотя и кри­тикуют порой Запад,  вовсе не относятся к числу людей, желающих Европе и Америке зла, а тем более гибели.

                              Большие ожидания

Первые годы становления Российской Федерации как свободного, демократического, рыночно ориентированного общества, каким она себя провозгласила, были отмечены завышенными ожиданиями россиян в отношении Запада и в первую очередь его лидера -- Соединенных Штатов Америки, хотя к этому времени в обществе уже обозначились все пять позиций, о которых шла речь выше.

Большинство было настроено в целом дружественно и к Западу; это отмечают и отечественные, и за­рубежные аналитики. Согласно опросам общественного мнения, прове­денным ВЦИОМ, ФОМ, другими службами, в 1991-1993 году совокупное число россиян, заявлявших о своем "хорошем" и "скорее хорошем" отношении к Европе и Америке, составляло около 70 процентов, причем его увеличение шло по нараста­ющей.

Это было следствием не столько опыта прошлого общения россиян с Западом, сколько их ожиданий, что Европа и Америка станут иск­ренними друзьями, советчиками, помощниками обновляющейся России, заявившей устами ее правителей во главе с Ельциным о прозапад­ной ориентации.

Конечно, Кремль не мог не отдавать себе отчета в том, что итоги противоборства двух супердержав и возглавлявшихся ими военно-поли­тических блоков должны быть оценены однозначно: победа в конечном счете оказалась на стороне Запада во главе с Соединенными Штатами, и это была от­нюдь не пиррова победа. Понимали, надо полагать, и то, что победитель не может не попы­таться извлечь выгоду из того исключительно благоприятного поло­жения, в котором он оказался к началу 90-х годов.

Вместе с тем Москва, имевшая богатый опыт военной и политичес­кой конфронтации с Западом, но куда менее искушенная в рутинном международном торге, в тонкостях психо­логии свободной конкуренции, исходила, судя по всему, из расчета на то, что Европа и Америка, выстраивая отношения с новой Росси­ей, помогая ей, не станут ставить перед ней жестких условий, обра­щаться как победитель с побежденным.

Кремль полагал, что Запад будет поддерживать демократизирующу­юся Россию не только политически и морально, но и материально. Во-первых, потому, что она была готова -- об этом не раз го­ворил и сам Ельцин, и его сподвижники -- пойти на выучку к Западу. (Свидетельством тому стало появление в Москве и других центрах России множества экспертов из Европы и Америки, которые в начале 90-х играли активную роль в формировании внутренней, а отчасти и внешней политики российского государства). Во-вторых, потому, что Вашингтон, Париж, Берлин и др. будут опа­саться реставрации коммунизма на территории бывшего Советского Со­юза и прежде всего -- в России.

Исходя из этих посылок, казавшихся ему такими естественными, Кремль и выстраивал модель возможной и желаемой для него политики Запада на российском направлении. Она включала сле­дующие презумпции:

-- отношения с Россией будут иметь приоритетный характер для Со­единенных Штатов, а для ведущих европейских стран - находиться на втором по значимости месте после отношений с Америкой или даже представлять такой же интерес, при этом России будет предоставлен режим наибольшего благоприятствования;

-- Запад будет  по-прежнему признавать Россию  в качестве великой державы  не только де юре, но и де  факто и способствовать укрепле­нию ее международных позиций в качестве таковой;

-- Европа  и Америка будут оказывать  России широкомасштабную по­мощь - щедрую и бескорыстную, а отчасти  и безвозмездную, - направ­ленную на восстановление ее народного хозяйства, науки и культуры.

Это были, как стало вскоре очевидно, завышенные и неоправдан­ные, а во многом наивные ожидания, и связаны они были с иллюзорным представлением о Западе, существовавшим в сознании не только российских масс, но и элит.

Советская пропаганда лепила образ Запада, который должен был вызывать у граж­дан СССР страх и отвращение. Страх перед врагом, проводящим империалистическую политику, конечная цель которой - уничтожить Советский Союз как социалистическое государство. И отвращение к обществу, в кото­ром, как утверждалось, существуют эксплуатация человека человеком, безработица, высокий уровень преступности, проституция, наркома­ния, социальное неравенство, расовое угнетение, эгоизм, культ на­живы и другие пороки.

Эффект этой пропаганды был двояким. Советские люди в мас­се своей верили, что Запад во главе с Соединенными Штатами Амери­ки -- противник СССР и его союзников, он готовит войну и с ним ухо надо держать востро, а порох - сухим. Но при этом они не испытывали вражды ни к европейцам, ни к аме­риканцам. Что же касается политической и экономической жизни Запа­да и особенно бытового уклада (образа жизни), существовавшего в Европе и Америке, то тут советскому агитпропу, верили куда меньше, чем "вражеским голосам", зарубежной социологической пропаганде и со­отечественникам-туристам, на которых витрины европейских и амери­канских супермаркетов производили сильное впечатление, порой по­вергая их в шок.

В итоге в советском массовом сознании складывался противоречи­вый и притом иллюзорный образ Запада, как враждебной, но вместе с тем бла­гоустроенной части мира, где есть и свои минусы, и намного пере­крывающие их плюсы: высокий жизненный уровень, свобода, демократия, рациональное хозяйствование, широкие социальные гарантии и т.п.

Завороженная мифами о Западе, Россия не понимала ни психологии западного человека, ни истинных мотивов и движущих сил поведения западных стран, в том числе на российском направлении. Не понимали, в частности, что внешняя политика стран Евро­пы и, в еще большей мере, Америки формируется в конечном счете по законам рыночных отношений, строящихся на принципах жесткой конкуренции, стремления к монополии, эгоистического расчета, ориентации на получение максимальной прибыли - как в экономической, так и во внеэкономической формах.

Кремль не понимал или не до конца понимал, что, почувствовав себя победителем в борьбе с мировым коммунизмом, Запад не захочет делиться добытой в трудной борьбе победой - тем более с тем, кого он счи­тал проигравшей стороной. И что за "бескорыстной помощью", когда и если она имеет место, стоит расчет на последующие дивиденды - политические, экономические, моральные. Иначе говоря, что за красивыми словами Запада о готовности поддержать процесс преобразо­ваний в России стояло стремление сделать ее такой, какой ее хотели бы видеть на Западе, прежде всего в Вашингтоне.

Естественно, что иллюзии россиян в отношении Запада должны были рано или поздно потерпеть неизбежный крах, вызвав не только горь­кие разочарования, но и изменение образа Европы и Америки в рос­сийском общественном сознании. Так оно и случилось.