Фольклор и фольклористика

Фольклор

ФОЛЬКЛОР — художественное творчество широких народных масс, преимущественно устно-поэтическое творчество. Термин впервые был введен в научный обиход в 1846 английским ученым Вильямом Томсом.

В буквальном переводе Folk-lore означает: народная мудрость, народное знание. Этим термином сначала обозначали только самый предмет науки, но иногда стали  им называть и научную дисциплину, этот материал изучающую;

однако последнюю правильнее называть фольклористикой.

Помимо термина «фольклор» в  научном обиходе разных стран  встречаются и другие термины: немецкий — Volkskunde, в более узком значении слова — Volksdichtung; французский — Traditions populaires. В XIX в. у нас господствовал  несколько расширительно толковавшийся  термин «народная словесность» или  «народная поэзия».

Художественное и историческое значение Ф. было глубоко раскрыто А. М. Горьким, высказывания которого имеют  руководящее значение в разработке основных проблем фольклористики. В  своем докладе на Первом съезде советских  писателей Горький говорил:

«Я снова обращаю ваше внимание, товарищи, на тот факт, что наиболее глубокие и яркие, художественно  совершенные типы героев созданы  фольклором, устным творчеством трудового  народа. Совершенство таких образов, как Геркулес, Прометей, Микула Селянинович, Святогор, далее — доктор Фауст, Василиса Премудрая, иронический удачник  Иван-дурак и, наконец, — Петрушка, побеждающий доктора, попа, полицейского, чорта и даже смерть, — все  это образы, в создании которых  гармонически сочетались рацио и  интуицио, мысль и чувство. Такое  сочетание возможно лишь при непосредственном участии создателя в работе творчества действительности, в борьбе за обновление жизни» (М. Горький, Советская литература, доклад на I Всесоюзном съезде советских  писателей, М., 1935, стр. 12).

Ф. — поэтическое творчество, вырастающее  на основе трудовой деятельности человечества, отразившее в себе опыт тысячелетий. Ф., будучи древнее письменной литературы и передаваясь из уст в уста, из поколения в поколение, является ценнейшим источником для познания истории каждого народа, на какой  бы ступени общественного развития он ни стоял. На том же съезде писателей  А. М. Горький обратился к писателям  Кавказа и Средней Азии: «Начало  искусства слова — в фольклоре. Собирайте ваш фольклор, учитесь  на нем, обрабатывайте его. Он очень  много дает материала и вам, и  нам, поэтам и прозаикам Союза. Чем  лучше мы будем знать прошлое, тем легче, тем более глубоко  и радостно поймем великое значение творимого нами настоящего». М. Горький  подчеркивает в Ф. его трудовое и  коллективное начало, материалистическую и реалистическую его основу, его  художественную мощь. Выделяя специфические  черты, присущие устной народной поэзии, М. Горький в то же время не противопоставляет  Ф. письменную художественную лит-ру как  обособленные друг от друга явления. В народном творчестве он видит ту глубокую и плодотворную почву, на к-рую  опирались в сущности все величайшие произведения лит-ры.

Ф. поэтический нельзя рассматривать  изолированно от других проявлений духовной культуры. Устная народная поэзия тесно  связана с областями народного  сценического искусства (мимика, жест, драматическое действо — при  исполнении не только так наз.

«народной драмы» и драматизированных  обрядов — свадебных, похоронных, земледельческих, хороводов и игр, но и при сказывании былин, сказок, при исполнении песен), хореографического  искусства (народные танцы, пляски, хороводы), музыкального и вокального искусства. Следовательно, фольклористика включает некоторые разделы таких дисциплин, как театроведение, хореография, музыковедение (раздел его, называемый «музыкальной этнографией» или «музыкальным Ф.»). Вместе с тем Ф. не может быть изучаем  без помощи лингвистики, без изучения того диалекта, говора, на котором создаются  данные устно-поэтические произведения. Однако фольклористика есть прежде всего  часть литературоведения, а Ф. есть часть словесного искусства. Ф., как  и письменная художественная литература, является словесно образным познанием, отражением общественной действительности. Но создание Ф. народными массами, условия  бытования Ф., характер художественного  творчества в докапиталистическую  пору, когда сложилась значительная часть дошедшего до нас старого  Ф., определили известные особенности  Ф. по сравнению с письменной художественной лит-рой. Коллективное начало в Ф., анонимность  большинства фольклорных памятников, значительная роль традиции в Ф. —  все это откладывает свой отпечаток  на Ф. и обусловливает известные  особенности его изучения.

Фольклористика как наука существует с небольшим сто лет. Возникновение  ее не как случайного и любительского  собирания устных поэтических материалов и их литературной обработки (столь характерных явлений для Европы конца XVIII в., а для России в первые десятилетия XIX в.), а как научного изучения Ф. относится к первому десятилетию прошлого века. Зарождение фольклористики тесно связано с тем широким направлением в области философии, науки и искусства начала XIX в., к-рое получило название романтизма. В идеалистической романтической философии того времени большой популярностью пользовалось утверждение, что история народа определяется не волей отдельных личностей, но есть проявление его «духа», выражением к-рого являются и все области коллективного творчества, где творец — сам народ (язык, мифология, Ф.).

Специальные науки тоже отражали эти  тенденции. Особенно ярко отразила их лингвистика того времени; именно в  то время зарождается сравнительное  языкознание (см. «Языкознание»).

В издании первых романтических  публикаций Ф. явно просвечивают конкретно-политические цели. Для уяснения их стоит только принять во внимание, что эти первые публикации совпадают по времени  с наполеоновскими войнами. Таков  знаменитый сборник народных немецких песен, составленный поэтами Арнимом  и Брентано, «Des Knaben Wunderhorn» (3 Tle, Heidelberg, 1806—1808), «Die deutschen Volksbücher» Гёрреса (Heidelberg, 1807) и наконец «Kinder und Hausmärchen» братьев  Гримм (2 Bde, B., 1812—1814).

Руководящую роль в собственно научной  разработке Ф. в эпоху романтизма играли братья Вильгельм и Яков Гриммы (особенно Яков). В своих общих  теоретических рассуждениях и в  работах по частным вопросам истории  права, языка, литературы фольклора  Яков Гримм руководился, по его собственному признанию, «патриотическими целями». При изучении фольклора Гримм  пользовался тем же сравнительным  методом, каким руководился в  работах по языку. Сходные явления  в Ф. европейских народов Яков Гримм и все его последователи  объясняли унаследованием общего поэтического богатства от единого «праиндоевропейского»  предка. Стремясь вскрыть наиболее древние черты в сказках и  сказаниях, Гримм и его последователи  в произведениях устной поэзии главное  внимание обращали на остатки религиозных  представлений; интерес к мифам  особенно возрастает, когда последователями  Гримма выступают санскритологи (А. Кун, М. Мюллер), пытавшиеся найти истоки европейского фольклора в ведийских  гимнах и заклинаниях; отсюда и сама школа Гримма получила в истории  науки название школы «мифологической». С наибольшей полнотой взгляды Гримма на природу устной поэзии и на историю  ее развития с древнейших времен изложены им в книге «Немецкая мифология» [1835]. Взгляды Гримма в дальнейшем были развиты в середине XIX в. в  трудах его последователей — немецких ученых Куна, Шварца, Маннгардта, английского  ученого Макса Мюллера, французского — Пикте и русских ученых Ф. И. Буслаева, А. Н. Афанасьева и О. Ф. Миллера.

В России, как и в Германии, «мифологическая» школа тоже была первым этапом в  развитии научной фольклористики. Как  и в Германии, научным разысканиям  предшествовал период романтического собирания «народной поэзии»  и использования ее в художественных целях (фольклорные темы у Жуковского, Пушкина, раннего Гоголя и др.). Страстное  увлечение П. В. Киреевского собиранием народных песен дало громадные результаты. Киреевский, как и другие представители  славянофильства, в своих увлечениях руководился настроениями, близкими к немецкому националистическому  романтизму. Киреевский и другие славянофилы  были не столько учеными, сколько  преимущественно публицистами. В  России первыми подлинно учеными  фольклористами были Ф. И. Буслаев и  А. Н. Афанасьев. Объем и характер деятельности Буслаева очень напоминает деятельность Якова Гримма. Он был  одновременно и языковедом, и историком  национальной лит-ры и народной словесности. Буслаев, в основном, приложил к русскому и вообще славянскому материалу  методологические приемы и теоретические  установки мифологической школы. Взгляды  Буслаева на народную поэзию были изложены со всей отчетливостью в его книгах: «Исторические очерки русской народной словесности и искусства» (2 тт., СПБ, 1861) и «Народная поэзия» (СПБ, 1887). Наиболее крайним и горячим сторонником  мифологической школы в России был

А. Н. Афанасьев. Ему в значительно  большей степени, чем Буслаеву, были свойственны все те увлечения  лингвистическими и мифологическими  сближениями, которые приводили  к фантастическим построениям многих европейских мифологов. Свои многочисленные статьи по мифологии Афанасьев в  систематизированном и обработанном виде объединил в знаменитом трехтомном труде «Поэтические воззрения славян на природу» (М., 1865—1869). Афанасьеву принадлежит  также заслуга в составлении  первого научного сборника русских  сказок «Народные русские сказки» (1-е изд. в 8 вып., М., с 1855—1863). Крупным  представителем мифологической школы  в России был также Орест Федорович  Миллер. В своей громадной по размерам книге «Сравнительно-критические наблюдения над слоевым составом народного русского эпоса. Илья Муромец и богатырство киевское» (СПБ, 1869) Орест Миллер применил к толкованию русского былевого эпоса принципы мифологической школы, но с такой прямолинейностью и отсутствием критического такта, что не только противники ее, но даже сторонники должны были указать на чрезмерные увлечения автора. В духе мифологической теории написаны и многие работы харьковского ученого А. А. Потебни, ряд своих трудов посвятившего раскрытию конкретных поэтических образов в народных песнях.

С изменением социально-экономической  жизни в Европе к 60-м гг. XIX столетия, с развитием промышленности, усилившейся  экспансией европейского капитала, с  развертыванием колониальной политики европейских государств стали получать все большее значение вопросы  торгово-финансовой, политической и  культурной связи с внеевропейскими  странами. Открылись новые миры, представлялась необходимость дать объяснение вновь открытым фактам, в частности и в Ф. Напр. оказалось  совершенно невозможным объяснить  сходство сюжетов в сказках разных народов происхождением их от общего предка. Должна была появиться и  новая попытка объяснить это  сходство. Такую попытку дал немецкий ученый Бенфей. В 1859 он издал с немецким переводом сборник индусских  рассказов «Панчатантра» (VI в. н. э.), снабдив издание большим предисловием, к-рому суждено было стать поворотным пунктом в развитии фольклористики. Бенфей указал на поразительное сходство санскритских сказок с европейскими и со сказками других, неевропейских  народов. Сходство сюжетов, по мнению Бенфея, вызвано не родством народов, а культурно-историческими  связями между ними, заимствованием; отсюда названия теории Бенфея — «теория сравнительная», «теория заимствования», «миграционная теория», «теория странствующих сюжетов», «бродячих сюжетов».

Основным резервуаром, откуда европейские  народы черпали материалы для  поэтического творчества, по мнению представителей бенфеевской школы, являлась древняя  Индия.

В течение нескольких десятилетий  эта теория пользовалась большим  успехом. В лагерь

бенфеистов перешел и ряд  сторонников мифологической школы, напр. Макс Мюллер, в России — Буслаев, написавший яркий очерк в духе нового направления: «Перехожие повести  и рассказы» (сб. «Мои досуги», ч. II, М., 1886). Страстно, с большими преувеличениями  отстаивал бенфеевскую точку  зрения известный художественный критик В. В. Стасов в своей статье «Происхождение русских былин» («Вестник Европы», 1868, №№ 1—4, 6 и 7, перепеч. в т. III Собр. соч. Стасова, СПБ, 1894).

В духе теории заимствования в течение  долгого времени работал и  знаменитый академик А. Н. Веселовский. Таков напр. его труд «Из истории  литературного общения Востока  и Запада. Славянские сказания о  Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине» (СПБ, 1872). В духе той же школы заимствования  написал свою первую большую работу по русскому Ф. академик В. Ф. Миллер («Экскурсы  в область русского народного  эпоса», М., 1892). В направлении этой же школы работали А. И. Кирпичников («Опыт сравнительного изучения западного  и русского эпоса». Поэмы ломбардского цикла, М., 1873), академик И. Н. Жданов («К литературной истории русской былевой  поэзии», Киев, 1881, «Русский былевой  эпос», СПБ, 1895, и др.), М. Г. Халанский («Южнославянские сказания о кралевиче  Марке в связи с произведениями русского былевого эпоса», Варшава, 1893—1895), А. М. Лобода («Русские былины о сватовстве», Киев, 1904) и мн. др.

Настойчиво, но без должной методологической осторожности, отстаивал восточное  происхождение европейского героического и сказочного эпоса известный  путешественник по Сибири Г. Н. Потанин («Восточные мотивы в средневековом  европейском эпосе», М., 1899).

Несмотря на огромное влияние теории заимствования на фольклористику всех стран, все же постепенно обнаруживались и слабые ее стороны: поверхностное, недостаточно осторожное пользование  приемами сравнения сюжетов и  склонность говорить о заимствовании  лишь на основе общего сюжетного сходства в легендах, сказках, былинах. При  этом упускалось из виду, что суть дела не в сюжетной схеме только, а  в художественном произведении, взятом в целом, со всеми особенностями  его идеологии и художественной формы.

Некоторые исследователи, например французский  ученый Жозеф Бедье, автор монументального  исследования «Фабльо» (Париж, 1893), высказывали  общую скептическую мысль о безрезультатности  изысканий по миграции сюжетов. Однако далеко не все фольклористы конца XIX и начала XX в. разделяли этот пессимизм.

Так напр. известный русский ориенталист  академик С. Ф. Ольденбург решительно возражал против категорических утверждений  Бедье и доказывал возможность  в отдельных случаях довольно точно устанавливать заимствования  и путь миграции сюжетов.