Автор работы: Пользователь скрыл имя, 14 Марта 2013 в 00:21, реферат
В первой половине XIX в. австрийская часть империи продолжала оставаться аграрной. В сельском и лесном хозяйстве в конце XVIII в. было занято 75% населения, а к середине XIX в. его доля сократилась лишь на 3%. В Чехии и Моравии преобладало крупное помещичье землевладение и велось экстенсивное хозяйство; переход к интенсивным методам и рост урожайности наметился здесь лишь с середины века. В Далмации, Галиции и Буковине из-за дробления крестьянских хозяйств наблюдалось даже сокращение производительности и возникло аграрное
Империя Габсбургов
выдержала бури и потрясения революционной
эпохи и наполеоновских войн. Устояли
ее феодальная основа, абсолютистская
надстройка, лоскутно-пестрая в
В первой половине XIX в. австрийская часть империи продолжала оставаться аграрной. В сельском и лесном хозяйстве в конце XVIII в. было занято 75% населения, а к середине XIX в. его доля сократилась лишь на 3%. В Чехии и Моравии преобладало крупное помещичье землевладение и велось экстенсивное хозяйство; переход к интенсивным методам и рост урожайности наметился здесь лишь с середины века. В Далмации, Галиции и Буковине из-за дробления крестьянских хозяйств наблюдалось даже сокращение производительности и возникло аграрное
330
перенаселение. Тенденции к модернизации и интенсификации производства раньше проявились в австро-немецких провинциях. Преобладание крестьянских хозяйств, отмена личной зависимости крестьян, слабость помещичьего землевладения создали здесь более благоприятные предпосылки для капиталистической эволюции в деревне, чем во всех остальных землях империи. Крестьяне Тироля были лично свободны и даже имели представительство в ландтаге.
Австрийские крестьяне могли свободно продавать и закладывать свои наделы, выбирать себе профессию и вступать в брак. В 30—40-е годы довольно широкое распространение получили выкуп повинностей, замена барщины денежным чиншем, расслоение крестьян, выделение зажиточной верхушки, использовавшей наемную рабочую силу.
В земледелии в течение всего XIX века в целом господствовало трехполье. Существенные усовершенствования в сельскохозяйственных орудиях, применение новых типов плугов собственной австрийской конструкции позволило повысить урожайность зерновых за полстолетие с 8 ц с одного гектара до 10 ц (это было меньше, чем в Англии и Франции, но на уровне урожайности в Германии, Швейцарии, Швеции). Ускорилось распространение кукурузы и в особенности картофеля (в первую очередь в Тироле, Штирии, Каринтии), ставшего важнейшим продуктом питания бедноты. В горных провинциях с их великолепными альпийскими лугами успешно развивалось животноводство, преимущественно мясное.
Все это создало
экономические предпосылки
В начале XIX в. еще
отсутствовали экономические, социальные
и технические предпосылки
Первая в империи фабрика (прядильная) была построена в Чехии английским предпринимателем. Вслед за текстильной промышленностью постепенно к машинному производству стали переходить металлургия и стекольное производство. Применение кокса, начавшееся с 20-х годов, позволило в 30—40-е годы удвоить производство чугуна, а добыча угля выросла вчетверо. Вытеснение древесного угля каменным в качестве основного вида топлива было связано с быстрым внедрением парового двигателя в промышленность и на транспорте, включая речной (на Дунае) и морской. Число паровых машин достигло к середине века 900 (в начале 30-х годов их было всего 11), причем значительная часть этих машин была отечественного производства.
Первый этап
промышленного переворота отличался
двумя существенными
Первая небольшая железнодорожная ветка была проложена в 1828 г., т. е. спустя три года после открытия первой железной дороги в Англии. Строились железнодорожные линии прежде всего от Вены к Чехии — сначала до Брно, затем до Праги и лишь после этого в Грац. Первые локомотивы были куплены в Англии, но уже в 40-х годах удалось наладить собственное производство паровозов и вагонов. К середине века протяженность железных дорог составила 1357 км.
Таким образом, к 40-м годам XIX в. вопреки тормозившей общественный про-
331
гресс феодально-абсолютистской надстройке возникли новые производительные силы, которые ломали и разрушали старые феодальные структуры. Тем нетерпимее становилась вся политическая система абсолютизма, обслуживавшая интересы казны, крупного землевладения, крупных банков, сковывавшая предпринимательскую инициативу новых социальных сил общества, поднимавшихся с развитием капитализма: промышленной, торговой буржуазии и зажиточных слоев крестьянства.
Экономика Венгрии развивалась в условиях менее благоприятных и более сложных, чем в австрийских, чешских и североитальянских землях. Здесь, в отличие от наследственных земель, господство феодализма и сословных учреждений было более прочным. Экономическая мощь и политическое влияние дворянства, сохранившиеся почти в нетронутом виде в начале XIX в.— не в последнюю очередь благодаря союзу венгерской аристократии с чужеземным абсолютизмом,— представляли основную причину отсталости страны и препятствовали ее преодолению.
В длительном отставании
экономики стран венгерского
королевства существенно
Тем не менее экономический подъем, особенно значительный в 30—40-е годы, был заметен и в этой стране, опутанной множеством оков феодализма. Несмотря на свирепствовавшие в указанные десятилетия эпидемии, унесшие полмиллиона жизней, к 1846 г. население королевства (включая Трансильванию и Хорватию) составило 14,5 млн. человек против 9,3 млн. в 1787 г. Ускорился рост городского населения (накануне революции оно достигало 2 млн.), крупнейший город Пешт насчитывал уже 110 тыс. жителей. В промышленном производстве было занято всего 5% населения. В 30—40-е годы в Венгрии появились довольно крупные, оснащенные паровыми машинами предприятия, главным образом мукомольные и сахароваренные, но также и производившие сельскохозяйственные орудия и агрегаты. В 1846 г. начали прокладываться первые километры железных дорог.
Прогресс коснулся и основной отрасли венгерской экономики — сельского хозяйства. Расширились пахотные угодья, главным образом путем обводнения и осушения болот, сокращения площади пастбищ и лугов. Улучшение агротехники и земледельческих орудий позволило повысить урожайность. Значительно увеличилось производство технических культур, в том числе новых — картофеля, табака, риса, индиго. По сравнению с концом XVIII в. сборы урожая удвоились, поголовье скота увеличилось в пять раз. Военная конъюнктура конца XVIII — начала
XIX в., а затем ускорившееся развитие промышленности в австрийских и чешских землях обеспечили устойчивый рынок сбыта венгерской сельскохозяйственной продукции и некоторых видов промышленных изделий.
Среди новых явлений экономической жизни одним из особенно важных был рост товарности как помещичьего, так и крестьянского хозяйства. На базе расширения внутреннего рынка и оживления торгово-экономических отношений между отдельными районами в 40-х годах возникли первые кредитные учреждения: сберегательные кассы и банки, которые, однако, не могли обеспечить растущие потребности
332
экономики. Отсутствие источников дешевого и обильного кредита было одним из факторов, тормозивших замену в хозяйстве помещиков непродуктивного, но дарового барщинного труда крепостных трудом наемным, применение в сельском хозяйстве машин и механизмов. Большинство помещиков искали выхода в экстенсивных методах хозяйствования, в усилении феодальной эксплуатации (прежде всего барщины), в расширении барской запашки путем захвата крестьянских земель. Все в конечном счете упиралось в отсутствие буржуазной собственности на землю (более 80% ее принадлежало дворянству), в сохранение феодально-крепостнического гнета.
Основная масса земельных владений была выключена из обращения и не могла служить базой для кредитно-ссудных операций, поскольку крестьяне не имели права собственности даже на свои наделы, а дворянская собственность по традиционному майоратному праву была неотчуждаема и не могла, таким образом, служить залогом для кредита. Однако общая площадь земель, находившихся фактически в крестьянском пользовании, была довольно значительной — до 72% пашни и лугов.
Международное положение Австрийской империи, вновь возвратившей себе во время Венского конгресса ранг великой державы, никогда не было столь прочным, как в период 1815—1847 гг. Внешних войн она не вела вплоть до 1859 г. Ее влияние распространялось далеко за пределами владений Габсбургов. Опираясь на союз с реакционными монархиями Европы, Австрия преследовала и подавляла освободительные движения на всем континенте от Пиренеев до Балкан. В качестве влиятельнейшего члена Германского союза и постоянного председателя союзного сейма она противодействовала торжеству буржуазных порядков в Германии, став гарантом раздробленности этой страны и сохранения в ней феодально-абсолютистских режимов. Такую же роль Австрия играла в Италии. Над континентом витал зловещий дух К. Меттерниха, раскинувшего сети шпионажа, тайных интриг, осведомительства по всей Европе.
С именем канцлера (с 1821 г.) К. Меттерниха, «великого инквизитора Европы», как его стали называть в 20-х годах, связано подавление австрийскими войсками революций 1820/21 и 1831 гг. в Италии, организация контрреволюционной интервенции на Пиренейском полуострове. Во многих европейских столицах, особенно в германских и итальянских, его усилиями были организованы «черные кабинеты», в которых лучшие знатоки своего дела трудились над дешифровкой дипломатических донесений и писем, перехваченных агентами Меттерниха. Но с особой изощренностью меттерниховская система внедрялась в самой Австрии, ставшей, по словам Ф. Энгельса, «...страной, которая до марта 1848 г. была почти так же недоступна взорам иностранцев, как Китай до последней войны с Англией» 27.
Всемогущая цензура наглухо закрыла Австрию для книг немецких классиков — Лессинга, Шиллера, Гете, на театральные подмостки не допускался «Гамлет» и вообще любая пьеса, которая могла бы внушить австрийцам мысль о возможности свержения и убийства монархов. На сцене и в печатных изданиях мошенниками, всякими отрицательными персонажами могли быть только люди рангом ниже барона. Газеты и анонимные брошюры, критиковавшие нетерпимые порядки и произвол в Австрии, вольнодумствующие австрийцы публиковали в Лейпциге, а то и в далекой Бельгии.
Император Франц и Меттерних, пережившие бурные потрясения эпохи Великой французской революции и наполеоновских войн, на всю жизнь сохранили непреодолимый страх перед революцией, и этим страхом определялся каждый их шаг как государственных деятелей. Такие понятия, как «конституция», «народ», были абсолютно несовместимы с меттерниховской системой правления. Конституция — любая, даже монархическая,— являлась в глазах К. Меттерниха «легализованной революцией», и когда ему однажды показали французскую газету, в которой говорилось о желательности введения в Австрии конституции, князь искренно изумился: «Жалкие советчики, тот, кто желает дать Австрии конституцию, должен сначала сотво-
27 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 8. С. 30.
333
рить австрийский
народ!» Под стать министру был
его венценосный господин, убежденный
в том, что он является наместником
бога на земле и несет перед
ним единоличную
Июльская революция во Франции, а затем революция в Бельгии и польское восстание 1830—1831 гг. опрокинули расчеты реакции, и это стало очевидным для самих творцов меттерниховского режима. Узнав о начале революции в Париже, канцлер констатировал: «Уничтожено дело всей моей жизни!» — и, все еще надеясь на солидарность легитимных монархов, предложил организовать вооруженную интервенцию во Францию и Бельгию. Времена, однако, изменились, и предложение канцлера не нашло отклика у европейских монархов.
В либерально настроенных кругах австрийского общества июльские события во Франции были восприняты с энтузиазмом. Вопреки цензуре и полицейским гонениям французами откровенно восхищались, родилась надежда, что международные осложнения и война помогут австрийцам сбросить меттерниховское ярмо. В Вене и других городах широко распространялась ввозившаяся из-за границы запрещенная литература. Не случайно 30—40-е годы, т. е. период, предшествовавший начавшейся в марте 1848 г. революции, вошел в австрийскую историю как «предмар-товский», ибо глухое брожение охватило все общество в целом, сверху донизу, и необходимость коренных социальных и политических реформ стала очевидной для всех, за исключением узкого круга правящей элиты.