Василий Иванович Суриков

     И.Е. Репин писал по  поводу Ермака: "Впечатление от  картины так неожиданно и могуче, что даже не приходит на ум разбирать эту копошащуюся массу со стороны техники, красок, рисунка. Все это уходит, как никчемное: и зритель ошеломлен этой невидальщиной. Воображение его потрясено, и чем дальше, тем подвижнее становится живая каша существ, давящих друг друга...".

     Когда смотришь на  Ермака, и особенно на левую  часть картины, то трудно отделаться  от впечатления, что это рельеф, изваянный мудрой и могучей  рукой скульптора, рельеф, освещенный  скользнувшим лучом света, который заставил сильными линиями выступить самые резкие, самые острые грани формы. Опять на память приходит Тинторетто с его манерой строить форму светом, обнаруживая ее страстную, беспокойную энергию в каждом ракурсе, в каждом смелом сочленении.

     За последние два десятилетия жизни Суриков написал ряд портретов близких ему людей и сделал множество эскизов исторических композиций. Закончены же были только две исторические картины: "Переход Суворова через Альпы" (1899, Русский музей) и "Степан Разин" (1906, Русский музей). Первая представляет собой до некоторой степени вариант Ермака. Это то же изображение русского воинства, но не перед лицом противника, а в условиях природы, почти непреодолимых. После героев Ермака Сурикова увлекли суворовские богатыри, по зову полководца бесстрашно низвергающиеся в пропасть.

     Суриков сам был  в Швейцарии, на местах исторического  перехода. Вот как он писал  о своей работе: "Верхние тихо  едут, средние поскорее, а нижние  совсем летят вниз. Эту гамму  выискать надо было. Около Интерлакена сам по снегу скатывался с гор, проверял. Сперва тихо едешь, под ногами снег кучами сгребается. Потом - прямо летишь, дух перехватывает".

     Труднее всего Сурикову  далась его последняя картина - "Степан Разин". Разин - вождь  крестьянского движения, могучий, мужественный, человек огромной воли, объединивший многочисленные отряды восставшего казачества и крестьян, совершавший смелые походы в низовья Волги, по Каспийскому морю.

     Интересно, что в самом  первом эскизе Степана Разина  Суриков думал изобразить атамана и его возлюбленную - персидскую княжну, показать в Разине победу идеи над личным чувством. Таким образом, в этом первом эскизе картины усматривается как бы возврат к трагической теме Стрельцов. Эскиз этот помечен 1887 годом. Он очень красив и декоративен по замыслу. Паруса казацких стругов, как крылья гигантских птиц, почти закрывают небо. Лодки и человеческие фигуры намечены с большой энергией. Но от этого эскиза художник быстро отошел, считая, очевидно, что легендарный романтический эпизод с утоплением персидской княжны в Волге не позволяет сосредоточить внимание на том, что было в нем, с точки зрения художника, самым значительным. А значительна в Разине была бунтарская мысль, мысль действенная и, несокрушимая решительность.

     В окончательном варианте картины Степан Разин изображен в огромном струге, перед ним - музыканты. Дальше открываются бескрайние волжские просторы. Взмахи весел буравят воду. Золотистый свет струится с вечернего неба. Лица гребцов-казаков мужественны и красивы, особенно - молодого, с раскрытым воротом, изображенного почти в профиль. Но все они еще далеки от тех важных дум, которыми захвачен Степан. О чем они? Вряд ли о себе и своей судьбе. Эти думы значительны, великие думы атамана. Выражение лица Разина составляло главную заботу художника. Когда картина была выставлена, Суриков и на выставке переписывал его лицо. Однажды, закончив работу, он сказал знакомому художнику: "Сегодня я лоб писал Степану, правда, теперь гораздо больше думы в нем?"

    Бросается в глаза сходство лица Степана с одним из последних автопортретов художника. Суриков нечто от самого себя вкладывал в образ Разина. Подобно легендарному атаману, своей великой думой Суриков объемлет исторические судьбы своего народа, безгранично верит в его духовные силы, страдает вместе с ним. "Степан Разин" - последнее большое историческое полотно Сурикова.

    Особое место в творчестве  Сурикова занимают портреты. Это, как правило, изображения своих  близких, либо чем-то заинтересовавших  его людей; этюды, связанные с поисками определенного образа для картин. Таковы Сибирская красавица. "Портрет Екатерины Александровны Рачковской" (1891), "Портрет Александры Ивановны Емельяновой" (1902). Написанные с конкретной натуры, они не воспринимаются просто как портреты. Художник увидел в них нечто общее и большее - русскую народную красоту.

     В то время как  картины художника являлись плодом  чрезвычайно длительного, сложного  процесса, поглощавшего все его  силы, портреты возникали в моменты  отдыха или шли параллельно с работами на большие темы. И близость к человеку вела не столько к возвеличиванию и украшению модели, сколько обусловливала правдивость образа. Портреты Сурикова, в том числе и автопортреты, положительно поражают своей обыденностью. Все они будто написаны для тесного семейного и дружеского круга.

     Суриков никогда не  брал заказов на портреты. Но  он часто отправлялся от портретного  образа в своей дальнейшей, чисто  творческой работе. Так, рассказывая  об "Утре стрелецкой казни", он вспоминал Кузьму-могильщика с Ваганьковского кладбища, своего дядю Торгошина; говоря о картине Меншиков в Берёзове, думал о мрачном вдовце учителе Невенгловском, одиноко доживавшем свою жизнь, о своей хрупкой, болезненной жене. Раскрывал художник и происхождение многих персонажей Боярыни Морозовой, и прежде всего самой Морозовой. Но какая бездна отделяет эти окончательные образы от первоначальных зарисовок. Однако целый ряд суриковских портретов не имел такого служебного значения, их художник не включал в свою работу над картиной. Таковы акварельный портрет И.А. Торгошина; портрет Ф.Ф. Пелецкого, друга Сурикова, гитариста; безвестный, страдающий Человек с больной рукой; портрет доктора  А.Д. Езерского, с трудом мирящегося с наступающей старостью (чего стоят эти руки, обезображенные вздувшимися венами!). Таков и чудесный портрет молодой девушки, в белом платье из полупрозрачной материи, с удивительно чистым профилем, подчеркнутым мягкой линией. Он может служить, как и весь ее облик, образцом национальной красоты. Если для мужских портретов Суриков чаще брал сумрачную синеватую гамму, а лица и руки писал охрой, то в портрете девушки чистота и обаяние молодости выражены нежным цветом румяного лица; сквозь тонкую ткань словно видишь молодую здоровую кожу. Золотистый фон связывает воедино эту гамму красок.

     "Женское царство" в последний раз стало предметом  живописных образов в картине "Посещение царевной женского  монастыря" (Третьяковская галерея). Суриков работал над картиной  особенно усердно в 1898 году, но  выставил ее только в 1912 году. Эта картина по содержанию своему скорее историко-бытовая, чем чисто историческая, подобная творчеству С. Иванова и А. Рябушкина.

     В центральном образе  Суриков вновь воплотил идеал  русской красоты, еще не тронутой  жизнью, преисполненной искренней веры и нравственной чистоты. Расступившиеся перед ней и склонившиеся в глубоком поклоне монахини, измученные житейским, страдающие или сумевшие умертвить в себе человеческие чувства, - образуют сильный контраст с обликом царевны.

     В 1911 году Суриков обратился мыслями к другому вождю крестьянского восстания - Емельяну Пугачёву, исполнив рисунок, изображающий Пугачёва в клетке. По-видимому, этот эскиз является единственным. Можно думать, что сам художник был им удовлетворен не менее, чем лицом Разина. Действительно, голова Пугачёва, при всей своей эскизности, обладает огромной эмоциональной выразительностью. Поистине потрясающа сила его прожигающего взгляда. Пугачёв глядит на зрителя из-за крепкой железной решетки, обращаясь ко всем, кто на воле, у кого не скованы руки, кто может встать на борьбу за счастье народа.

     В наследии художника  остались и многочисленные эскизы  на чисто исторические темы, но  ни один из них не превратился  в картину.

    Лето 1915 года Василий  Иванович провел на юге, в Крыму. Он много загорал, подымался в горы. Такие нагрузки оказались слишком тяжелыми для его больного сердца. 6 марта 1916 года Сурикова не стало.

    Суриков был художником  редкого таланта. Он умел предвидеть, постигать, проникая сквозь завесу  столетий. Мастер учился и по стенам кремлей, и по книгам. Он встречал своих будущих героев на улицах, и одновременно они являлись ему в мечтах и снах. Художник давал всякому явлению новую жизнь в искусстве, воплощая это явление в цвете, композиции, ритме.