Шумер эпохи III династии Ура

Однако ясно и то, что  и само дерево, и предметы, из него изготовленные, обладали некоей волшебной  силой и магическими свойствами. И тогда оказывается, что очень  важную часть человеческой жизни, «дел земных» составляют героические подвиги, с одной стороны, и магические действия, может быть, даже попросту занятия колдовством, Как чем-то весьма сомнительным, с другой. Намеки и недоговоренности аккадского эпоса становятся еще более понятны после нашей интерпретации шумерского отрывка с Пукку и Микку. Понятна и ненависть к этим предметам со стороны женщин и молодых девушек. Может быть, даже и понятен молчаливый отказ Уту - ведь он бог справедливости, очищения и правды, судья людей. Суть действий, совершаемых Гильгамешем, принуждающим к этому своих товарищей, противоположна идеям материнства и плодородия, как я пыталась показать в ряде своих работ. Змея и Анзуд, да и дева Лилит, также тесно связаны с этой темой, равно как и с поисками путей власти над миром, с действами и формами их проявлений, недостойных правителя. Может быть, именно поэтому Гильгамеш в шумерских сказаниях смертен и по смерти своей становится судьей подземного мира, но не получает «вечной жизни», к которой он так стремится и которой добивается его антипод Зиусудра-Атрахасис.

В «земной части сказания», таким образом, звучат три основные темы: а) изгнание злых волшебных сил, освобождение от них; б) подвиг героя; в) беды от неуправляемого волшебства, от магии. В какой мере связана с этими событиями смерть Эн-киду, если судить только по содержанию нашего текста, сказать трудно, хотя тема смерти от нарушения запретов, тема удерживания его землей или Куром очень важна в этой третьей части сказания, опять-таки (в который раз!) членящейся на три части: 1) наказы Гильгамеша; 2) мольбы и сетования Гильгамеша. Просьбы о свидании с другом; 3) рассказ о порядках подземного мира.

Советы Гильгамеша, как  надо себя вести в подземном царстве, интересны для нас в связи с другим текстом - «Девушка и гир». Gir₅ значит «путник, странник», букв, «идущий» (в контексте произведения он оказывается духом мертвых). В наказах Гильгамеша говорится, что Энкиду не должен одеваться в светлую одежду, дабы не быть принятым за этого гира. Удивительным образом поведение Энкиду в нарушении наказов и девушки в сказании, готовящейся к приходу блуждающего гира, совпадают. Девушка готовит светлую чистую одежду, а Энкиду в нее облачается. Девушка готовит жертвенное масло (елей), и Энкиду умащается жертвенным маслом. Девушка готовит для пришедшего некоторые предметы (поводья, кнут, головную повязку, и т.д.), а Энкиду берет в руки копье и кизиловый жезл. Но девушка готовится, как выясняется из дальнейшего контекста, к похоронам, она должна похоронить этот блуждающий дух, чтобы он успокоился. Этот текст, являющийся одной из частей серии погребальных плачей, близко связан с погребальным обрядом. А наш текст? Не является ли эта часть завуалированным описанием погребального обряда? Если это так, ее присутствие в нашем произведении было более чем уместно, однако не берусь считать мое предположение доказанным.

Когда говорят о шумеро-аккадских  взглядах на посмертное существование, как правило, ссылаются на описание подземного мира в поэме о нисхождении  Иштар и соответственном отрывке  из эпоса о Гильгамеше, подчеркивая чувство уныния, ужаса и безнадежного однообразия, которое в них сквозит. Первая часть рассказа Энкиду в нашей истории вполне совпадает с такими представлениями, может быть, даже усугубляется развертыванием описания страданий бесплотных людей, равно как и неожиданно погибших, не в бою, но при несчастных случаях и, может быть, без совершения по ним погребального обряда («...духа того, о ком позаботиться некому, видел?...»). [3. c.61]

Но вот три положения, на которые хотелось бы обратить особое внимание: участь умершего в расцвете лет, сил, участь нерожденных (мертворожденных) младенцев и сгоревшего в огне. У того, кто сгорел, нет духа призрака, только дым его возносится к небу. Это в отличие от всех бродящих духов, призраков, полутеней. Какое удивительное знание о духах, такое, как если бы человек мог совершенно явно наблюдать и исследовать это явление - духа-призрака. Далее, тот, кто умер в расцвете лет и, видимо, беспорочным (он чем-то отличается от отрока и девушки, упомянутых в строках 275-277, хотя бы тем, что те перечислены в контексте бесплодия), лежит там, «где ложе богов», а младенцы мертвые (или еще нерожденные) резвятся «вокруг столов из злата и серебра, где мед и прекрасные сливки». Еще одна, и какая глубокая мифологема, и сколько ощущений, чаяний за ней, и какая могучая концепция, пусть не сформулированная теоретически, но выраженная интуицией поэта, позволяющей закончить произведение именно этими положениями!

И уже становится понятным, почему аккадские жрецы (или жрец-составитель) сочли необходимым именно эту третью часть шумерского сказания присоединить к столь важному мировоззренческому произведению, каким был аккадский эпос о Гильгамеше, не посчитавшись с некоторыми сюжетными неувязками и не решившись отредактировать ее соответственно внешней логике событий: другая внутренняя логика и отнюдь не идейно-политические соображения руководили ими, но более глубокие причины - в данном случае шумерский текст должен был ими восприниматься как священный. [3. c.62]

Литература.

1. История древнего Востока /А.А. Вигавин, М.А. Дандамаев, М.В. Крюков и др. /под ред. В. И. Кузищина. – М.: Высшая школа,- 1988.
2. Васильев Л.С. История Востока: В 2 т. Т. 1: Учеб. По спец. «История».- М.: Высшая школа,- 1998.- 495 с.
3. В. К. Афанасьева Сказание о Гильгамеше, Энкиду и подземном царстве в свете космогонических представлений шумерийцев // ВДИ. – 2000.- №2.- С. 53-62.
4. Христоматия по истории Древнего Востока В 2 ч., Ч.1./ под ред. М.А.Коростовцева.- М.: Высшая школа.- 1980.- С. 146-148.
5. Белицкий М. Забытый мир шумеров.- М.: Наука, 1986.- С. 157-185.