Первопроходец Иван Павлов

 

Первая мировая война  укрепила в Павлове убеждение, возникшее  еще в период русско-японской войны: «Нет, с этой гнилью нужно кончать. Только революция может спасти Россию. Гнилое правительство, которое довело страну до такого позора, должно быть свергнуто, и иначе, как революцией, ничего сделать  нельзя». Февральскую революцию  Павлов встретил восторженно. Это настроение отразилось в приветствии I съезду российских физиологов, открывшемуся 6 апреля 1917 года в Москве. «…Мы должны ждать при  новом строе нашей жизни чрезвычайного  усиления средств всякого рода для научной деятельности», - писал он в приветствии.  

 

Л.А. Орбели отмечал в своих  воспоминаниях: «В этот период Иван Петрович был очень либерально настроен. Но потом, в июне, когда возросла активность революционных масс и революция  стала углубляться, …когда во главе  правительства оказался Керенский, которого Иван Петрович не переваривал, настроение Павлова начало меняться…  «О, паршивый адвокатишка, такая сопля  во главе государства – он же загубит все!» - не раз выкрикивал Иван Петрович. Его резкое отношение достигло кульминационного пункта, когда произошли июльские события. Октябрьскую революцию Иван Петрович переживал очень тяжело, он считал, что родина погибла, что воюющие державы раздерут ее на части…Но настроение Павлова изменилось, когда он увидел, что молодая Советская республика сумела разгромить белогвардейцев, интервентов и создать новое сильное государство» (выделено мною. – Ю.С.).  

 

В самые трудные годы гражданской  войны Военно-медицинская академия благодаря энтузиазму ее ученых готовила высококвалифицированные кадры  военных врачей, боровшихся с тифом, исцелявших раненых красноармейцев. Герберт Уэллс, встретившись с русскими учеными, понял самое главное: им страшнее всего остановиться в научном  поиске, потерять возможность работать. Это тревожило и семидесятилетнего  Павлова. Чтобы не умереть от голода, он на выделенном ему участке земли  в ИЭМ выращивал овощи и  картошку. Он отказался от специального пайка, который ему выделило  советское правительство. Отказывался он и от заманчивых приглашений зарубежных стран работать у них. 

 

Наконец летом 1920 года Павлов все же обратился к Советскому правительству с просьбой о разрешении ему выехать за границу. В.Д. Бонч-Бруевич, по поручению В.И. Ленина, советовал  Ивану Петровичу остаться и спрашивал, что нужно лично ему, чтобы  чувствовать себя спокойно на родине. Павлов просил одного – предоставления возможности для продолжения  научной работы. 24 января 1921 года состоялось знаменитое Постановление Совнаркома о создании академику Павлову  особых условий для исследовательской  деятельности. Постановление было подписано  Лениным, а в его появлении  большую роль сыграл А.М. Горький, посещавший павловские лаборатории в самые трудные годы. 

 

И.П. Павлов остался в России. Результаты Постановления проявились не сразу. Но уже в 1921 году на кафедре  физиологии Военно-медицинской академии было выполнено более пятнадцати научных работ, в виварии постоянно  содержалось много собак. В конце 1923 года Павлов писал своему ученику  В.П. Бабкину за границу: «Моя работа разворачивается в широких масштабах. У меня собралось много работников, и я не в состоянии принять  всех желающих».  

 

Павлов вновь забыл  о старости, был полон энергии. Все его лаборатории возрождались, причем перспективы их развития казались фантастическими. Но прошло совсем немного  времени, и фантастика стала былью. Павловские лаборатории, благодаря  вниманию и заботе советского правительства, быстро наращивали темпы научных  исследований; к 1924 году в учреждениях, руководимых Павловым, вновь стало  многолюдно. «Те годы, - вспоминала одна из его сотрудниц Р. Райт-Ковалева, –  были для лабораторий Павлова замечательно плодотворными и интересными. Лаборатории выходили из тяжелой нужды, в них было тепло, светло, собаки содержались в чистоте, корм значительно улучшили». Иван Петрович, по свидетельству Райт-Ковалевой, «пережил большой и сложный внутренний кризис: вначале в 20-х годах – скептическое и недоверчивое отношение к «большевистским экспериментам», фрондерство, ворчание, иногда явное недовольство», а потом глубочайшее удовлетворение достижениями страны Советов, неиссякаемый энтузиазм и вера в светлое будущее социалистического государства. 

 

Научные исследования шли  широким фронтом, не отрываясь при  всем многообразии от основной проблемы – физиологии высшей нервной деятельности. В помощь Павлову общее собрание Академии наук СССР  5 декабря 1925 года приняло решение о преобразовании физиологической лаборатории в Институт. Музей Л.Н. Толстого из дома № 2а по Тучковой набережной был переведен в 1926 году в Москву, а все его помещение было постепенно занято физиологическим институтом Академии наук СССР. В сентябре 1927 года была удовлетворена и просьба Павлова о расширении института. В 1935 году в нем было уже тридцать два штатных сотрудника и множество практикантов – врачей из всех областей нашей страны. Каждый практикант с благоговением вспоминал неповторимую атмосферу павловского коллектива, в которой, по выражению академика, «каждый давал от себя нечто, а вдыхал ее всю». 

 

Приказом Наркомздрава от 15 апреля 1926 года была организована Биологическая станция в Колтушах под Ленинградом. Задачей Биостанции было изучение генетики высшей нервной деятельности и влияния условий воспитания на тип нервной системы. Построенные собачники не знали равных среди аналогичных в мире. В них содержалось до ста собак, причем их содержание было поистине идеальным. Были оборудованы даже специальные бани и сушилки для собак. 

 

В 1933 году закончилось строительство  главного здания Биостанции, на фронтоне которого было написано: «Экспериментальная генетика высшей нервной деятельности», а рядом на башне: «Наблюдательность  и наблюдательность». Перед зданием  воздвигли три скульптуры: Рене Декарта, создавшего понятие рефлекса, Ивана  Михайловича Сеченова, автора книги  «Рефлексы головного мозга», Грегора Менделя, основоположника современной генетики. С вышки нового здания Иван Петрович любил иногда по вечерам рассматривать небо в телескоп. Перед домом были сад, огород, пчельник. В саду Павлов с удовольствием работал. Колтуши постепенно преображались в благоустроенный городок. Научная работа становилась все продуктивнее. 

 

В августе 1935 года в Советском  Союзе проходил 15-й Международный  физиологический конгресс, заседания  которого были организованы в Ленинграде и Москве. В Москве на приеме в  честь делегатов конгресса, устроенном Советом Народных Комиссаров СССР, президент конгресса И.П. Павлов сказал: «Вы слышали и видели, какое исключительно благоприятное  положение занимает в моем отечестве  наука. …Мы, руководители научных учреждений, находимся прямо в тревоге  и беспокойстве по поводу того, будем  ли мы в состоянии оправдать все  те средства, которые нам предоставляет  правительство. Как вы знаете, я экспериментатор  с головы до ног. Вся моя жизнь  состояла из экспериментов. Наше правительство  также экспериментатор, только несравненно  более высокой категории. Я страстно желаю жить, чтобы увидеть победное завершение этого исторического социального эксперимента» (выделено мною. – Ю.С.). Под бурные аплодисменты присутствующих И.П. Павлов провозгласил тост: «За великих социальных экспериментаторов!».  

 

Конгресс был апофеозом  научной жизни Ивана Петровича. Внимание, оказанное ему всеми физиологами мира, не имело себе равных в истории науки. В официальном обращении от делегатов конгресса шотландец Берджер назвал Павлова «первым физиологом мира». Такого титула никогда не имел ни один из ученых. Не случайно Павлов был избран почетным членом почти ста тридцати обществ, университетов, академий, в том числе более чем шестидесяти зарубежных. 

 

Колоссальная энергия  и необычайная целеустремленность позволили Ивану Петровичу претворить в жизнь почти все свои мечты. «Неосуществленной мечтой осталась книга, посвященная собакам, как  благодарность за их верную службу в эксперименте. Много раз говорил  он, что такую книгу начнет писать», –  вспоминал И.С. Розенталь. Компенсацией этого несбывшегося желания было сооружение в 1935 году на территории ИЭМ знаменитого памятника собаке, созданного по проекту архитектора И.Ф. Беспалова. 

Памятник собаке Павлова. 1935  год. Фото с сайта zooportal.maglan.ru

Он не успел осуществить  еще одну свою мечту – мечту  о создании книги на «сводную тему». В беседе со своим учеником П.К. Анохиным Павлов говорил: «Посудите сами, всю  свою жизнь ученый, если только он хочет  быть строгим ученым, должен взвешивать каждое свое слово, должен немедленно подтверждать его фактами, доказательствами. Он не имеет права, если не хочет  потерять свою репутацию ученого, говорить о еще недоказанных им догадках. Но исчерпывается ли этим все внутреннее содержание ученого? Не погибнет ли вместе с ним очень часто его богатая  интуиция, догадки, далеко идущие соображения? Мне кажется, что наука очень  много приобрела бы от того, если бы каждый ученый, много лет поработавший над установлением точных знаний, в конце своей жизни уделил внимание и этим, еще необоснованным соображениям». 

 

Наступил февраль 1936 года. После очередной поездки в  Колтуши Иван Петрович почувствовал недомогание. Никто из близких не мог предположить, что дни его сочтены. С 22 по 25 февраля общее состояние Павлова было удовлетворительным, хотя и проявлялись признаки тяжелого гриппа. Иван Петрович был общителен, шутил, по своей давней привычке анализировал тонкие механизмы патологического процесса, протекавшего у него в организме. Ночь с 25 на 26 февраля провел неспокойно, а утром врачи диагностировали у него двустороннюю пневмонию. Болезнь стремительно прогрессировала, и в 2 часа 52 минуты 27 февраля 1936 года Павлов скончался.     

 

Хоронил его весь Ленинград. От Таврического дворца, где было прощание с покойным, до Волкова кладбища прах его везли на орудийном лафете. На всем пути вдоль тротуаров стояли десятки тысяч людей, среди которых  было много приезжих. Страна, город  Ленинград хоронили Павлова как  народного героя. 

 

Незадолго до своей смерти Павлов обратился с письмом к  научной молодежи. В нем был  сосредоточен опыт трудовой жизни ученого  человека. Во-первых, –  утверждал Павлов, –  для плодотворной работы нужна последовательность; не изучив азов науки, не взойдешь на ее вершины. Во-вторых, следует научить себя делать черновую работу в науке – терпеливо накапливать и сопоставлять факты, искать законы, управляющие ими. В-третьих, скромность, объективность в оценке своих трудов, борьба с гордыней. И, наконец, страсть в работе, в любимом труде. 

 

Свое обращение Павлов завершил следующими словами: «Для молодежи, как и для нас, вопрос чести  – оправдать те большие упования, которые наша Родина возлагает на науку». 

 

В течение жизни Павлова  Россия пережила мировую войну и  три революции, прошла трудный путь от феодализма к социализму. На глазах у Павлова и с его активным участием возникла, развилась, приобрела  международный авторитет русская  отечественная физиология. И сам  он внес огромный вклад в развитие науки, в укрепление могущества и  престижа своей Родины. 

 

 

 «Что ни делаю, постоянно думаю, что служу этим, сколько позволяют  мне мои силы, прежде всего, моему  Отечеству, нашей русской науке. И это есть и сильнейшее побуждение и глубокое удовлетворение», –  писал Иван Петрович Павлов. И Отечество до сих пор благодарно помнит о своем великом сыне.