Творчество Лысенко Александра Николаевича

В эпохе мировой гармонии, когда  в стройной картине мира все расставлено  по своим местам, мастерская художника  недалеко уходит за рамки бытового жанра, образцы которого нам оставил  Вермеер. В эпохи кризисные мастерская напоминает своими разломами и расчленениями  — им подвержены и модель, и сам  художник — поле битвы, из руин которого вырастают причудливые фантасмагории  Пикассо. Но между этими полярными  состояниями есть точка передышки, когда кризис уже миновал, а синтез еще не осуществлен.

Именно в такие моменты появляется легкая, тихая графика, когда фигура лепится в листе парящим росчерком  линии — следом мимолетного жеста, едва уловимыми прикосновениями  руки со следами сангины или угля на пальцах, когда белого, недосказанного в листе значительно больше, чем  решительно утвержденного, когда поиск  верного движения и ракурса актуальней находки, а следы этого поиска оставляют в листе волнующие  токи вдохновения — той силы, которая, даже разрушая мир, обещает  будущую гармонию.

Мотив поиска гармонии в окружающем мире порождает еще одну тему, столь  же вечную в искусстве, сколь и  всякий раз новую в индивидуальных вариантах ее раскрытия, — тему вечно  длящегося путешествия. Здесь возможности  графики оказались почти универсальными: в условиях, когда впечатлений  много, а времени для их «схватывания», фиксации и воплощения до отчаяния мало, именно небольшой лист рабочего блокнота и пачка фломастеров  обнаружили свою незаменимость и  дали вполне значительные результаты.

 

 

Обращаясь к внутренне  глубоко пережитым образам, художник сосредоточивается на органическом развитии своей творческой темы — жизни человека в традиционном для него природном и культурном окружении, которая превращается в мифологическое круговращение быта и бытия, действий и действ, облика и образа.

Первое, что приходит в  голову, глядя на его работы, которые  складывают единый мифологический цикл, — это гоголевские образы «Ночи  перед Рождеством» с её ведьмами и чертями, месяцем и черевичками, фантасмагорией и реальностью. Может  быть, самое замечательное в этих работах — их невыдуманность, наблюдённость, в конце концов, реалистичность при всей их отдалённости от буквального натуроподобия. То, что происходит на холсте, – пережито и прочувствовано в душе художника. Именно этим обстоятельством работы обретают качество органичности, очень важное в поэтике художника.

Он не сосредоточен на формальных поисках как таковых, хотя и прошёл через увлечение модернистским  опытом. Этот опыт отпечатался в  той свободе в выборе и овладении  выразительными средствами, которая стала предпосылкой композиционных находок мастера. Деформации, им применяемые, имеют не оптическую и не умозрительную, а преимущественно эмоциональную природу. Можно было бы сказать, что так рисуют дети, — непосредственно переживая то, что в данный момент выходит из-под карандаша. Но при этом следует иметь в виду и, видимо, уже ставшую второй натурой художника пластическую изощрённость. Она проявляется в рифмующихся ритмах, в колорите, либо сдержанно нюансном, либо резком, контрастном, но всегда найденном, неслучайном, характеризующем конкретную композиционную ситуацию, в гротеске, с которым трактуются фигуры и среда его работ, в несколько, может быть, прямолинейной, но от этого ещё более уверенной их метафоричности.

В конце концов, весь цикл становится метафорой некоего мифологического  кругооборота жизни. И здесь, может  быть, проявляется одно очень важное, хотя на первый взгляд и малозаметное обстоятельство. Картины, тематически  относимые к праздничному циклу, оказываются очень далеки от обычного понимания праздника как веселья  или ставшего уже общим местом соотнесения праздника со смеховой, карнавальной, «изнаночной», инобытной культурной традицией, с которой связывается раскрепощение, обретение свободы духа, избавление от страхов, порождаемых угрюмой официальной серьёзностью. 
      Персонажи того праздничного мира, который создан и представлен художником, не только не обретают свободы, но как-то неистово заходятся в карнавальном экстазе. Воля их подчинена чему-то значительно большему по масштабу и мощности, чем человеческие возможности. Это праздник, перешедший в стадию угара. Карнавальная культура так же не даёт освобождения, как и культура официальная. А свобода обретается в том состоянии покоя и умиротворённости, которое выражено есенинской формулой «всё любя, ничего не желать».

Если обратиться к каркасу  художественной мифологии А. Лысенко, то она легко обнаруживает присущую мифологическому телу трехчастность. У нее есть огромное основание  — тема традиционного быта, внутри которого проходило детство художника, с которым связаны его воспоминания. Воплощая их, он пишет маленькие  пронизанные глубоким поэтическим чувством прозаические миниатюры, посвященные впечатлениям детства, к которым он постоянно возвращается, создавая целые циклы работ. Среди них наиболее известны «Рождественские праздники» не только с упомянутыми гоголевскими чертями на небе, но и с андерсеновскими снежинками и с котами, занимающими целые стрехи хат и держащими хвосты трубой, из которой идет дым; «Летние дни» с сенокосами, стогами, рыбалкой, полосканием белья, гуляющими парубками, песнями жаворонка.

Эти циклы постоянно пополняются  все новыми композициями, они столь  же бесконечны, как бесконечны циклы круговращения природы, в которых зима и лето — и фон, и персонажи, и события, и контекст, и время, и пространство, и тема, и жанр, и, в конце концов, все на свете ровно в той мере, в какой всем на свете является миф. 
      Эти живописные циклы А. Лысенко родственны образам Витебска М. Шагала, не внешне, разумеется, хотя какието неуловимые стилистические параллели при желании всегда можно выявить и обнаружить, а внутренне — это образы мира, которого нет нигде, но который есть всегда, ибо природа его духовна, и объективность свою он обретает именно в формах творчества, когда лично пережитое одним — художником — становится достоянием всех. Из этой корневой основы художественной мифологии А. Лысенко вырастает ствол — натурные работы. Это не только этюды, но и самостоятельные завершенные произведения, организованные в своем колористическом ключе, в которых сделан строгий отбор и решаются свои образные задачи.

Эти работы связаны с живыми и непосредственными впечатлениями, столь необходимыми художнику. За ними он без устали ездит то в родное село, то в Крым, то на Русский Север. Но основу этих впечатлений, ту «матрицу»  души, которая делает художника восприимчивым  к одному и не восприимчивым к  другому, которая «настраивает»  его глаз, составляет все та же корневая тема. Она обогащается за счет натурной работы художника многообразными возможностями  живописной выразительности, а в  эту работу привносит те ценностные критерии, которые сообщают этюдному материалу духовную глубину и качество картины.

Тематический круг этих работ  не столь обширен и разнообразен, как в «хтонических» циклах. Это, главным образом, пейзаж. А. Лысенко  почти не обращается к портрету, натюрморту, интерьеру, которые в качестве составляющих присутствуют в его тематических работах. Этот жанр, видимо, естественно связывает натурную работу с внешними обстоятельствами жизни художника: поездки в дальние края ориентируют на пейзаж как на нечто первоочередное, само собою разумеющееся.Так например работа «Пейзаж Алматы»

    

 Лысенко изобразил  прекрасный вид алматынской природы. На полотне преобладают теплые цвета, которыми написаны прасторы данного пейзажа. На переднем плане мы видим озеро, написанное нежными, приглушенными цветами. На заднем плане мы видем холмы, сделанные уже в другом колорите и цвете, уже более насыщенном. Прежде всего, мое внимание привлекло, мастерски переданное освещение. Легкий, прозрачный, словно, как мираж, льющийся свет с поразительной точностью, переданный автором, позволяет зрителю ощутить всю красоту этих мест, почувствовать свежее дыхание природы .

В пейзажах художник стремится  увидеть нечто непреходящее, не нанесенное временем, то, что связано с глубинными традициями жизни. Но, с другой стороны, если в тематических циклах на первый план выходят лето и зима как типологически определенные в своей однозначности ракурсы художественной мифологии, то в натурной работе больше внимание уделяется переходным состояниям весны и осени. В них разнообразнее становится нюансировка промежуточных состояний, переходящих от одного ракурса к другому, когда свежесть впечатления обусловлена множеством вариантов света, цвета, мотива. Наконец, крону мифологического древа творчества художника составляют работы, казалось бы, далеко отстоящие как от его тематических циклов, так и от натурных впечатлений.

К ним, в частности, относится  цикл ню, ставший органичной составляющей творчества А. Лысенко. Выполняемый на основе студийного рисования, он сосредоточен на многочисленных вариациях темы модели. В них доминирует интерпретация формы как самостоятельная пластическая задача. Этим они сближаются с опытом авангардистских ориентированных направлений. Но и здесь в глаза бросается, что модификации формы у А. Лысенко являются не самодовлеющими, а вырастают из недр его художественного мира, им обусловлены и в нем ищут своего объяснения и оправдания. Они не рационалистичны, а всегда имеют наблюденную и эмоционально пережитую основу, и искать ее надо в натурных впечатлениях и тематических размышлениях художника. Таким образом, несмотря на кажущуюся разнородность произведений, их объединяет личность автора, цельность и органичность его эмоционально-психологической и волевой сферы. Ему удалось сохранить и развить в себе эти качества — вопреки соблазнам современной конъюнктуры «антихудожественного» рынка, с одной стороны, и социальной невостребованности, с другой. Сегодня именно потому, что внешние условия жизни отнюдь не способствуют выращиванию в себе этой внутренне органичной и целостной художественной мифологии, чтобы не просто ощущать в себе художника, а быть им, требуется немалое мужество. У А. Лысенко оно есть. И потому он художник настоящий, подлинный.

Художник Александр Николаевич Лысенко переживает сейчас творческий взлет, к которому шел медленно, постепенно и основательно. Он достаточно известен публике, которая следит за событиями художественной жизни Харькова. В его послужном списке несколько персональных выставок, в том числе и в залах Национального художественного музея Украины в Киеве, Харьковского художественного музея, участие в многочис-ленных групповых выставках, персональные экспозиции в Украинском культурном центре в Москве, его работы представляли изобразительное искусство Харькова в Лилле (Франция), находятся в многочисленных и весьма известных галереях и частных собраниях. Творчеству художника были посвящены статьи и передачи на телевидении, в том числе и на московских и киевских каналах.

И все же, несмотря на, казалось бы, широкую известность в кругу любителей искусства, творчество А.Н. Лысенко открывается заново, в каком-то доселе неизвестном ракурсе, если посмотреть на него как на органическую целостность. Здесь неслучайным представляется все — и тематические композиции, и этюды, и работы, поэтически интерпретирующие натурные мотивы, и композиционные наброски, и рисунки с натуры, и акварели. Они составляют единое целое творчества сложившегося и находящегося на пике формы художника.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список  литературы:

http://www.repinka.com

http://art-lysenko.com

http://art.mirtesen.ru