Роль христианской православной веры в формировании национальной культуры и менталитета русских

      Переводились  книги  не  только  с  греческого,  но  и  с  латинского,

древнееврейского, болгарского  и сербского языков.

      Древнеболгарский, или, как его еще  иначе   называют,  старославянский,

язык лег в  основу  языка  русской  культуры  —  церковнославянского  языка. Многие церковные рукописные книги, созданные в Древней  Руси,  уже  сами  по себе  могут  считаться  произведениями  искусства:  они  украшены   изящными миниатюрами,  богатыми  окладами,  прекрасными  заставками   и   орнаментом, золотыми и киноварными буквами, наменующими начало «красной строки».  Самой древней  из  дошедших  до  нас  книг  считается   «Остромирово   Евангелие», написанное в середине XI в. дьяконом Григорием для  новгородского  посадника Ост-ромира. Процесс создания  древнерусской  книги  занимал  много  времени, поэтому в конце ее иногда встречаются надписи типа:

      «Яко радуется  жених невесте,  так  радуется  и  писец,  закончив  свою

летопись...».

 

 

 

 

Христианство  и искусство.

 

 

      Христианство  не  только   стимулировало   становление   древнерусской

письменности и литературы. Выдающиеся деятели  православия  внесли  огромный вклад  в  обогащение  культуры  этноса,  расширение   сфер   художественного творчества.

      С православием  на Русь  пришло  искусство   красноречия.  Древнерусские

ораторы-проповедники в своих  речах утверждали духовно-нравственные  ценности веры, объединяли людей, учили сильных мира сего. Церковное  проповедничество — устное и письменное — было школой приобщения народа  к  высоким  ценностям культуры, способствовало формированию национального самосознания.

      Но из  самых  замечательных  произведений  древнерусской  письменности, дошедших до наших дней, — «Слово о Законе и  Благодати».  Создано  оно  было митрополитом Иларио-ном (первым русским  митрополитом  на  Руси  —  до  него митрополиты были  греками  и  приезжали  из  Византии),  человеком  широкого кругозора, отмеченным мудростью и  бесспорным  писательским  даром.  Иларион был среди тех «книжных» людей, которых Ярослав Мудрый  собрал  вокруг  себя,

и, вероятно, он причастен  к созданию  первой  русской  летописи  —  «Повести Временных лет». Иларион мог быть составителем  предполагаемого  «Сказания  о принятии христианства на Руси». Некоторые историки считают, что именно он  и князь Ярослав были инициаторами  сооружения  собора  Софии  в  Киеве.  И  не исключено,  что  -именно  в  этом  храме  —  тогда  самом  величественном  и роскошном — в присутствии самого князя и членов  его  семьи  и  произнес  он

свое «Слово» (может быть, это произошло вскоре после освящения  храма).

      Древнерусские   люди,  сравнительно  недавно   принявшие   христианство,

скорее всего, ощущали  себя провинциалами в  христианском  мире,  и  смиренно побирающимися под окнами европейского храма мудрости. Это  чувство  духовной неполноценности, которое могло быть у русских людей,  и  попытался  развеять Иларион. В своем «Слове» он показал место Русского государства среди  других христианских народов. Благодать, т.е. христианское  вероучение,  воплощением которого  является  Новый  Завет,  противопоставляется   Иларионом   Закону, сформулированному в Скрижалях-Моисеевых  и  воплощенному  в  книгах  Ветхого

Завета. Благодать универсальна. Закон  имеет  национальный  характер.  Закон ограничен в пространстве и во времени (он дан для одного  народа  —  древних иудеев, имеет начало и конец). Благодать имеет начало (Рождество  Христово), но не ограничена ни во времени, ни в пространстве (для всех народов  во  все времена).  Явление  Благодати  Иларион  связывает  с   истиной,   познанием, красотой и свободой, воплощенными в выборе Русью православной веры.  Русский народ  в  силу  самой  природы  этой  веры,  не  может  быть   ниже   других христианских народов.

      «Слово  о  Законе  и  Благодати»  впитало  в  себя  большое   количество

литературных  источников,  а  очень  скоро  и  само  стало  источником   для

заимствований и подражаний. Его часто читали  и  неоднократно  переписывали, включая в разного рода «Требники» и «Служебники».

      Столетие  спустя после митрополита Илариона  развернул свою деятельность другой церковный писатель и замечательный мыслитель и проповедник  —  Кирилл Туровский. Его интересовал прежде всего  человек  —  «венец  творения»,  его Душа и тело. «Поучения» и «Слова» Кирилла  Туровского  по  поводу  церковных праздников  отличались  роникновенным   лиризмом   и   глубиной   духовного постижения их смысла. Произведения Кирилла свидетельствуют о высоком  уровне древнерусского ораторского искусства, а также том, что  книжники  XII  в.  В совершенстве  овладели  античной   и   византийской   традицией   словесного творчества. О Кирилле  Туровском  современники  отзывались  так:  «Златоуст, паче всех воссиявший нам на Руси».

 

      Произведения  этого  монаха  пользовались  громкой  славой.  Они  вошли

древнерусские сборники-антологии  — «Торжественник», «Златоуст».

      Любимейшим  чтением русских людей были  жития святых (называемые  также агиографией).  Вначале  на  Руси,   естественно,   были   лишь   переводные жизнеописания. Потом их стали создавать и  на  собственном  материале.  Так появились жития первых русских святых Бориса и Глеба, Феодосия  Печерского, Мстислава и Ольги, Александра Невского.  Автором  первых  русских  житийных произведений — о Борисе и Глебе, о Феодосии Пе-черском — был монах  Нестор, один из составителей «Повести Временных лет». Позднее  жития  включались  в различные книги —  «Прологи»,  «Четьи-Минеи»  (сборники,  содержащие  жития

святых, «Слова» и «Поучения», расположенные по календарному  принципу  —  в соответствии с днями  памяти  каждого  святого),  «Патерики»  (сборники,  в которых описывались отдельные эпизоды жизни и деяния подвижников — монахов, отшельников — какой-либо одной местности). Особой любовью у  русских  людей пользовался сложившийся в XII—XIV вв. Кие-Во-Печерский патерик,  в  котором описывались деяния монахов Киево-Печерской лавры.

      В житиях  русских святых выразились три   основных  национальных  идеала человеческого    поведения:    добровольный     кроткий     и     страдающий мученик—страстотерпец во  имя  идеи,  не  противящийся  угнетению  и  смерти (Борис и Глеб); суровый аскет, живущий в уединении и обнаруживающий  о при этом великую силу духа и разума (Антоний, Иосиф Волоцкий); кроткий  радетель человеческого счастья, устроитель и заступник  (Феодосии  Печерский,  Сергий Радонежский).

      Жития «святых  любили читать многие русские   писатели  XIX  в.  —  Н.В.

Гоголь, А.И. Герцен, Н.С. Лесков, Л.Н. Толстой. Следы воздействия  житийногожанра мы можем  обнаружить  во  многих  их  произведениях  —  в  «Шинели»  и «Выбранных местах из переписки с  друзьями»  Н.С.  Гоголя,  в  «Житии  одной бабы» Н.В. Лескова, в «Народных рассказах» и «Отце Сергии» Л.Н. Толстого,  в «Братьях Карамазовых» Ф.М. Достоевского, в рассказах А.П. Чехова.

      Жанровые  каноны жития оказались в русской  культуре настолько сильны  и продуктивны, что продолжали  существовать  даже  в  советскую  эпоху. 

 

 

 

Формирование  менталитета.

Обращение в новую веру, зачастую формальное, не делало людей  христианами по сути, их участие  в храмовых богослужения сосуществовало с традиционными языческими представлениями  обычаями. Особенно прочно они держались  среди сельского населения На рубеже XII - XIII вв.. когда масса крещеного населения стал; значительной, но языческие верования еще далеко не были преодолены сложилась своеобразная переходная ситуация двоеверия. т.е компромиссного равновесия православных и языческих верований. Так. в княжеских погребениях при храмах археологи неоднократно обнаруживали украшения и оружие, что соответствовало дохристианским обычаям. Долго сохранялись свойственные дохристианской культуре элементы праздничного быта с его музыкой, пением, плясками и прочими "сатанинскими игрищами". В поучениях епископов XI — XIII вв. они бичуются наряду со, всё ещё практиковавшимся принесением христианами жертв языческим богам.

Крупный церковный историк  Е.Е.Голубинский так описывает  реальную практику двоеверия на Руси: «В первое время после принятия христианства наши предки в своей низшей массе  или в своём большинстве, буквальным образом став двоеверным и только присоединив христианство к язычеству, но и поставив его на место последнего, с одной стороны, молились и праздновали Богу христианскому с сонмом его святых, по их представлениям – богам христианским, а с другой стороны молились и праздновали своим прежним богам языческим. Тот и другой культ стояли рядом и практиковались одновременно: праздновался годовой культ общественных праздников христианских и одновременно с ним праздновался такой же круг праздников языческих; совершались домашние требы через священников по-христиански и в то же время совершались они через стариков и через волхвов и по-язычески; творилась домашняя молитва Богу и святым христианским и вместе с ним и богам языческим»¹.

Однако через некоторое  время взаимоотношения христианства и язычества переходят в новое  качество. В процессе как стихийного, так и отчасти сознательно  осуществлявшегося синтеза определённых элементов того и другого происходит синкретическое единство – русское  православие. Предпосылки к такому синтезу имелись и в православии  и в язычестве. Православие во многом совпадало с духовно-нравственными устремлениями русского народа, например в проповедях добра, милосердия, сострадания и сочувствия чужому горю.

В то же время христианское учение о Троице, святых, ангельских чинах и бесах, поклонение иконам и мощам, таинства – всё это  могло быть осмысленно и соотнесено с образами и практикой политеистической религии. С другой стороны, под влиянием христианского мировоззрения в  язычестве усиливается монотеистическая тенденция. «За два века формальной христианизации языческие теологи  выработали новые представления  о силах, управляющих миром, появилось… учение о почитании «света» как  эманации высшей божественной силы»²³⁴.

Языческое представление  о Роде как верховном божестве и творце всего сущего ассоциируется  с ипостасью Бога Отца в христианской Троице; библейский Илья-пророк обретает качества и функции Перуна-громовержца, грозе говорили «Илья-пророк на колеснице  едет»; Велес в роли покровителя  животных облекается в образ христианского  святого начала IY в. Власия.

Особое почитание на Руси, как и в последующие времена, воздавалось Богородице. Для русских  людей она не только Богоматерь но и покровительница, заступница, а  также подательница благ. Именно эти  представления о ней воплощены  в созданных в разное время  многочисленных иконах, таких, как "Всех скорбящих радости' "Путеводительница", "Целительница", "Вододательница". "Животодателъница», "Тучная гора" и других. В подобных атрибутах  Богоматери, возвышающих её над всеми  другими почитаемыми святыми, воплощены  представления христианизированных  язычников о Мокоши - единственном женском божестве восточных славян, дающем плодоносящую силу земле, обеспечивающем урожай и тем самым — благополучие людей.

Во многих христианских таинствах  и обрядах, предметах и средствах  культа древнерусскими неофитами изначально усматривался определенный магический смысл, привычный им по традиционной религиозной практике. Именно так  они понимали освящение воды и  последующее ее использование в  оздоровительных или охранительных  целях, крестное знамение и т.п. Иконы, кресты, напрестольное Евангелие  — все это воспринималось в  духе традиционных фетишистских представлений  о священных предметах. Широко практиковалось обращение к защитной силе икон в  случаях болезни, стихийных бедствий, вражеской угрозы и битв.

Факт органического внедрения  язычества в ткань православной веры растянулся в Древней Руси на несколько столетий. Результатом  подобного синтеза стало совмещение и переплетение в русском менталитете  разнородных духовно-религиозных  ценностей христианского и славянско-языческого происхождения. В этом становлении  двоеверия два периода: сознательный и бессознательный. Сознательный период двоеверия по мнению А.В.Карташева⁵ продолжался вплоть до XIII века и отличался открытым почитанием новоокрещёным русским народом, наряду с христианским богом, национальных богов.

Под влиянием православной церкви, использовавшей методы принуждения, убеждения, а также включения  в видоизменённом облике языческих  богов в христианский пантеон  сознательное двоеверие переросло  в бессознательное.

Следствием двоеверия  стало «духовное раздвоение русского менталитета, проявившее себя в причудливом  сосуществовании и противоборстве в нём рационального и иррационального»⁶. Мягкость доброта и отзывчивость соседствуют в ней с недостатком волевой закалки и «умного» рационального видения мира.

Для русского народа характерен дар христианской покорности, кротости, смирения личности перед коллективом. Но оборотной стороной этого дара, по мнению Бердяева, является то, что  «русская душа – мятежная, ищущая, душа странническая … никогда не удовлетворяющаяся  ничем средним и относительным…»⁷.

Значительное влияние  на формирование ментальных свойств  русского народа оказала также обрядовая  сторона православной религиозной  жизни, так как наиболее доступным  и наиболее эффективным средством  приведение в действие чувств верующего  выступает обряд, поскольку человеку.

Русский православный верит  сердцем. «Первичным в православии  выступает любое сердечное созерцание, на основе которого формируется волевая  установка,..»⁸. Поэтому для православия характерно серьёзное и благоговейное отношение к церковной догматике и культу и их восприятие как абсолютную величину. Из религии дух максимализма глубоко проникает в менталитет и повседневные дела русского народа. Русский человек склонен верить в жизненные сверхзадачи и придавать им фактически религиозный смысл.

Первичность чувства над  разумом и волей, свойственная православию, приводит к специфическому русскому восприятию образа Иисуса Христа в  народном менталитете. Русский народ  в своей религиозности «живёт с Христом страдающим». Христианская любовь в православном понимании  возвышает человеческое существо от обособленности и изолированности  к соборности и целостности, ибо  спастись можно только сообща –  посредством всеобщей ответственности  людей друг за друга. Принцип солидарной ответственности людей через  православие проникает в менталитет русского народа. Накладываясь на общинный коллективизм, этот принцип способствовал  формированию «уникального атрибутивного  качества русского менталитета –  «мы» - психологии, согласно которой  все отвечают за всех и все живут  для всех»⁹.