Заимствование иностранных слов в русском языке

неязыковой действительности, противоречие здра-

вому смыслу).

Экспрессивность текста может возникать и при

использовании стилистически нейтральных еди-

ниц, обычных для данного функционального стиля,

употребляющихся в соответствии с их тематичес-

кой принадлежностью, в том случае, если в тексте

нарушаются привычные  предметно-логические

связи между  явлениями неязыковой действитель-

ности и возникает парадоксальная ситуация, про-

тиворечащая здравому смыслу.

Утрата предметно-логических связей между ре-

алиями наблюдается, например, в нелепости одеж-

ды героев: «Паниковский, перебирая ногами, ухва-

тился за кузов, потом налег на борт животом,

перевалился в  машину, как купающийся в лодку, и,

стуча манжетами, упал на дно.

– Полный ход, –  скомандовал Остап. – Заседа-

ние продолжается. <…>

– И вообще, –  продолжал Остап, – у вас нечис-

тая хватка. Только что мы были свидетелями от-

вратительной сцены. За вами гнались арбатовцы,

у которых вы увели гуся.

– Жалкие, ничтожные  люди! – сердито забор-

мотал Паниковский.

– Вот как! –  сказал Остап. – А себя вы считае-

те, очевидно, врачом-общественником? Джент-

льменом? Так вот что: если вам, как истому

джентльмену, взбредет на мысль делать записи на

манжетах, вам придется писать мелом.

– Почему? –  раздраженно спросил новый пасса-

жир.

– Потому что  они у вас совершенно черные. Не

от грязи ли?» [2, с. 34, 49].

Галлицизм манжеты  ‘пристегнутый или при-

шитый обшлаг у  рубахи, блузки’ [3, I, с. 646], вошедший в  русский язык в XVIII в. (фр. manchette

‘рукавчик’ < manche ‘рукав’ восходит к лат. manica

‘длинный рукав’, буквально ‘нарукавник’, суф-

фиксальному производному от manus ‘рука’),

приобретает в  тексте экспрессивную окраску

вследствие своих  взаимоотношений с другими

лексическими  единицами: «стуча манжетами»,

«они совершенно черные… от грязи», «на манже-

тах… писать мелом» и т.д. Весь приведенный

эпизод получает комическую окраску из-за нару-

шения предметно-логических связей в данной си-

туации. Паниковский ни по поведению, ни по со-

циальному положению, ни по внешнему виду не

соответствует образу джентельмена (‘вполне

корректного человека, строго соблюдающего пра-

вила и нормы  поведения, принятые в буржуазно-

аристократическом обществе’), манжеты которо-

го должны быть белоснежными. Здесь налицо

неязыковой парадокс как один из способов созда-

ния экспрессивности текста.

В речи встречаются  также случаи совмещения

контраста разного  типа. Рассмотрим пример из тек-

ста: «Зато красномордый блондин с белыми глаза-

ми, это ничтожество, этот советский мышонок,

обуянный мечтою о пальто с телячьим воротни-

ком, проявил  необычное оживление» [2, с. 94]. Упот-

ребление лексемы блондин ‘белокурый мужчина’

[3, I, с. 88], заимствованной  в XIX в. (< фр. blondin

‘то же’ < blond ‘белокурый’), в одном контексте с

просторечным  бранным красномордый эксплици-

рует контраст не только внеязыковой, но и стилис-

тический – c точки зрения сферы употребления и

эмоционально-экспрессивной  окрашенности. Этой

яркой, выразительной  фразы достаточно, чтобы по-

нять и личное отношение авторов романа к своему

герою. Чувство  неприятия возникает не только к

личности, но и  социальному типу, который пред-

ставлен в образе героя Корейко.

Иноязычная транслитерация исконно рус-

ских слов.

В романе также  можно встретить исконно рус-

ские слова в иноязычной графике: «Они уже слы-

шали это слово  в одной почтенной семье из Чикаго.

И там о “pervatsch’е” были даны прекрасные ре-

ференции. Глава этого семейства был в свое время

с американским оккупационным корпусом в Архан-

гельске, пил там “pervatsch” и с тех пор не может

забыть очаровательного  ощущения, которое он

при этом испытал» [2, с. 62]. Слово «pervatsch» яв-

ляется иноязычной транслитерацией исконно рус-

ского первач (спец.) ‘товар первого сорта, самогон’

[3, с. 449], которое представляет собой суффиксаль-

ный дериват на базе прилагательного первый ‘пред-

шествующий всем другим; лучший’, восходящего к

общеславянскому *pьrvъjъ и далее к индоевропей-

скому корню *per- [6, II, с. 20].

«Wolokita! – взвизгнул он дискантом и, бросив-

шись к великому комбинатору, стал изо всей силы

трясти его  за плечи» [2, с. 154]. В данном контекс-

те wolokita – это не что иное, как переданное лати-

ницей исконно русское слово волокита ‘проволоч-

ка; канцелярская медлительность, придирчивость и

задержки в  решении какого-либо дела’, появившее-

ся в русском языке в XVI веке путем суффиксации

(суффикс -ит- < о.-слав. *-yt-) от глагола волочить

‘тащить, тянуть что-либо’, происходящего от вос-

точно-славянского *vołoči < *vołkti [6, I, с. 163,

157].

«Дорогая девочка! Спешу сообщить тебе ра-

достную весть. Наконец-то мой патрон Полыхаев

отправляет меня на производство. Но вот что

меня поражает, дорогая Тили, – в концерне “Гер-

кулес” это называется загнать в бутылку (Sagnat

w butilku! <…>)» [3, с. 159]. Переданный иноязыч-

ной графикой русский  фразеологизм загнать в бу-

тылку, тождественный по значению фразеологиз-

му загнать в угол ‘ставить кого-либо в тяжелое или

безвыходное положение’ [7, с. 194] и распростра-

ненный в русской разговорной речи, употребляется

в данном тексте как контекстуальный синоним  вы-

ражения отправить на производство, то есть пос-

тавить в безвыходное положение в смысле рабо-

ты – придется работать, хотя в концерне «Геркулес»

этого не любит  делать никто.

Креативное отношение автора к графической

стороне письменной речи усиливает выразитель-

ность текста: в процессе декодирования читателем

«чужого» в  «свое» возникает комический эффект.

Иноязычные вкрапления в русской графике.

«Вас махен зи? – ошеломленно спросил Остап,

показывая некоторое  знакомство с немецким язы-

ком. – Вас воллен зи от бедного посетителя?» [2,

с. 154]. В данном случае фразы немецкого языка

was machen sie? (что вы делаете?), was wollen sie

(что вы хотите?) переданы русской графикой и  вы-

зывают невольную улыбку читателя. В одном пред-

ложении происходит смешение средств иностран-

ного и родного языков – это своеобразный кураж

Остапа Бендера и художественный прием И. Ильфа

и Е. Петрова. Здесь  уместно вспомнить гоголевское

«Шпрехен зи дейч, Иван Андрейч?».

Становится очевидным, что иноязычные вкрап-

ления в русской графике и собственно русские сло-

ва и выражения в иноязычной графике являются

одним из средств  создания экспрессивности текста

и комического  эффекта, возникающего при его вос-

приятии.

В заключение можно  сделать вывод о том, что

слова иноязычного  происхождения активно исполь-

зуются как одно из лексических средств создания

экспрессивности текста. Это происходит, во-пер-

вых, вследствие употребления стилистически маркированных единиц. Во-вторых, узуально ней-

тральные ксенолексемы в тексте произведения мо-

гут приобретать  эмотивность, оценочность, экс-

прессивность, при этом возможны случаи появле-

ния у одного и того же слова в разных контекстах то

положительной, то отрицательной коннотации.

В-третьих, выразительность  художественной речи

придают семантические  окказионализмы, возника-

ющие в результате метафорического или метони-

мического переносов. В-четвертых, иноязычные

средства могут  играть значительную роль в созда-

нии экспрессивности текста, контрастируя с окру-

жающим контекстом в функционально-стилисти-

ческом, тематическом, предметно-логическом, гра-

фическом планах. В-пятых, это является проявле-

нием креативного отношения автора к языку, до-

стигнутого путем преодоления его лексических,

стилистических, грамматических, графических

норм и таким  образом усиливающего выразитель-

ность текста