Автор работы: Пользователь скрыл имя, 18 Декабря 2013 в 18:31, доклад
Заимствование – одна из давних, традиционных тем лингвистических исследований. Литература, посвященная лексическому заимствованию, насчитывает многие сотни наименований. И тем не менее эта тема не утрачивает своей актуальности, поскольку на современном этапе развития русский язык особенно интенсивно пополняется новыми словами иноязычного происхождения, которые нуждаются в изучении. Расширяются аспекты анализа заимствований. В лингвистике последних лет все более возрастает интерес к функционированию языковых знаков и языковой системы. Изучение системы в функционировании неизбежно ведет к расширению объекта исследования за счет включения в него целей общения, специфических условий, в которых языковая система функционирует.
Заимствование – одна из давних, традиционных тем лингвистических исследований. Литература, посвященная лексическому заимствованию, насчитывает многие сотни наименований. И тем не менее эта тема не утрачивает своей актуальности,
поскольку на современном этапе развития русский язык особенно интенсивно пополняется новыми словами иноязычного происхождения, которые нуждаются в изучении. Расширяются аспекты анализа заимствований. В лингвистике последних лет все более возрастает интерес к функционированию языковых знаков и языковой системы. Изучение системы в функционировании неизбежно ведет к расширению объекта исследования за счет включения в него целей общения, специфических условий, в которых языковая система функционирует. Отмечается усиление внимания исследователей к коммуникативно-прагматическому аспекту семантики – к тем ее областям, в которых находят свое проявление результаты действия «человеческого фактора» в языке, обнаруживается позиция человека говорящего.
Становясь элементом художественной речи, заимствованная лексическая единица не остается неизменной по сравнению с узусом: под воздействием разнообразных факторов в системе эстетически организованного целого обогащается ее смысловая структура, преобразуется эмоционально-оценочная окраска, расширяются экспрессивные возможности. Экспрессивность в широком смысле термина понимается как выразительность, выражение мыслей и чувств, сопровождаемое эмоциями, характерное для каждого типа текстовой деятельности, обладающего вариативным потенциалом передачи одного и того же объективного смысла, окрашенного эмоциональным переживанием [1, с. 119]. Экспрессивность текста усиливает его воздействие на адресата, затрагивая сферу чувств и переживаний; придает тексту выразительность за счет взаимодействия в содержательной стороне иноязычного слова оценочного и эмоционального отношения говорящего к тому, что происходит во внешнем или внутреннем мире. Обратим внимание на семантические механизмы создания экспрессивности текста при помощи иноязычных средств.
Средства и способы создания экспрессивности текста при помощи единиц иноязычного происхождения могут быть различными: употребление экс-
прессивно маркированных ксенолексем (в этом
случае экспрессивный компонент семантики за-
имствованного слова является узуальным, отмечен-
ным в справочной лингвистической литературе,
сохраняясь в тексте и выражая субъективное отно-
шение говорящего к содержанию или адресату
речи); приобретение коннотации узуально ней-
тральными единицами (субъективность коннота-
ции заимствований, которые в обычном употребле-
нии являются стилистически нейтральными, осо-
бенно ярко проявляется в том, что одна и та же ксе-
нолексема может иметь различную оценочно-эмо-
циональную окраску в разных микротекстах).
Остановимся на некоторых других особенностях
функционирования иноязычных средств в тексте.
Функционирование иноязычных слов в ка-
честве семантических окказионализмов.
Переносные значения могут быть узуальными,
то есть закрепившимися в языке, и окказиональны-
ми, индивидуально-авторскими, встречающимися
только в текстах данного автора. Переносные зна-
чения заимствований, зафиксированные в слова-
рях, могут быть как стилистически окрашенными,
так и стилистически нейтральными. Окказиональ-
ное переносное значение иноязычной лексемы
всегда привносит в текст экспрессию или образ-
ность.
Окказиональная метафора может быть основана
на внутреннем сходстве двух предметов. «Паников-
ский и Балаганов … сегодня же к вечеру обыщут
Корейко. …После нескольких часов уличного де-
журства объявились наконец все необходимые дан-
ные: покров ночной темноты и сам пациент, вы-
шедший с девушкой из дома…» [2, с. 100]. Галли-
цизм пациент (< фр. patient ‘больной’) в обычном
словоупотреблении имеет значение ‘больной, леча-
щийся у врача’ [3, III, с. 305], то есть называет объ-
ект лечения и наблюдения. В данном тексте Корейко также является объектом наблюдения и своеоб-
разного «лечения», которое заключается в изъятии
у пациента нечестно заработанных денег. Таким
образом, окказиональная метафора основана на
внутреннем сходстве двух предметов.
Средством создания художественной вырази-
тельности нередко оказывается метонимия или ее
частный случай – синекдоха.
«Это были странные и смешные в наше время
люди. Почти все они были в белых пикейных жиле-
тах и соломенных шляпах канотье. <…>
– Читали про конференцию по разоружению? –
обращался один пикейный жилет к другому пикей-
ному жилету» [2, с. 122].
Здесь произошел метонимический перенос на-
звания с части на целое: с предмета одежды группы
лиц на саму группу лиц, объединенную общностью
интересов. Особенностью большинства данных
микротекстов является то, что переносные значе-
ния заимствований возникают «на глазах» у читате-
ля, то есть слова употребляются сначала в своем
прямом значении, а затем в переносном.
Заимствование может быть актуализировано в
тексте в модифицированном значении, абсолютно от-
личающемся от узуальной лексической семантики.
«Он опомнился на льду с расквашенной мордой,
с одним сапогом на ноге, без шубы, без портсига-
ров, украшенных надписями, без коллекции часов,
без блюда, без валюты, без креста и брильянтов,
без миллиона. На высоком берегу стоял офицер с
собачьим воротником и смотрел вниз, на Остапа.
– Сигуранца проклятая! – закричал Остап, под-
нимая босую ногу. – Паразиты!
Офицер медленно вытащил пистолет и оття-
нул назад ствол. Великий комбинатор понял, что
интервью окончилось. Сгибаясь, он заковылял на-
зад, к советскому берегу» [2, с. 276].
Лексема интервью (< англ. interview ‘то же’ <
inter ‘между’ + view ‘мнение, точка зрения’) в нор-
мативном словоупотреблении относится по темати-
ке к области публицистики (газетного дела) и имеет
значение ‘предназначенная для распространения в
средствах массовой информации беседа с каким-
нибудь лицом в форме вопросов и ответов на акту-
альные темы’ [3, I, с. 475]. В приведенном выше
отрывке мы наблюдаем модификацию узуального
значения данного заимствования, так как между
Остапом Бендером и румынскими пограничниками
не происходит никакой беседы. Они молча срыва-
ют с Остапа одежду и драгоценности, давая понять,
что вход в их страну комбинатору запрещен. Ана-
лизируемое слово приобретает контекстуальный
смысл ‘следующие друг за другом действия проти-
воборствующих сторон’ и фраза «интервью окон-
чилось», ассоцируясь с аллюзией «комедия оконче-
на», подводит итог всей книге, получает символи-
ческое значение: Остап Бендер, талантливый, ум-
ный, находчивый, терпит поражение: его мечта по-
пасть в Рио-де-Жанейро, где миллионеры могут
«командовать парадом», не осуществилась. Здесь и
горечь поражения, и насмешка над самим собой.
Таким образом, семантические окказионализмы
иноязычного происхождения, возникающие в текс-
те в результате метафорического или метонимичес-
кого переноса, а также в результате контекстуаль-
ной модификации значения, придают выразитель-
ность художественной речи.
Функционально-стилистическое несоответ-
ствие иноязычного слова окружающему его кон-
тексту.
Экспрессивность текста усиливается за счет функ-
ционально-стилистического «переноса» ксенолек-
сем – помещения иноязычных средств, маркирован-
ных определенной стилистической сферой своего
употребления, в контекст, не соответствующий им в
функционально-стилистическом отношении. При
этом понятийный
компонент семантики
слова может
полностью соответствовать
му употреблению или претерпевать изменения.
Рассмотрим особенности употребления заимс-
твования эволюции в тексте сатирического романа
И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок». «Это
очень хорошо, –
Балаганов доверчиво
Пятьсот тысяч на блюдечке с голубой каёмкой».
Он поднялся и стал кружиться вокруг столика. Он
жалобно причмокивал языком, останавливался,
раскрывал даже рот, как бы желая что-то произ-
нести, но, ничего не сказав, садился и снова вста-
вал. Остап равнодушно следил за эволюциями Ба-
лаганова» [2, с. 23]. Эволюции (только мн.) – строе-
вые тактические или стратегические передвижения
армии или флота, манёвры (воен.) [3, III, с. 637].
Отнесенность данного слова к военной терминоло-
гии подчеркивается следующим контекстом: «Но,
взглянув на эволюции Паниковского, он успокоился.
Балаганов увидел, что слепой повернулся фронтом
к миллионеру, зацепил его палочкой по ноге и ударил
плечом. После этого они, видимо, обменялись не-
сколькими словами. Затем Корейко улыбнулся, взял
слепого под руку и помог ему сойти на мостовую.
Для большей правдоподобности Паниковский изо
всех сил колотил палкой по булыжникам и задирал
голову, будто был взнуздан» [2, с. 97]. Актуализа-
ция указанной выше семантики галлицизма латин-
ского происхождения эволюции (< фр. evolution –
воен. ‘перестроение, маневрирование’ < лат. evolutio
‘развитие, развертывание’) подтверждается нали-
чием в тексте другого военного термина – фронт
‘обращенная к противнику сторона боевого распо-
ложения войск’ [3, III, c. 763]. В тексте художест-
венного произведения мы наблюдаем «cнижение»
значения анализируемого иноязычного термина, а также приобретение им необычного оттенка значе-
ния – ‘поведение, передвижения (по отношению к
человеку)’. Ср.: «Сказавши “ой”, Берлага отошел
подальше от идиота. Произведя эту эволюцию, он
приблизился к человеку с лимонной лысиной» [2,
с. 136). Заметим, что заимствование употреблено
здесь в форме единственного, а не множественного
числа, что является преодолением морфологичес-
кой языковой нормы (см. приведенные выше дан-
ные словаря Д.И. Ушакова). Следовательно, данное
слово является не только семантическим, но и грам-
матическим окказионализмом. Таким образом,
усиление экспрессивности текста может быть до-
стигнуто за счет креативного отношения автора не
только к лексическим и стилистическим, но и к мор-
фологическим (грамматическим) нормам языка.
Тематическое рассогласование ксенолексемы
и контекста.
Использование ксенолексемы, относящейся в
узусе к одной тематической группе, для описания
явления другой сферы деятельности человека при-
дает эффективность высказыванию и усиливает
экспрессивность текста. «В лексическом понятии
имплицитно присутствует указатель его принадлеж-
ности к определенной сфере, т.е. к тематически бо-
лее или менее точно очерченному кругу других лек-
сических понятий» [5, с. 119]. Перемещение заимс-
твования за пределы свойственного ему тематичес-
кого поля меняет его стилистическую окраску.
«Уже Кукушкинд поднял полу своего пиджака,
чтобы протереть ею стекла своих очков, а заодно
сообщить сослуживцам, что работать в банкирс-
кой конторе “Сикоморский и Цесаревич” было не в
пример спокойнее, чем в геркулесовском содоме;
уже Тезоименицкий повернулся на своем винтовом
табурете к стене и протянул руку, чтобы сорвать
листок календаря, уже Лапидус-младший разинул
рот на кусок хлеба, смазанный форшмаком из се-
ледки, – когда дверь распахнулась и на пороге ее
показался не кто иной, как бухгалтер Берлага.
Это неожиданное антре вызвало в финсчет-
ном зале замешательство. Тезоименицкий посколь-
знулся на своей винтовой тарелочке, и календарный
листок впервые, может быть, за три года остал-
ся несорванным. Лапидус-младший, позабыв уку-
сить бутерброд, вхолостую задвигал челюстями.
Дрейфус, Чеважевская и Сахарков безмерно удиви-
лись. Корейко поднял и опустил голову. А старик
Кукушкинд быстро надел очки, позабыв протереть
их, чего с ним за тридцать лет служебной де-
ятельности никогда не случалось. Берлага как ни в
чем не бывало уселся за свой стол и, не отвечая на
тонкую усмешку Лапидуса-младшего, раскрыл кни-
ги» [2, с. 135).
Смысловой центр приведенного отрывка выра-
жен варваризмом антре (< фр. entrée ‘выход, вступ-
ление’ [4, с. 67]), который в русском языке принято
употреблять при описании циркового представления
или балета: 1) в цирке это клоунский номер – коме-
дийная или разговорная сценка или пантомима; 2) в
балете – танцевальный выход одного или несколь-
ких исполнителей; 3) в странах Средневековой Ев-
ропы – торжественный выход, вступление костюми-
рованных персонажей в пиршественный или баль-
ный зал [там же]. В тексте романа «Золотой теленок»
слово антре помещается в не соответствующую ему
денотативную сферу: действие происходит в финан-
сово-счетном отделе конторы, а действующее лицо
не является профессиональным артистом. Авторская
цель такого
тематического контраста –
ожиданности, приводящий к комизму ситуации и
усиливающийся в словосочетании «неожиданное
антре» и далее – при описании реакции остальных
героев на такое «неожиданное антре».
Приём неязыкового парадокса (нарушение
предметно-логических связей между явлениями
Информация о работе Заимствование иностранных слов в русском языке