Реферативный перевод "Чудовища и критики"

СОДЕРЖАНИЕ

 

ДЖОН РОНАЛЬД РУЭЛ ТОЛКИН И ЕГО НАСЛЕДИЕ КАК УЧЕНОГО-ЛИНГВИСТА……………………………………………………………………..3

РЕФЕРАТИВНЫЙ ПЕРЕВОД……………………………………………….7

ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………………29

ГЛОССАРИЙ………………………………………………………………...32

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ………………………...39

 

 

 

ДЖОН РОНАЛЬД  РУЭЛ ТОЛКИН И ЕГО НАСЛЕДИЕ КАК  УЧЕНОГО-ЛИНГВИСТА

 

Джон Рональд  Руэл ТОЛКИН — английский писатель, лингвист и филолог. Наиболее известен как автор повести «Хоббит, или Туда и обратно», трилогии «Властелин колец» и их предыстории — романа «Сильмариллион».

Толкин был оксфордским профессором англосаксонского языка  и литературы. Католик по вероисповеданию, вместе с близким другом К. С. Льюисом состоял в литературном обществе «Инклинги».

После смерти Толкина  его сын Кристофер выпустил несколько произведений, основанных на заметках и неизданных рукописях отца, в том числе «Сильмариллион». Эта книга вместе с «Хоббитом» и «Властелином колец» составляет единое собрание сказок, стихов, историй, искусственных языков и литературных эссе о вымышленном мире под названием Арда и его части Средиземье. В 1951—1955 годах для обозначения большей части этого собрания Толкин использовал слово «легендариум».

Многие авторы писали произведения в жанре фэнтези и до Толкина, однако из-за большой популярности и сильного влияния на жанр многие называют Толкина «отцом» современной фэнтези-литературы, подразумевая, главным образом, «высокое фэнтези» (Митчелл, 2002: 5)

На пике последней  волны интереса к творчеству Дж. Р. Р. Толкина немногие вспоминают, что  он был не только автором культовой трилогии “Властелин колец”, но еще и замечательным ученым-языковедом. Что интересно, он не только изучал древние тексты, но и написал около дюжины стихотворений на мертвых языках, опубликованные в сборнике “Песни для филологов” (Карпентер, 7).

Сергей Курий отмечает что «Толкин был, что называется, лингвистом по призванию, ведь только лингвист по призванию мог» сказать, что в его работе имена персонажей и топонимы опираются в основном на валлийский язык.

По мнению автора Толкин испытывал «удовольствие от языка» с раннего детства. Он любил древние языки: валлийский, древнеанглийский, древнегреческий, из современных – испанский. (Курий, 2010)

Уже после смерти Профессора, в 1983 году, была опубликована книга The Monsters and the Critics, в состав которой вошли все основные публицистические произведения великого мастера. Там были представлены его рассуждения о средневековой литературе, волшебных историях и, конечно же, о своем творчестве. Фрагменты из этого сборника уже неоднократно публиковались в России — отечественный читатель знаком с эссе “Тайный порок” и “О волшебных историях”. Однако, к сожалению, полностью в нашей стране “Монстры и критики” ни разу не выходили.

В книге содержатся статьи, эссе и лекции Дж. Р. Р. Толкина, посвященные аллитерационной поэзии, среднеанглийской литературе, кельтологии, проблеме создания искусственных языков и специфике оксфордского образования. Сборник The monsters critics and the critics является неотъемлемой частью английской «толкинианы» и знаменательным явлением в истории литературы в целом.

Эссе, шесть из которых  первоначально являлись лекциями, представляют собой тридцатилетний труд Толкина-лингвиста. Они включают в себя вопросы, связанные с Беовульфом, ролью английского и уэльского языка в истории британской лингвистики и объяснения любви Толкина к конструированию языков.

Данное эссе посвящено  современному изучению вопросов, связанных  с поэмой «Беовульф». Дж. Р. Р. Толкин спорит с критиками, которые не признают элементы фантастического в поэме, рассматривая произведение прежде всего как историю Англо-Саксов. Толкин утверждает, что именно эти элементы являются ключевыми в повествовании и должны быть изучены более подробно. Он обращает внимание читателя на ранее отвергаемые литературные особенности работы и отмечает, что поэму необходимо рассматривать как произведение искусства, а не просто исторический документ.

Книга начинается с двух лекциях о Беовульфе  The Monsters and the Critics и On Translating Beowulf. Эти лекции были прочитаны в 1936 году в Британской академии.

Во времена Толкина  ученые полагали, что мифология –  это продукт примитивного мышления. Такие поэмы как «Беовульф» рассматривались  только в качестве источника древнеанглийских слов и не имели художественной ценности. Однако, Толкин, в своем эссе оспаривает такое мнение. Лекция Толкина обращена к ученным, обладавшим знаниями древнеанглийского и латинского языков и знакомых с поэмой.

Во втором эссе, посвященном  поэме «Беовульф» содержится две  части. В первой части описывается  опыт Толкина, как переводчика и те сложности перевода, с которыми он старался справиться. Он отмечает, что автор Беовульфа использует высокопарный язык. Кроме того, Толкин на примере  трудов предыдущих переводчиков поэмы показывает, что следует избегать при переводе Беовульфа.

Вторая часть эссе посвящена попытке Толкина доказать, что поэма интересна не только как исторический документ и источник древнеанглийских слов, но и как  произведение искусства. Следуя этой цели, ученый доказывает тот факт, что  метр и аллитерация в произведении  взаимозависимы и работают вместе на создание художественного стиля произведения (Иванов, 5).

 

Джон Рональд  Руэл ТОЛКИН

ЧУДОВИЩА И КРИТИКИ

Лекция, прочитанная 25 ноября 1936 года

 

 Эссе начинается  с того, что Дж.Р.Р. Толкин защищает поэму от критических нападок.

 

«Беовульф» никак не «слабая» поэма, имеющая исключительную историческую ценность, на самом деле «Беовульф» невероятно интересен и столь силен с точки зрения поэзии, что она едва ли не затмевает его историческое содержание и находится вне всякой зависимости от исторического контекста, выявленного исследователями (например, от того, кем именно был Хигелак и когда он правил). На удивление, поэтические достоинства «Беовульфа» привели к тому, что это произведение немало потеряло в глазах литературоведов. Иллюзия исторической правды и многоплановость, которые делают «Беовульф» объектом крайне привлекательным, во многом являются плодом искусства. Автор руководствовался своим чутьем истории — на самом деле это черта, присущая древнеанглийскому характеру (к тому же связанная с известной меланхолией), — и «Беовульф» является превосходным воплощением оного. Но автор создавал поэму, а не писал историю — поклонники поэзии могут спокойно изучать проявленное им поэтическое искусство и мастерство, в то время как ищущим историческое зерно следует остерегаться, как бы не попасть под очарование поэзии.

 

---

 

Далее следуют слова  Толкина, который предостерегает от ошибки представления темы "Беовульфа" как "банальной".

 

Учитывая то, что в те времена литература была не столь уж широким полем, а в распоряжении человека был куда меньший арсенал идей и тем, следует попытаться ухватить и оценить всю весомость и глубину чувства, с которым люди относились тогда к тому, чем владели.

 

--

 

Тем не менее, Толкин отдает должное У.П. Керу и цитирует его труд.

 

«Достоинствам „Беовульфа“ вполне можно дать трезвую оценку, хотя пламенный энтузиазм неизбежно приведет к преувеличениям,     а     трезвый вкус с предубеждением отнесется к Гренделю и огнедышащему дракону. Главный недостаток „Беовульфа“ в том, что именно они и составляют всю фабулу. Герой, подобно Гераклу или Тезею, занимается истреблением чудовищ. Но жизнь Геракла и Тезея была наполнена множеством других событий, они не только убивали гидр и прокрустов. Беовульф же занят только этим: сначала он убивает Гренделя и его мать в Дании, потом отправляется в родные земли гаутов и остается там, ожидая, пока колесо времени не принесет его к встрече с огнедышащим драконом и своим последним подвигом. Слишком прямолинейно и просто. Конечно, все три главных эпизода хорошо сложены и подогнаны, они не представляют собой череду повторов. При переходе от единоборства с Гренделем на поверхности к подводной битве с матерью Гренделя повествование меняет характер и тон, отношение к дракону — опять иное. Но истинная красота и истинная ценность „Беовульфа“ состоят в достоинстве стиля. Построение на удивление слабое, смысл — нелепый. В то время как главная линия по своей простоте — чистейшей воды образец героических легенд. Вокруг нее, в особенности в исторических аллюзиях, открывается целый мир трагедии, где фабула весьма отстоит от той традиции, что представлена в „Беовульфе“, и более напоминает трагические повествования Исландии. Однако, несмотря на этот существенный недостаток, перекос, в результате которого в центре внимания оказывается незначительное, а важные вещи — на периферии, поэма „Беовульф“, вне всяких сомнений, имеет огромное значение. Незамысловатая вещица, она несет дух и устои, которые ставят ее создателя в ряд с самыми благородными авторами¹».

 

---

 

(Толкин утверждает значимость мотива "дракона" в поэме:)

 

Что касается поэмы, то один дракон, пусть даже очень горячий, лета не делает, да и целое стадо тоже. Человек может за одного хорошего дракона получить столько, сколько на многих не променяет. И драконы, настоящие драконы, необходимые как для структуры, так и для самого замысла поэмы или предания, вообще-то встречаются очень редко. Если не принимать во внимание огромного и бесформенного Мирового змея, опоясывающего круг земной, грозу богов и безопасного для героев, у нас останется только дракон Вёльсунгов Фафнир, и бич Беовульфа. В действительности оба они упоминаются в поэме.

---

 

(Толкин продолжает спор с теми, кто считает тему поэмы "тривиальной":)

 

Они [ученые исследователи] не желают снизойти до деталей, настроения, стиля и, наконец, в целом того эффекта, который производит на читателей «Беовульф». Однако все это оттого, что поэтический гений, а именно это нам хотят объяснить, был истрачен на бесполезную тему. Так, словно Мильтон попытался бы изложить историю о Джеке и Бобовом Стебле возвышенным стихом. Даже если бы Мильтон это сделал (а он был способен и на худшее), нам следовало бы задуматься и решить, действительно ли его поэтическое мастерство не оказало никакого влияния на тривиальный сюжет, как алхимия подействовала на простой металл, и остался ли он по-прежнему простым и ничтожным, когда процесс трансмутации был завершен. Величественный тон и чувство достоинства — одно это говорит, что над «Беовульфом» трудился ум возвышенный и созерцательный. Кто-то возьмется утверждать: невозможно, чтобы подобный человек написал более трех тысяч строк, доведенных до совершенства, на сюжет, который не заслуживал бы самого серьезного внимания и который остался слабым и приземленным даже после того, как труд был завершен. Или что в подборе материала, в расстановке приоритетов он мог продемонстрировать детскую простоту, которая по уровню уступает образу мыслей героев, выведенных им в своей поэме. Мне кажется куда более вероятной любая теория, которая подразумевает, что у созданного им был план, выстроенный достаточно прочно, чтобы выстоять и по сей день.

 

----

 

(Со своей стороны, Толкин относит достоинства и уникальность поэмы именно к ее теме:)

 

Я думаю, нечего и спорить о том, что «Беовульф» красивее, а каждая строка более значима (пусть — а иногда такое случается — это одна и та же строка), чем в других пространных древнеанглийских поэмах. Но если отбросить совокупность общих элементов (характеризующих как язык, так и поэтическую традицию), в чем же тогда заключается особое достоинство «Беовульфа»? Оно заключается, как можно предположить, в теме и в целом в атмосфере, которую она создает.    Потому    что, если    бы действительно существовало несоответствие между темой и стилем, стиль казался бы не прекрасным, а несообразным или ошибочно выбранным, подобное несоответствие в какой-то степени присутствует во всех пространных древнеанглийских поэмах, за исключением одной — «Беовульф».

 

---

 

(По ходу своих рассуждений о значимости чудовищ, Толкин говорит о важном явлении: мифе и его воздействии на наших современников:)

 

Значение мифа не так легко пришпилить к бумаге с помощью аналитических рассуждений. В самом полном смысле оно выражается поэтом, который скорее чувствует, чем ясно высказывает, что знаменует собой тема, который представляет ее во плоти миру истории и географии, именно так, как поступил наш поэт. Встающий на защиту поэмы оказывается в сложной ситуации: если только он не проявит осторожность и не будет говорить иносказательно, то убьет изучаемый предмет, который он подвергает расчленению. А иначе перед ним предстанет остов механической аллегории, которая к тому же, вероятно, окажется неработающей. Миф оживает внезапно и как единое целое и умирает прежде, чем его удается расчленить. Мне кажется, кто-то может быть взволнован мощью мифа и не осознавать этого, приписывая это ощущение чему-то иному, например искусству стихосложения, стилю, мастерству владения словом. Благопристойный и трезвый вкус может отказаться допустить, что драконы и тролли представляют интерес для нас, а гордое мы включает всех ныне живущих образованных людей; однако мы только тогда сможем постичь загадку поэмы, если признаем тот странный факт, что удовольствие от прочтения состоит как раз в присутствии этих «неуместных» существ. И хотя некоторые (например, Р. Гирван) и называют автора поэмы гением, они все равно считают, что чудовища в ней являются не чем иным, как досадным недоразумением.

 

----

 

(Толкин говорит о соотношении в образе дракона планов "реализма", символа и аллегории:)

 

Если кто и стремится критиковать дракона Беовульфа, то это стоит делать не за то, что он дракон по сути своей, а за то, что дракон в недостаточной степени и не может тягаться со сказочным драконом. В поэме присутствуют очень живые описания: «Проснулся змей, напасть учуяв новую, скользнул по камню» (2287b-2288b), где дракон предстает настоящим змеем, самостоятельно мыслящим зверем. В целом же концепция скорее стремится обрисовать нам draconitas ["драконство" -лат.], а не draco ["дракона" - лат.] — воплощение злобы, жадности, разрушения (темная сторона героической жизни), безжалостности судьбы, которая не знает различия между добром и злом, порочной стороны жизни в целом. Но для «Беовульфа» это именно так, как должно быть. В поэме баланс выстроен очень точно и при этом абсолютно соблюден. Символизм лежит практически на поверхности, но не пробивается наружу и не превращается в аллегорию. Перед нами нечто более значительное, чем обычный герой, — человек сталкивается с противником куда более губительным, чем любой из врагов его рода и королевства. И вот оно, это существо, появляется во плоти, разгуливает по героической истории, попирает вышеупомянутые земли Севера. А нам говорят, что именно в нем и заключается главный недостаток «Беовульфа», что автор, рассказывая о временах столь богатых преданиями о героях, переиначил их по-новому и на свой лад, представив нам не просто еще одну легенду, но нечто похожее и в то же время отличающееся, ибо она заключает в себе интерпретацию и итог сразу всех преданий.