Основы политического дискурса

В своей работе «Язык социального статуса», В. И. Карасик отмечает, что опосредованный бытийный дискурс — это аналогическое (переносное) и аллегорическое (символическое) развитие идеи через повествование и описание. Повествование представляет собой изложение событий в их последовательности, для художественного повествования существенным является противопоставление сюжета и фабулы как глубинного развития и поверхностного перечисления событий. Описание — это статическая характеристика очевидных, наблюдаемых явлений. Повествовательная и описательная аналогия базируется на устойчивых социально закрепленных ближайших смысловых связях, притча же требует более широкого культурного контекста и опирается на активную поддержку получателя речи. А прямой бытийный дискурс в виде смыслового перехода представлен в любых видах логических умозаключений.

Институциональный дискурс, по мнению Р.Т. Белл, представляет собой общение в заданных рамках статусно-ролевых отношений.[11] Институциональный дискурс выделяется на основании двух системообразующих признаков: цели и участники общения. Основными участниками институционального дискурса являются представители института (агенты) и люди, обращающиеся к ним (клиенты). Например, это учитель и ученик, врач и пациент, политик и избиратель, священник и прихожанин. Участники институционального дискурса весьма отличаются по своим качествам и предписаниям поведения.

В современном обществе можно выделить следующие виды институционального дискурса: политический, дипломатический, административный, юридический, военный, педагогический, религиозный, мистический, медицинский, деловой, рекламный, спортивный, научный, сценический и массово-информационный.

В данной работе мы подробнее рассмотрим политический дискурс.

2. Содержание политического дискурса

2.1. Основы политического дискурса

Борьба за власть является основной темой и движущим мотивом политической6 сферы общения. В своей работе Е.И. Шейгал отмечает, что политический дискурс – это явление, с которым все сталкиваются ежедневно. Чем более открыта и демократична жизнь общества, тем больше внимания уделяется языку политики. Политическим дискурсом интересуются как профессионалы от политики, в том числе журналисты и политологи, так и самые широкие массы граждан. Как отмечает Е.И. Шейгал, связь между языком и политикой проявляется, прежде всего, в том, что ни один политический режим не может существовать без коммуникации. Язык нужен политикам для того, чтобы информировать, давать указания, проводить законодательные акты, убеждать и т.д.

Что имеют в виду, когда говорят: язык политики, политическая коммуникация, политический дискурс? В большинстве работ эти термины используются практически как взаимозаменяемые. С точки зрения Е.И. Шейгал, два  последних действительно можно употреблять как нестрогие синонимы. Что касается политического языка, то существуют разные точки зрения на его лингвистический статус.[12]

А.Н. Баранов и Е.Г. Казакевич пользуются этим термином как данным априори и не требующим комментария. Они утверждают, что “политический язык — это особая знаковая система, предназначенная именно для политической коммуникации: для выработки общественного консенсуса, принятия и обоснования политических и социально-политических решений...”.[13]

П. Б. Паршин подвергает сомнению само существование феномена политического языка. По его мнению, “совершенно очевидно, что чисто языковые черты своеобразия политического дискурса немногочисленны и не столь просто поддаются идентификации. То, что обычно имеется в виду под языком политики, в норме не выходит за рамки грамматических, да, в общем-то, и лексических норм соответствующих идиоэтнических («национальных») языков — русского, английского, немецкого, арабского и т.д.[14]

П.Б. Паршин приходит к выводу о том, что под политическим языком подразумевается вовсе не язык или, по крайней мере, не совсем и не только язык. В связи с этим он выдвигает тезис о том, что предметом политической лингвистики является идиополитический дискурс, под которым понимается «своеобразие того, что, как, кому и о чем говорит тот или иной субъект политического действия».[15]

Близкая точка зрения выражена и в работе Д. Грейбер: «Политическим язык делает не наличие какого-то специфического вокабуляра или специфических грамматических форм. Скорее это содержание передаваемой информации, обстоятельства, в которых происходит распространение информации (социальный контекст), и выполняемые функции. Когда политические агенты (actors) общаются на политические темы, преследуя политические цели, то, следовательно, они говорят на языке политики».

Е.И. Шейгал не отрицает существование языка политики и рассматривает его как один из профессиональных подъязыков — вариантов общенационального языка.

Политический дискурс относится к числу терминов, употребляющихся в многочисленных работах как нечто общепонятное и не требующее пояснений. Даже самые поверхностные размышления о том, какие речевые жанры включаются в сферу политического дискурса, вызывают вопросы, на которые не существует однозначных ответов. Например, Интервью политика — это политический дискурс или дискурс масс-медиа?

2.2. Категориальный аппарат политического дискурса

Ф.Бэкон среди четырех выделенных им призраков - идолов племени, пещеры, театра и рынка - особо важное значение придавал последним. Они, по Бэкону, вызваны к жизни существованием языка, служащего в качестве объединяющего людей начала. И действительно, политические феномены невозможно понять вне системы общения и механизмов политической коммуникации, которые в одинаковой степени связаны как со сферой общественного сознания, так и с социокультурной и политико-культурной сферами, с миром политического в целом в собственном смысле слова. В качестве важнейших средств коммуникации выступают, естественно, политический язык, политическая символика, понятийно-категориальный аппарат и т.д.[16]

Язык, по справедливому замечанию канадского исследователя Ф.Дюмона, можно рассматривать одновременно и как средство, и как среду общения. Когда человек выступает в качестве субъекта речи, он намеревается утвердить свои собственные цели. Тогда язык составляет средство реализации намерений. При этом язык используется и для того, чтобы с помощью слов понять окружающий мир. Тогда язык превращается в некую среду, в которой действует человек. Здесь язык выступает в качестве культурной среды обитания человека. По своей значимости в качестве предмета политологического исследования политический язык можно поставить рядом с такими проблемами, как политическое поведение, процесс принятия решений, избирательный процесс и т.д.[17]

В свете достижений электронной технологии и средств массовой информации значительно возросло значение так называемой символической коммуникации в обеспечении жизнеспособности и регулирования политических систем современности. Коммуникация представляет собой непрерывный поток и обмен посланиями или постоянную трансмиссию информации между различными субъектами коммуникации. В конечном счете создается всеохватывающая коммуникационная сеть. Значимость приобретают выяснение достоверности источников и каналов коммуникации, адресата, сложности механизмов кодирования и декодирования, адекватности обратной связи. Язык действует в некотором роде как связующее звено политического общества, как инструмент поддержания необходимого информационного уровня общества. С сугубо практической точки зрения целью языковой коммуникации является как информирование, так и убеждение.

Выражаемые через язык идеи и установки служат не в качестве зеркального отражения реальной действительности, а как средства, с помощью которых люди пытаются понять и интерпретировать эту действительность. Поэтому в мире политического иногда иллюзию власти трудно отличить от реальной власти. Здесь часто значимость приобретают не только реальные действия и меры правительства или государства, тех или иных общественно-политических образований, но и то, как они оцениваются и воспринимаются, в каком контексте подаются, и т.д. Способ и средство передачи сообщения столь же важны, как и его содержание. Содержание и стиль политических действий невозможно отделить друг от друга.

Иначе говоря, в политике значение имеет не только то, о чем говорится, но и то, как об этом говорится. Язык - одновременно средство и общения, и контроля. По справедливому замечанию Г.Кресса и Р.Ходжа, "языковая форма позволяет передавать информацию и искажать ее". Слово несет в себе огромный содержательный и эмоциональный заряд. С помощью простой замены или перестановки слов один и тот же факт можно изобразить совершенно по-разному. Например, можно сказать об Оресте, убившем свою мать: "Орест - мститель за своего отца", но можно сказать и иначе: "Орест - убийца своей матери". Эта особенность языка позволяет не только информировать аудиторию, но и манипулировать ее сознанием, трактовать информацию в пользу заинтересованной стороны. При анализе политических феноменов и реалий необходимо исходить из факта существования действительного мира политического, лишь частью которого являются язык и символы. Социально-политическая практика не есть просто эффект речи или языка. Адекватное познание его возможно лишь при признании факта существования различных, в том числе и ложных, форм языка, которые противоречат друг другу. Такая позиция возводит теоретический плюрализм в принцип. Нет одного единственного инстинного языка, точно так же как нельзя говорить о завершенности истории. Множественность противоречивых языковых форм - это факт, который невозможно отрицать.

Поэтому объект политологии, как и большинства других общественных наук, проблематичен в том смысле, что в поддающихся обозрению фактах и феноменах исследования стерты или отодвинуты на задний план работа языка, подсознание и история.[18]

А.Тойнби не без оснований отмечал, что "история языка - это конспект истории общества". Политический словарь развивается в связи с историческими реальностями и самым тесным образом связан с общенаучным словарем эпохи. Более того, именно используемые терминология и понятия могут помочь определить период (по крайней мере нижние хронологические границы) возникновения той или иной политической доктрины. Если, например, понятия "полис", "политика", "демократия" и т.д. возникли в эпоху античности, то такие понятия, как "суверенитет", "радикализм" и т.д., вошли в обиход в Новое время. Многие биологические метафоры, характерные для политической науки XIX - начала XX в., ассоциировались с идеей органического государства. А популярные ныне термины "системный анализ", "политический процесс", "модель" и др. связаны с механистической концепцией государства, которая в свою очередь связана с физикой и технологией. Такие термины, как "установки", "перекрестное давление", "взаимодействие", "правила игры" и т.п., заимствованы из прикладной социологии, основанной на позитивизме.[19]

Показательно, что в реальностях европейской интеграции все чаще говорят о европейском языке, или евроязыке, представляющем собой с языковедческой точки зрения комплекс специальных терминов, неологизмов, аббревиатур, метафор и т.д., применяющихся в тех случаях, когда речь идет о новых политических и правовых явлениях в Европе. Симптоматично, что само понятие "Европа" в этом языке приобрело новый смысл и стало использоваться как синоним понятий "единая Европа", "объединенная Европа", "интеграция". Появилась группа производных от этих слов: европеизм, европеист, европеизация, европеизирование, проевропейский, антиевропейский и т.д. К числу неологизмов относятся такие слова, как евростандарт, евродепутат, евросфера, еврократ, европессимизм, еврооптимизм и пр. Все более популярными становятся термины: европейское экономическое пространство, европейское информационное пространство, европейская валютная система, европейское политическое сотрудничество, европейское правовое сотрудничество и др.

Понятия "правые" и "левые", "консерватизм", "либерализм" и "радикализм" получили хождение в обществознании в XIX в. С тех пор в перипетиях бурных XIX и XX вв. вкладываемое в них содержание существенно, а в некоторых отношениях радикально изменилось. Ряд важнейших их функций претерпел инверсию: некогда консервативные идеи приобрели либеральное значение и наоборот. Потерял убедительность принцип, согласно которому индивидуалистические ценности жестко привязывались к правому флангу идейно-политического спектра, а коллективистские ценности - к его левому флангу. В свете сказанного нуждаются в переосмыслении и более четком толковании с учетом нынешних реальностей такие понятия, как "левые", "правые", "консерватизм", "либерализм" и др.

Становится очевидным, что определение того или иного течения политической мысли как некоторого комплекса неизменных и однозначно трактуемых идей, концепций и доктрин может лишь исказить его действительную сущность, поскольку одни и те же идеи и концепции в разные исторические периоды и в различных социально-экономических и политических контекстах могут быть интерпретированы и использованы по-разному.

О том, насколько сильно политический язык испытывает на себе влияние конкретных общественно-исторической и социально-политической ситуаций, можно понять на примерах нацистской Германии и большевистского режима в нашей стране. В Германии был создан особый идеологизированный язык (Lingua Tertii Imperil - LTI) - язык Третьего рейха. Для него были характерны введение множества неологизмов и изменение, выхолащивание и фальсификация старых общепринятых терминов и понятий, которые были приспособлены к духу и форме нацистской идеологии.