Меры оперативного воздействия на неисправного должника как способ надлежащего исполнения договорных обязательства

Первый шаг в этом направлении  был сделан В.В. Витрянским, выделившим, помимо возможности применения гражданско-правовой ответственности, пять групп соответствующих последствий. К первой группе последствий нарушения договора ученый относит случаи наделения кредитора правом принимать меры, в том числе путем предъявления соответствующих требований в суд, направленные на исполнение должником либо за его счет обязательства в натуре (например, п. 1 и 2 ст. 475, п. 11 и 2 ст. 480, п. 3 ст. 611, п.1 ст. 612 ГК). В частности, к ним относятся два общих положения ГК, относящиеся к любому договорному обязательству и конкретизируемые ГК применительно к отдельным видам договоров. Во-первых, как это предусмотрено в ст. 398 ГК, в случае неисполнения обязательства передать индивидуально-определенную вещь в собственность, в хозяйственное ведение, в оперативное управление или в возмездное пользование кредитору, последний вправе требовать отобрания этой вещи у должника и передачи ее кредитору на предусмотренных обязательством условиях. Во-вторых, при неисполнении должником обязательства изготовить и передать вещь в собственность, в хозяйственное ведение или оперативное управление, либо передать вещь в пользование кредитору, либо выполнить для него определенную работу или оказать ему услугу кредитор вправе в разумный срок поручить выполнение обязательства третьим лицам за разумную цену либо выполнить его своими силами, если иное не вытекает из закона, иных правовых актов, договора или существа обязательства, и потребовать от должника возмещения понесенных необходимых расходов и других убытков (ст. 397 ГК).

Ко второй группе последствий нарушения  договорного обязательства относятся  случаи, когда кредитор в результате неисполнения или ненадлежащего  исполнения должником обязательства  получает право требовать изменения  или расторжения договора и возмещения причиненных этим убытков. Общее  правило в отношении этой группы последствий сформулировано в п.2 ст. 450 ГК, в соответствии с которым  по требованию одной из сторон договор  может быть изменен или расторгнут по решению суда только при существенном нарушении договора другой стороной и иных случаях, предусмотренных ГК, другими законами или договором.

К третьей группе последствий, по мнению В.В. Витрянского, относится появление у кредитора в результате нарушения обязательства должником дополнительных прав требований, не предусмотренных обязательством, которые могут быть реализованы посредством предъявления в судебном порядке соответствующих исков (например, п.1 ст. 475, п.1 ст. 480, ст. 593 ГК и т.д.).

Четвертую группу последствий нарушения  договора составляют появляющиеся у  кредитора в результате неисполнения или ненадлежащего исполнения должником  обязательства права требования от последнего досрочного, исполнения соответствующего обязательства (п.2 ст. 351, п.5 ст. 614, п.2 ст. 811 ГК и т.д.).

И, наконец, пятую группу составляют рассматриваемые в настоящей  работе меры оперативного воздействия, под которыми, с точки зрения вышеупомянутого  автора, понимаются предусмотренные  законом односторонние действия кредитора по изменению либо прекращению  обязательств.

Как видно из вышеприведенной систематизации, такая правоохранительная мера, как  право кредитора на поручение  выполнения обязательства третьему лицу с отнесением расходов на неисправного должника, традиционно классифицируемая в отечественной цивилистике  как мера оперативного воздействия, была отнесена к совершенно иному  способу защиты гражданских прав в рамках договорного обязательства - к мерам, направленным на исполнение обязательства в натуре.

Говоря об аннулировании и расторжении  договора в качестве средства правовой защиты, следует иметь в виду, что, во-первых, под данными терминами  в большинстве случаев понимается односторонний отказ от исполнения договора, а, во-вторых, в англосаксонском  праве не существует. В первом случае основанием является нарушение стороной обязанностей, вытекающих из договора, которое, по утверждению автора, может принять одну из следующих форм: неисполнение договора, отказ от исполнения, ненадлежащее исполнение, ложное сообщение о факте, закрепленном в условиях контракта (например, если судовладелец прямо указывает в договоре фрахтования, что на момент подписания договора принадлежащее ему судно находится в определенном порту, то данное заявление составляет условие договора, при этом если такое заявление не соответствует действительности, то другая сторона вправе отказаться от исполнения договора). Во втором случае речь идет о нарушении стороной договора обязанностей, возникающих независимо от него, как, например, заключение договора под влиянием обмана или заблуждения, возникшего по вине другой стороны. Весьма отличны друг от друга и последствия аннулирования и расторжения контракта. В результате расторжения контракта его действие прекращается на будущее время, в силу чего стороны несут ответственность за неисполнение обязанностей имевших место до момента прекращения обязательства. В противоположность этому, аннулирование контракта имеет ретроспективное действие и ведет к последствиям, аналогичным тем, что предусмотрены в российском законодательстве для недействительных сделок, - контракт считается прекращенным (недействительным, если использовать терминологию ГК) с момента его заключения.

Однако вышеперечисленными способами  защиты прав участников договорных отношений  не исчерпываются все возможные  последствия нарушения договорного  обязательства. Весьма интересным с  точки зрения раскрытия темы настоящей  работы представляется такой способ внесудебной защиты прав кредитора  как самопомощь. Данный институт в  английском договорном праве далеко не тождественен понятию самозащиты в российской цивилистике: в него входят практически все действия по обеспечению исполнения обязательств и защите прав в рамках договора, осуществление которых не требует  обращения в суд. Так, например, к  мерам самопомощи относятся залог, поручительство, банковская гарантия, удержание, требование предварительной  оплаты, или, наоборот, оплата только после  полного исполнения обязательства  должником, зачет встречных требований, получение возмещения за счет авансового платежа и денежных средств, переданных в депозит и т.д. Более того, определению мер самопомощи, по мнению П.С. Эйтайя, вполне соответствуют ранее рассмотренные права аннулирования и расторжения контракта, «для реализации которых не требуется содействия судов, хотя, разумеется, законность их осуществления (равно как и всех других мер самопомощи) может быть оспорена в суде противоположной стороной». Наконец, некоторые ученые относят к мерам самопомощи, помимо вышесказанного, отказ от оплаты товаров или услуг в связи с их серьезными недостатками, равно как и меры, связанные с осуществлением правообладателем фактических действий по защите своих прав, т.е. их самозащите. Проводя аналогию с соответствующими категориями в рамках российской цивилистики, нетрудно заметить, что институт самопомощи в общем праве, с точки зрения отечественного гражданского права, представляет собой смешение трех гражданско-правовых категорий - мер оперативного воздействия, способов обеспечения исполнения обязательств и самозащиты.

Следующим последствием нарушения  договорного обязательства является присуждение к исполнению обязательства  в натуре и судебный запрет. Для  общего права традиционным считается  представление о том, что обычным  средством правовой защиты при нарушении контракта является требование о возмещении убытков. Поэтому в том случае, если предприниматель получает желаемый доход в денежном выражении, а не реальное исполнение, то дальнейшее применение каких-либо санкций выглядит неразумным. В том же случае, когда кредитор все же заинтересован в получении реального исполнения, он может использовать полученное денежное возмещение для приобретения соответствующих товаров, работ или услуг у третьего лица. Как нетрудно заметить, подобный подход к проблеме реализуем только в условиях рыночной экономики, где имеется достаточное предложение соответствующих товаров, работ или услуг. Иными словами, общее право предполагает, что при неисполнении должником своих договорных обязанностей по предоставлению исполнения в натуре, кредитор, в случае его заинтересованности в получении соответствующего исполнения, вправе получить последнее от третьего лица и возложить на должника бремя понесенных убытков. Однако, как совершенно справедливо констатируют К. Цвайгерт и Х. Кетц, «утверждение о том, что общему праву неизвестны судебные решения об исполнении договоров, верно только в отношении общего права в узком смысле этого слова, то есть относится к правовым принципам, которые исторически развивались королевскими судами». Присуждение к исполнению обязанности в натуре как средство правовой защиты исторически развивалось в рамках другой ветви англосаксонского права - права справедливости, формировавшегося в стенах канцлерских судов до момента их объединения с королевскими судами.

Действительно, в отдельных случаях  требование о возмещении убытков  далеко не всегда служило адекватным средством защиты для потерпевшей  стороны. Особенно заметно это на примере договоров, связанных с  отчуждением индивидуально-определенных вещей и, прежде всего, - недвижимости, когда в силу ряда причин субъективного  или объективного свойства (уникальный живописный пейзаж из окон дома, который  так долго искал покупатель; рукописи художественного произведения, сохранившиеся  в единственном экземпляре и т.д.) возмещение продавцом понесенных покупателем  убытков не способно в полной мере компенсировать ему последствия  отказа первого от передачи соответствующей  вещи, ведь на рынке может и не быть в свободной продаже ее достойной  замены. В подобных случаях суд  вправе обязать должника исполнить  обязанность в натуре. В зависимости  от того, обязался ли должник совершить  какие-либо активные действия или, наоборот, воздержаться от их совершения, суд  выносит либо решение о присуждении  к исполнению обязанности в натуре (specific performance), либо о наложении на должника судебного запрета, воспрещающего ему совершать определенные действия. И в том и в другом случаях в судебной практике сформировались два основных принципа, исходя из которых суд решает вопрос о предоставлении соответствующих средств судебной защиты. Во-первых, как уже было сказано, суд принимает решение о присуждении к исполнению обязанности в натуре при условии, что возмещение кредитору убытков является неадекватным, т.е. не в полной мере соответствующим характеру и последствиям неисполнения обязательства для кредитора в т.ч. и по причинам изложенным выше. А, во-вторых, исполнение такого решения не потребует постоянного контроля со стороны суда. Иногда к этим двум принципам добавляют еще несколько условий, которые могут отрицательно повлиять на возможность предоставления данного средства судебной защиты, а именно:

• стоимость исполнения явно не пропорциональна  той выгоде, что получит кредитор;

• отсутствие справедливости в условиях контракта;

• недобросовестное поведение кредитора  в преддоговорных отношениях.

Особняком от возмещения убытков и  присуждения к исполнению обязанности  в натуре стоит такое средство правовой защиты как присуждение  к исполнению в натуре денежного  обязательства (an action for an agreed sum). Подобное требование имеет своей целью понудить должника к выполнению в точности того, что он обязался совершить в соответствии с договором, т.е. уплатить определенную денежную сумму. Несмотря на то, что данное последствие нарушения договора по своей природе весьма близко к присуждению к исполнению обязанности в натуре» тем не менее, оно никогда не воспринималось в качестве разновидности последнего (равно как и разновидности убытков). Ведь право кредитора на получение соответствующего средства защиты в случае обращения в суд не зависит от усмотрения последнего и соблюдения условия о неадекватности возмещения убытков в качестве средства правовой защиты, как это имеет место с понуждением к исполнению обязанности в натуре.

Вышеприведенная классификация последствий  нарушения договора в рамках общего права представляет собой лишь один из многих опубликованных в англоязычной юридической литературе взглядов на систематизацию договорных средств правовой защиты, и, бесспорно, могла бы быть более детализирована.

Тем не менее, даже такой поверхностный  анализ проблемы показывает, что, во-первых, большинство правоохранительных мер, традиционно относимых в российской цивилистике к мерам оперативного воздействия, в англосаксонском  праве, как это было показано выше, рассматривается в качестве одной  из разновидностей мер самопомощи, что свидетельствует о близости восприятия мер подобного рода в  вышеупомянутых правовых системах. Во-вторых, несмотря на вышесказанное, действия кредитора, направленные на поручение выполнения обязательства третьему лицу или на его самостоятельное исполнение с последующим возложением бремени в понесенных расходов на неисправного должника, с точки зрения. А общего права будут в большей степени связаны с взысканием убытков с неисправного должника и принятием кредитором разумных мер по их уменьшению, а не с реализацией мер самопомощи. Ведь общее право возлагает на кредитора обязанность осуществить разумные действия по минимизации размера убытков, понесенных из-за неисполнения контракта другой стороной, в т.ч. посредством поручения его исполнения третьим лицам. Так, например, «покупатель не вправе требовать возмещения косвенных убытков, связанных с непоставкой товара, если имеется доступный для него источник аналогичных товаров, которые он мог бы приобрести». Да и само по себе возмещение убытков в англо-американском праве является, в частности, средством защиты, позволяющим кредитору получить исполнение от третьего лица за счет неисправного контрагента.

Учитывая традиционную связь российского  и континентального права, наибольший интерес для проведения сравнительно-правового  анализа последствий нарушения  договорного обязательства представляют собой взгляды ученых на данную проблему и законодательная регламентация  подобных правоотношений в странах  романо-германской правовой семьи.

Резюмируя вышесказанное можно  сделать несколько выводов, имеющих  отношение к целям настоящего исследования. Прежде всего, как справедливо  отмечается в юридической литературе, при рассмотрении средств правовой защиты при нарушении договора, «несмотря на различие исходных позиций правопорядков стран континентальной Европы и общего права, на практике разница не столь велика, как это может показаться с самого начала, благодаря многочисленным исключениям и ограничениям». Справедливость данного утверждения отчетливо проявляется при ответе на вопрос, поставленный в начале настоящего исследования. Несмотря на то, что в рассмотренных правовых системах отсутствует категория, полностью идентичная категории мер оперативного воздействия в российской цивилистике, тем не менее, общность подходов к соответствующим проблемам проявляется в частности в том, что, во-первых, во всех рассмотренных системах важную роль играют внесудебные способы защиты, прежде всего связанные с односторонним расторжением договора и приостановлением исполнения. При этом даже в случае, если законодательное регламентирование способов защиты прав сторон в договоре первоначально ограничивало свободу действий потерпевшего лица по самостоятельной защите нарушенных прав, объективные закономерности развития экономических отношений заставляли суды восполнять соответствующие пробелы в процессе реального исполнения должником своего обязательства, конкретизировано в главе 25 ГК, в т.ч. в ст. 397.

Поэтому, думается, что с позиции  сложившейся на данный момент судебной практики, и, исходя из вышеприведенных  положений действующего законодательства, осуществление кредитором предусмотренного ст. 397 ГК и конкретизируемого в  ГК применительно к отдельным  видам договоров правомочия кредитора  в случае неисполнения должником  обязательства передать вещь (выполнить  работу, оказать услугу) поручить выполнение обязательства третьим лицам  либо выполнить его своими силами и потребовать от должника возмещения понесенных расходов, представляет собой один из способов реализации требования о присуждении к исполнению обязанности в натуре. К тому же, классификация подобной правоохранительной меры в качестве меры оперативного воздействия вряд ли отражает всю совокупность ее особенностей. Ведь помимо права на осуществление односторонних действий, направленных на самостоятельное исполнение обязательства или на привлечение в этих целях третьего лица, у кредитора возникает еще и право требовать с неисправного должника возмещения понесенных необходимых расходов и других убытков, которое не может быть реализовано в одностороннем порядке, т.к. в данном случае речь будет идти о применении судом мер гражданско-правовой ответственности. Вместе с тем, функциональное назначение данной меры значительно шире, чем просто возмещение понесенных убытков - основной целью таких действий кредитора является именно получение реального исполнения обязательства путем выполнения соответствующих действий самим кредитором или третьим лицом за счет должника. Но при этом достижение названных целей невозможно осуществить путем совершения только лишь односторонних действий, как это должно было бы следовать из факта признания за такими мерами свойства мер оперативного воздействия.