Набережная Адмирала Серебрякова

Главная цель, которая была поставлена перед командованием этой эскадры, заключалась в том, чтобы выяснить, какие именно пункты Черноморского побережья намерены защищать русские, и войти в сношения с коренным населением. Контр-адмирал Эдмунт Лайонс должен был встретиться с «главными черкесскими вождями» и убедить их в поддержке, которую Турция и союзники окажут им при условии организации ими общенародного восстания.

Лайонс привёз с собой из Константинополя влиятельного убыха Измаил-бея, которого высадил на его родине, в Вардане, и который стал в некотором роде главным английским доверенным на Кавказе.

После вывода гарнизонов из всех мелких укреплений береговой линии русское командование сосредоточило имевшиеся в его распоряжении силы в районе Анапы и Новороссийска. Оба эти пункта были связаны сухопутными дорогами с Екатеринодаром и Черноморской кордонной линией. Что же касается Геленджика, то вследствие трудности сообщения по дороге, соединявшей его с Новороссийском, русское командование не считало возможным его защищать.

Оборона Анапы и Новороссийска играла весьма важную роль. К. Маркс, анализируя ход подготовки союзниками экспедиции против Крыма, отмечал стратегическое значение этих крепостей и указывал, что экспедиционные войска могут быть направлены также в Анапу и находящуюся рядом с ней крепость, захват которой дал бы возможность установить сообщения между Абхазией, Черкесией и Крымом, тогда черкесы могли бы легко принять участие в нападении на Крым.

Русское командование осознавало эту опасность.

Контр-адмирал Лайонс, произведя общее ознакомление с положением дел в Черкесии, сделал вывод, что без немедленного прекращения постоянной розни между отдельными народами немыслимо осуществить единство действий союзных войск и их ополчения. По его мнению, «горцы нуждались в вожде», который принял бы верховное командование и пользовался бы высшей властью над ними.

Наиболее подходящей фигурой для этого являлся Магомед-Амин: «… наиб, или лейтенант Шамиля (Махомед Эмин), казалось, отвечал этим условиям, и различные племенные вожди, по-видимому, склонны были подчиниться ему».

Не дождавшись Магомед-Амина в Геленджике, Лайонс 14 мая 1854 г. направился к Вардане и здесь вместе с высаженным ранее на берег убыхским старшиной Измаил-беем оставил капитана Брука, лейтенанта инженерных войск Тоутона, доктора Сореля и пять сапёров-минёров, им было поручено найти наиба и «посоветоваться с ним о способах атаки Суджука и Анапы». Автор цитируемого выше источника, сообщает: «Согласно инструкции, данной капитану Бруку адмиралом Лайонсом, который мне её сообщил, этот демарш к черкесскому вождю был сделан от имени Англии и Франции».

Командование Черноморской береговой линии в начале июня 1854 решило совершить военную экспедицию в Геленджик, в бухте которого постоянно находились корабли противника. Турецкие и английские суда доставляли в Геленджик различные товары. Турецкие купцы снова начали вывозить отсюда невольников, которых они покупали тут же на геленджикском базаре, где на разостланных коврах сидели девушки и мальчики, привезённые для продажи, а стоявшие рядом продавцы на все лады расхваливали свой товар. Создавалась своеобразная колониально-экзотическая картина, ярко рисовавшая те перспективы, какие несла Кавказу победа союзной коалиции.

Союзное командование никак не могло предположить, чтобы небольшой новороссийский гарнизон, находившийся в состоянии полублокады, был способен на активные наступательные действия и что русское командование решится на вылазку в сторону Геленджика.

Хотя, как уже было сказано выше, никаких серьёзных сил Магомед-Амину собрать не удавалось, но одно его появление в Геленджике явилось бы демонстрацией единства действий мутазигов и союзного командования. В такой обстановке удачный удар русских войск по Геленджику приобретал весьма важное военное значение.

В ночь с 4 на 5 июня командование береговой линии, получив известие о прибытии в Геленджик нескольких иностранных судов, начало проводить намеченную операцию под начальством вице-адмирала Серебрякова по берегу моря к Геленджику двинулся русский отряд при четырёх горных орудиях. Одновременно по морю под командой лейтенанта Давыдова была направлена «эскадра» из четырёх гребных баркасов, команда которых состояла из 117 солдат линейных батальонов и черноморских казаков. Новоиспечённые моряки блестяще справились с задачей, пройдя на вёслах по неспокойному морю сорокавёрстное расстояние. Путь этого отряда был опасен ещё и потому, что в любой момент из-за мыса, лежащего к югу от Геленджика, могли появиться неприятельские крейсеры.

Сухопутный отряд большую часть ночи двигался по очень тяжёлой дороге между Новороссийском и оставленным русскими войсками Кабардинским укреплением. Узкая тропинка, по которой с трудом проходила даже горная артиллерия, вилась по прибрежным отрогам хребта, то поднимаясь на них по краям обрывов, то спускаясь в глубокие ущелья. Пройдя сорок вёрст, к восьми часам утра войска вышли к Геленджику.

Лейтенант Давыдов, благополучно избегнув встречи с неприятельскими крейсерами, к шести часам утра также вошёл в Геленджикскую бухту. Построив баркасы в одну линию между обоими её мысами, он приготовился к атаке. В это время в бухте стояли один большой бриг и четыре вооружённые пушками турецкие кочермы. Команды судов, полагая, что им придется иметь дело только с четырьмя русскими баркасами, приготовились к бою. Они подтянулись ближе к берегу, чтобы быть под прикрытием ружейного огня, и начали стрельбу из орудий. В этот момент на ближайшей возвышенности показался отряд Серебрякова. Батарея горных орудий открыла огонь гранатами по постройкам на берегу бухты. Внезапное появление с тыла русских войск, атака кавалерии и огонь «эскадры» Давыдова парализовали сопротивление турок, которые бросили свои суда и бежали в горы. После этого все суда были взяты русскими солдатами без всякого сопротивления. Несколько английских и французских офицеров тщетно пытались организовать оборону – их никто не слушал.

На бриге было найдено большое количество материй, сукна и других товаров, привезённых для торговли с горцами, стоимость которых Серебряков определил в 50 тысяч рублей серебром. Кочермы также были нагружены тканями, солью и военными припасами. Вследствие отсутствия в русском отряде матросов, которые могли бы поставить паруса и вести захваченные суда в Новороссийск, пришлось их сжечь вместе с грузами. Уничтожив также склады товаров и зерна, находившиеся на берегу Геленджикской бухты, отряд Серебрякова и «эскадра» лейтенанта Давыдова благополучно возвратились в Новороссийск.

Удачная экспедиция Серебрякова вызвала подлинное негодование союзного командования. В Геленджик был прислан английский пароход с группой штабных офицеров, которым поручалось выяснить все подробности и обстоятельства происшедших событий. Офицеры укоряли «горцев за то, что они допустили истребить суда и хлебные запасы». Пострадавшие же владельцы турецких кочерм не преминули пожаловаться англичанам. Геленджикская экспедиция сильно подорвала доверие к утверждениям союзников о том, что русские не смеют предпринять в ближайшее время никаких наступательных действий.

Летом 1855 под угрозой быть отрезанным от Таманского полуострова Серебряков вынужден был оставить Новороссийск и Анапу и двинуться со своими войсками к Темрюку. Ускользнув из ловушки, расставленной англо-французским командованием, Серебряков соединился с Таманским отрядом.

За военные заслуги Серебряков получил чин полного адмирала и был назначен в Петербург членом Адмиралтейств-совета. Но и в столице не переставал интересоваться судьбой Кавказского побережья. В докладной записке на имя ген-адм. Вел. Князя Константина Николаевича он настаивал на немедленном возрождении Новороссийска как города и торгового порта, на продолжении строительства Константиновской дороги и закреплении земель Черноморского побережья Кавказа за Россией. Участник многих морских сражений и сухопутных боёв, взятия городов и почти всех пунктов сев.-вост. побережья Чёрного моря, Серебряков был кавалером более полутора десятков русских и иностранных орденов и медалей.

В 1861г. Лазарь Маркович во время поездки в свое крымское имение при неудачном спуске экипажа с горы серьезно повредил ногу, после чего уже не смог ходить. А в довершении по прибытии в Петербург сильно простудился и после непродолжительной болезни 28 февраля 1862г. скончался. Адмирал Серебряков был похоронен у себя на Родине – в Крыму, в Карасубазаре, а почти сто лет спустя, в мае 1955г., командование Военно-Морского Флота СССР со всеми почестями перезахоронило его в Севастополе на Братском кладбище Северной стороны рядом с могилой сына – капитан-лейтенанта Марка Серебрякова, погибшего 23 марта 1855 года, защищая Севастополь.