Проблема «Смерти Бога» в современной философии и её этическое значение

Америка 60-х очень живо откликнулась на новое движение в теологии, возникшее на волне явного кризиса традиционного религиозного мировоззрения. Этому немало способствовали и политические и идеологические новации в Америке того времени. В целом этот период характеризуется историками как поворот от послевоенного конформизма, холодной войны в отношении международного коммунизма и охоты за ведьмами внутри страны к большей интеллектуальной свободе и творческому поиску в культуре и политике. Борьба негров за свои гражданские права и студентов  за университетские свободы и права студентов, переходящие в столкновения с властями, общенациональное движение против войны во Вьетнаме и акты гражданского неповиновения  представляли политический фронт тогдашнего радикализма. Общественная активность молодежи в борьбе против пуританских норм морали, творческие поиски представителей модернизма в искусстве и бунтарский стиль рок-н-ролл в музыке создали духовную атмосферу того времени. Вот характерные черты Америки 60-х годов, когда значительная часть американского общества в особенности молодежь жила ощущениями приближающихся перемен в жизни, если не политической революции, то революции духовной. На этом фоне вполне своевременными выглядели радикальная теология и ее лозунги о революции в теологии. «Подлинно новая форма веры, - писал в то время Альтицер, -  должна по необходимости стоять в оппозиции как всем унаследованным от прошлого формам веры, так и ко всем тем силам и властям, которые санкционируют данную реальность истории  и призывают к подчинению данной форме человеческой природы».  Эти революционные призывы находили свою опору в радикальной теологической трактовке христианского учения.

Основную особенность христианства и его отличие от большинства религиозных систем Альтицер видит в принципе христианского Воплощения как историческом продвижении вперед священного в мирское, которое продолжается далее в движении истории к концу света, апокалипсису. Этот христианский вектор прогрессивного движения из прошлого в будущее, через историю к апокалипсису делает возможным непосредственное участие христианина как в реальности мирской истории, так и реальности воплощения. Для утверждения бесповоротного движения истории вперед и достижения человечеством нового состояния свободы необходимо признание окончательной и неустранимой смерти бога. Тем более, что в ходе прошлой истории «именно христианство и только христианство свело человеческое существование к греху и виновности, противопоставляя греховное человечество совершенно иному Богу, который требует полного подчинения его божественному суду и власти» . Такой бог является не чем иным, как Сатаной в глазах радикального христианина. Традиционное христианство отвращает человека от жизни, ограничивает его существование рамками религии и делает невозможным реальность искупительной смерти Иисуса Христа. Смерть бога, понимаемая как исчезновение священного в его трансцендентной форме и переход его в подвижную апокалиптическую форму, позволяет человеку преодолеть чувство отчуждения и вины. Вместе с Ницше радикальный теолог провозглашает благую весть о смерти бога: «Познать чуждое и пустое ничто как мертвое тело Бога означает быть освобожденным от жуткой тайны и ужасающей власти хаоса» .

 

Я считаю, что Гегель, Достоевский, Ницше и многие другие философы, писатели, поэты сделали идею смерти бога неотъемлемой частью современного европейского сознания.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 3. Нигилизм Ф.Ницше.

   Нигилизм — это движение в историческом совершении, а не какой-нибудь взгляд, не какое-нибудь учение, какие кто-либо разделял и каких кто-либо придерживался. Нигилизм движет историческое совершение,как может движить его еще почти не распознанный фундаментальныйпроцесс внутри судьбы народов Запада. По этому же самому нигилизми не только историческое явление наряду с другими, не только духовное течение, какое встречалось бы в истории Запада наряду с другими, наряду с христианством, гуманизмом, просвещением. 
  

   Нигилизм, если мыслить его по его сущности,— это, скорее, основополагающее движение в историческом совершении Запада. И такова глубина этого движения, что его разворачивание может лишь повести к мировым катастрофам. Нигилизм — это всемирно-историческое движение тех народов земли, которые вовлечены в сферу влияния нового времени. Поэтому он и не явление только лишь современной эпохи, и не продукт XIX века, когда, правда, обострилось внимание к нигилизму и вошло в употребление само слово 8. Точно так же нигилизм и не порождение отдельных наций, чьи мыслители и литераторы говорят о нигилизме. Может случиться и так, что мнящие себя не затронутыми им наиболее основательно способствуют его разворачиванию. 

 

 

    И воцаряется нигилизм не только лишь тогда, когда начинают отрицать христианского Бога, бороться с христианством или, скажем, вольнодумно проповедовать незамысловатый атеизм. Пока мы ограничиваем свой взор исключительно таким отвращающимся от христианства неверием и его проявлениями, наш взгляд задерживается на внешнем, жалком фасаде нигилизма. Речи безумца ведь прямо говорят о том, что слова «Бог мертв» не имеют ничего общего с мнениями «не верующих» в Бога праздно стоящих зевак, которые говорят все разом. До таких людей без веры нигилизм — судьба их же собственной вершащейся истории — вообще еще не пробился.

Ницше выступает как “радикальный нигилист” и требует кардинальной переоценки ценностей культуры, философии, религии. “Европейский нигилизм” Ницше сводит к некоторым основным постулатам, провозгласить которые с резкостью, без страха и лицемерия считает своим долгом. Эти тезисы: ничто больше не является истинным; бог умер; нет морали; все позволено. Надо точно понять Ницше — он стремится, по его собственным словам, заниматься не сетованиями и моралистическими пожеланиями, а “описывать грядущее”, которое не может не наступить. По его глубочайшему убеждению, нигилизм станет реальностью по крайней мере для последующих двух столетий. Европейская культура, продолжает Ницше свое рассуждение, издавна развивается под игом напряжения, которое растет от столетия к столетию, приближая человечество и мир к катастрофе. Себя Ницше объявляет “первым нигилистом Европы”, “философом нигилизма и посланцем инстинкта” в том смысле, что он изображает нигилизм как неизбежность, зовет понять его суть. Без ложной скромности Ницше заявляет, что по отношению к “знакам упадка и начала” он обладает особым чутьем, большим, чем какой-либо другой человек. Я могу, говорит о себе философ, быть для других людей учителем, ибо знаю оба полюса противоречия жизни; я и есть само это противоречие.

 
 Поэтому же нигилизм, как разумел его Ницше, не покрывается и тем чисто негативно представляемым состоянием, когда люди уже не могут веровать в христианского Бога библейского откровения, - точно так же, как и под христианством Ницше понимает не ту жизнь христиан, какая существовала лишь единожды в течение совсем недолгого времени, пока не были составлены Евангелия и не началась миссионерская деятельность Павла. Для Ницше христианство — это феномен церкви с ее притязаниями на власть, феномен исторический, феномен светской политики в рамках складывания западного человечества и культуры нового времени. В этом смысле так понимаемое христианство и христианский дух новозаветной веры — не одно и то же. И жизнь далеко не христианская может утверждать христианство, пользуясь им как фактором силы, и, наоборот, христианская жизнь отнюдь не непременно нуждается в христианстве. Поэтому спор с христианством отнюдь не обязательно должен повлечь за собой борьбу с христианским духом,— ведь и критика богословия не означает еще критики веры, истолкованием которой призвано служить богословие. Пока пренебрегают этими существенными различениями, остаются на уровне низкопробной борьбы мировоззрений.

 

Область, где совершается сущность и разверзается событие нигилизма,— это сама же метафизика, при непременном условии, однако, что мы, применяя это слово — «метафизика», будем разуметь под ним не философское учение и тем' более не какую-то отдельную дисциплину философии, а будем думать об основополагающем строе сущего в целом, о том, при котором различаются чувственный и сверхчувственный мир и первый опирается на второй и определяется им.

Метафизика — это пространство исторического совершения, пространство, в котором судьбою становится то, что сверхчувственный мир, идеи, Бог, нравственный закон, авторитет разума, прогресс, счастье большинства, культура, цивилизация утрачивают присущую им силу созидания и начинают ничтожествовать. Такое сущностное распадение всего сверхчувственного называем забытием, тлением, гниением . Поэтому неверие в смысле отпадения от христианского вероучения никогда не бывает сущностью и основанием нигилизма — всегда оно лишь его следствие; может случиться ведь и так, что и само христианство представляет собой следствие и определенное выражение нигилизма.  

 Не постигнув нигилизм как  движение внутри исторического  совершения, длящееся уже долгое  время и своим сущностным основанием  покоящееся в самой же метафизике, люди предаются гибельному пристрастию  принимать за сам нигилизм  явления, представляющие собою лишь  его последствия, а за причины  нигилизма — его последствия и воздействия. Бездумно приноровляясь к такой манере представлять вещи, люди в течение десятилетий привыкают к тому, чтобы в качестве причин исторической ситуации эпохи приводить господство техники или восстание масс неутомимо расчленяя духовную ситуацию времени в соответствии с подобными аспектами. Однако, сколь бы проницателен и остроумен ни был анализ человека и его положения внутри всего сущего он продолжает оставаться бездумным, порождая лишь видимость осмысления, до тех пор пока забывает думать о местоположении бытийствующего человека, пока не постигает его местоположение в истине бытия. 
  

Ницше понимает нигилизм как процесс в историческом совершении. Он интерпретирует этот процесс как обесценивание высших ценностей, какие существовали прежде. Бог, сверхчувственный мир как мир истинно сущий и все определяющий, идеалы и идеи, цели и основания, которые определяют и несут на себе все сущее и человеческую жизнь во всем особенном,— все здесь представляется в смысле высших ценностей. Согласно мнению, распространенному еще и теперь, под высшими ценностями разумеются истина, добро и красота: истинное, то есть сущее в действительности; благое, в чем повсюду все дело; прекрасное, то есть порядок и единство сущего в целом. Однако высшие ценности начинают обесцениваться уже вследствие того, что люди постепенно осознают: идеальный мир неосуществим, его никогда не удастся осуществить в пределах мира реального. Обязательность высших ценностей тем самым поколеблена. Встает вопрос: для чего же нужны эти высшие ценности, если они не обеспечивают гарантий, средств и путей осуществления полагаемых вместе с ними целей? 
  

  Ницшевское  определение сущности нигилизма,— оно состоит в том, что высшие ценности утрачивают всякую ценность. Это то самое постижение сущности нигилизма, которое меж тем широко распространилось и распространенность которого поддерживается самим же наименованием — «нигилизм»: обесценение высших ценностей означает явный упадок. Однако для Ницше нигилизм отнюдь не только явление упадка.

 
Нигилизм как фундаментальный процесс западной истории вместе с тем и прежде всего есть закономерность этой истории. Поэтому и в размышлениях о нигилизме Ницше важно не столько описание того, как исторически протекает процесс обесценения высших ценностей, что дало бы затем возможность исчислять закат Европы,— нет, Ницше мыслит нигилизм как «внутреннюю логику» исторического совершения Запада.

Человек вольного ума, Ницше знал, что свобода духа – не удобство, но величие, к которому стремятся и которого изредка достигают в изнурительной борьбе. Он знал, что для того, кто хочет быть выше закона, велик риск опуститься ниже закона. Вот почему Ницше понял, что разум находит свое подлинное освобождение, только принимая на себя новые обязательства. Суть ею открытия состоит в том, что если вечный закон не есть свобода, то тем более не является свободой отсутствие закона. Если ничто не истинно, если в мире нет порядка, то ничто не запрещено; чтобы запретить какое-либо действие, нужно иметь ценность и цель. Но в то же время ничто не разрешено; и чтобы остановить выбор на другом действии, также нужно иметь ценность и цель Абсолютная власть закона не есть свобода, но не большей свободой является абсолютная неподвластность закону. Расширение возможностей не дает свободы, однако отсутствие возможностей есть рабство. Но анархия – это тоже рабство. Свобода есть только в том мире, где четко определены как возможное, так и невозможное. Без закона нет свободы. Если судьбой не управляет некая высшая ценность, если царем является случай, начинается путь в темноте, страшная свобода слепца. Итак, в поисках самого полного освобождения Ницше останавливает свой выбор на самой полной зависимости. «Если мы не превратим смерть Бога в великое отречение и беспрерывную победу над нами самими, нам придется заплатить за эту потерю». Иными словами, в философии Ницше бунт ведет к аскезе. И более глубокая логика рассуждений Ницше заменяет карамазовское «если нет ничего истинного, то все дозволено» формулой «если нет ничего истинного, то ничто не дозволено». Отрицание того, что хоть что-то в этом мире может быть запрещено, равноценно отказу от того, что дозволено. Там, где никто не может больше сказать, что есть черное и что есть белое, свет гаснет и свобода становится добровольной тюрьмой.

Для человека без Бога существует такая свобода, какой ее представлял себе Ницше, то есть свобода одиночества. Бывает свобода полудня, когда колесо мира останавливается и человек говорит «да» тому, что есть. Но то, что есть, находится в становлении. Нужно сказать «да» становлению. В конце концов свет угасает, ось дня клонится вниз. Тогда история начинается вновь, и в истории нужно искать свободу; истории нужно сказать «да» Ницшеанство, теория индивидуальной воли к власти, было обречено вписаться в тотальную волю к власти. Оно было ничто без мирового господства. Очевидно, Ницше ненавидел либеральных мыслителей-гуманистов. Слова «свобода духа» он воспринимал в их самом крайнем смысле – как божественность индивидуального духа. Но Ницше не мог помешать либеральным мыслителям исходить из того же факта, из которого исходил он сам, - смерти Бога, и не мог помешать тому, чтобы следствия оказались для них одинаковыми. Ницше прекрасно видел, что гуманитаризм есть не что иное, как христианство, лишенное высшего оправдания, сохранившее конечные цели, отвергнув первопричины. Но он не заметил, что доктрины социалистической эмансипации в силу неумолимой логики нигилизма должны были взять на себя то, о чем мечтал он сам, - сотворение сверхчеловечества.

Таким образом, Ф. Ницше понимал под нигилизмом осознание иллюзорности и несостоятельности как христианской идеи надмирного Бога, так и идеи прогресса, которую считал версией религиозной веры.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

Присутствие воплощенной божественной реальности, прошедшей через смерть бога, или Царства Божия, в мирской реальности истории неоднозначно. С одной стороны, оно преобразует мирскую реальность, отрицая ее чисто мирскую сущность, находящуюся в отрыве и противопоставлении священному. С другой стороны, Царство Божие неотделимо от мирской реальности и одновременно освящает мирскую реальность в том самом виде, как она существует сама по себе, более того, Царство Божие реально лишь настолько насколько оно соединяется с мирской реальностью. Это противоречие может быть разрешено рациональным образом, если мы представим отношения божественного процесса Воплощения и мирской истории в качестве функциональной зависимости. Только в этом случае мы можем осмысленно говорить о том, как Царство Божие может преобразовывать мирскую реальность и как мирская история может развиваться по направлению к апокалипсису. Таким образом, можно утверждать, что новаторская сущность радикальной теологии смерти бога заключается во введении в теологическое мышление принципа функциональной зависимости. Этот принцип аналогично принципу функциональной зависимости в физике позволяет теологу отказаться от метафизических теологических концепций и сосредоточиться на реальном процессе исторической трансформации религиозного сознания, включающем и отказ от реалистического представления о божественной реальности, независимой от процессов в человеческом сознании.