Логический атомизм Витгенштейна

по отношению к другому. При этих изменениях существования как раз объекты в смысле Трактата продолжают существовать и перераспределяются. Отсюда следует, что объек- ты, которые «составляют мировую субстанцию» (2.021), с необходимостью существуют. Трактат сжимает всю эту метафоричную аналогию в одно замечание: «объект нечто постоянное, существующее [das Bestehende ]; взаимное расположение нечто меняющееся

[das Wechselnde ]» (2.0271). Следует отметить, что слово «Wechsel» использовалось Кан- том в точности для понятия изменения существования в противоположность деформации (Critique, A 187/B230). (Возможно, Витгенштейн не прочитал Critique к тому моменту, когда всё это повлияло на его толкование, но есть основания полагать, что он прочитал Prolegomena, где слово «Wechsel» тоже намеренно использовалось для изменения суще- ствования. Более подробно см. Proops 2004.)

Трактатовские объекты это то, что любой воображаемый мир имеет общего с реаль- ным миром (2.022). Соответственно, они составляют «постоянную форму» мира (2.022-3): свойства всякого возможного мира определяются объектами, потому что все возможные атомарные факты являются конфигурациями объектов. (По поводу Витгенштейновских представлений о возможности: понятие «внешнего» Трактатовского объекта такого, который просто возможен, невразумительно: всё, что возможно, является, вероятно, таковым.) Различные существующие атомарные факты составляют «содержание» мира.

Но объекты тоже являются содержанием атомарных фактов, и «форма» такого факта

это способ взаимного расположения составляющих его объектов. Отсюда следует, что суб- станция вся совокупность объектов является «и формой, и содержанием» (2.024-5). (Подробности об этой интерпретации субстанции можно найти в Proops 2004).

3.2. Аргумент в пользу субстанции

Как мы видели, непосредственная цель аргумента в пользу субстанции установить, что есть некоторые вещи, которые с необходимостью существуют. В контексте Трактатов- ского предположения о том, что существование чего-либо сложного может не выводиться

из его разложения, получается, что есть простые объекты (2.021). Хотя аргумент пред- ставлен как двухшаговый modus tollens, его удобно переформулировать как reductio ad

absurdum (доведение до абсурда) (нижеследующая интерпретация аргумента это сжа- тая версия интерпретации, приведённой в Proops 2004):

Предположим, что

[1] Субстанции нет (то есть ничто не существует в любом возможном мире).

Тогда

[2] Всё существует условно.

Но тогда

[3] Наличие смысла у какого-либо суждения зависит от того, является ли истинным неко- торое другое суждение.

Поэтому

[4] Мы не можем составлять картины мира (истинные или ложные).

Но

[5] Мы можем составлять такие картины.

Противоречие. Значит,

[6] Имеется субстанция (то есть некоторые вещи существуют в любом возможном мире).

Наше [5] допущение, вызывающее больше всего сомнений. Оно попросту означает, что мы можем создавать осмысленные суждения. Вывод утверждения [3] из утверждения

[2] может быть оправдан следующими соображениями. С учётом того, что Витгенштейн в

Заметках о логике (NB, 99) приравнивает наличие полюсов истинности к наличию смыс-

ла, разумно предположить, что для какого-либо суждения «иметь смысл» по отношению

к отдельному миру означает иметь истинное значение по отношению к этому миру. Те- перь предположим, что всё существует условно. Тогда, в частности, объекты, на которые указывают семантически простые символы в полностью проанализированном предложе- нии, будут существовать условно. Предположим, в качестве исходного допущения, что условных простых объектов нет. (Ниже будет показано, что это предположение правдопо- добно вытекает из определённых Трактатовских допущений.) Тогда упомянутые выше объекты, на которые указывают семантически простые символы, будут сложными. Но тогда любое такое предложение будет содержать семантически простой символ, который

ни на что не указывает по отношению к некоторому возможному миру, а именно миру, в котором значимый комплекс не существует. Если мы предположим, что какое-либо пред- ложение, содержащее ни на что не указывающий семантически простой член, не является

ни истинным, ни ложным (а мы это предполагаем), то возможность оценки любого такого предложения как истинного или ложного будет зависеть от истинности некоторого дру- гого предложения, а именно предложения, утверждающего, что составляющие значимого комплекса скомпонованы тем способом, который необходим и достаточен для его суще- ствования. Отсюда следует, что если всё существует условно, то осмысленность всякого предложения будет зависеть от истинности некоторого другого предложения.

Шаг от [3] к [4] осуществляется следующим образом. Предположим, что «осмыслен- ность» любого предложения (т. е. в нашем понимании возможность утверждать про него одно из двух: истинность либо ложность) зависит (в том смысле, как только что было описано) от того, является ли некоторое другое предложение истинным. Тогда всякое предложение будет иметь «неопределённый смысл» в том смысле, что про него нельзя будет утверждать ни истинность, ни ложность по крайней мере в одном из возможных миров. Но неопределённый смысл вообще не является смыслом, поскольку суждение по своей природе «простирается во всём логическом пространстве» (3.42) (т. е. это двузначная функция по отношению к каждому возможному миру). Так что если бы «осмысленность»

(т. е. двузначность) каждого предложения зависела от истинности другого предложения,

то никакое предложение не имело бы определённого смысла и поэтому никакое предложе- ние не имело бы смысла. В этом случае мы не смогли бы создавать осмысленных суждений

(т. е. «составлять картины мира, истинные или ложные»).

Одна кажущаяся трудность, связанная с воссозданным нами доказательством, заклю- чается в том, что оно противоречит Трактату 3.24, где ясно указано, что если бы сложная сущность A не существовала, то суждение «F [A]» было бы скорее ложным, чем «бессмыс- ленным», как того требует доказательство. Но эта трудность только кажущаяся. Она только показывает, что 3.24 принадлежит теории, которая предполагает, что в мире дей- ствительно есть субстанция. Основываясь на этом предположении, Витгенштейн может сказать, что, когда встречается кажущееся имя, ссылающееся на комплекс, это происхо- дит только потому, что оно не является в итоге настоящим именем, и Витгенштейн это говорит. Но основываясь на<span class="dash041e_0431_044b_0447_043d_044b_0439__Char" style=" font-family: 'Arial', 'Arial';