Философия владычества в повести Ф.М. Достоевского «Хозяйка»

Философия владычества в повести Ф.М. Достоевского «Хозяйка»

Образ Василия Ордынова, как отмечают некоторые исследователи – есть первый автобиографический образ героя-мечтателя, тот самый, что позже был наиболее  ярко  выражен в персонаже Мечтателя в «Белых ночах». С этим нельзя не согласиться, более того, текст «Белых ночей», написанных сразу же после «Хозяйки», несет в себе прямые или косвенные отсылки к истории Ордынова. Такой же одинокий, целиком ушедший в свою страсть (у одного это – мечтания, у другого – наука), нелюдимый молодой человек, с трудом контактирующий с окружающими. В обоих произведениях повторяется тема блуждания по улицам Петербурга с выходом за его окраину, к природе. Наконец, Мечтатель, рассказывая Настеньке о своей жизни, говорит:  «Правда, нельзя же без того, я встречал двух-трех женщин, но какие они женщины? это всё такие хозяйки, что...»1, а потом и она за ним повторяет: «Но скажите мне, почему вы узнали, что я такая женщина, с которой... ну, которую вы считали достойной... внимания и дружбы... одним словом, не хозяйка, как вы называете»2. Что Достоевский имел в виду, употребляя именно это слово именно в этом контексте? Быть может, этим он проводит яркую границу между образами Катерины и Настеньки, неслучайно «Анастасия»  в переводе с греческого – «воскресение, возвращение к жизни». Воскрешается и возвращается к жизни тут Мечтатель – именно с помощью Настеньки. Конечно, нельзя считать его историю полным продолжением истории Ордынова и думать, что восстает он после потрясения, вызванного Муриным и Катериной. Но в общем плане видно, что душа Мечтателя как-то покалечена, а отсылка к «хозяйкам» заставляет догадываться, что это за горький опыт.

При таком рассмотрении основным становится вопрос Катерины. Почему она – из тех самых «хозяек», на которых жалуется мечтатель, какова ее роль в тех событиях, что привели к таким страданиям Ордынова, настолько ли она жертва, как кажется на первый взгляд.

Сцена открытого противоборства Ордынова и Мурина за Катерину является кульминацией всей повести. Ордынов, полюбивший Катерину, и Мурин, понявший это, сходятся в странном поединке, используя как физические, так и психологические средства.  А через некоторое время, когда старик засыпает, Ордынов вдруг решается убить его, и, что самое странное, именно Катерина подает ему эту мысль, наставляет на убийство:

«Потом она указала ему на спящего старика и ‒ как будто вся насмешка врага его перешла ей в глаза ‒ терзающим, леденящим взглядом опять взглянула на Ордынова.

   ‒ Что? зарежет  небось?‒ проговорил Ордынов, не  помня себя от бешенства.

   Словно демон его  шепнул ему на ухо, что он  ее понял... И всё сердце его  засмеялось на неподвижную мысль  Катерины...

   ‒ Куплю ж я  тебя, красота моя, у купца твоего, коль тебе души моей надобно! Небось не зарезать ему!..

    Неподвижный смех, мертвивший всё существо Ордынова, не сходил с лица Катерины. Неистощимая насмешка разорвала на части его сердце. Не помня, почти не сознавая себя, он облокотился рукою об стену и снял с гвоздя дорогой, старинный нож старика. Как будто изумление отразилось на лице Катерины; но как будто в то же время злость и презрение впервые с такой силой отразились в глазах ее. Ордынову дурно становилось, смотря на нее... Он чувствовал, что как будто кто-то вырывал, подмывал потерявшуюся руку его на безумство; он вынул нож... Катерина неподвижно, словно не дыша более, следила за ним...»3

То есть тот субъект, за который сражаются между собой Мурин с Ордыновым, сам подталкивает героя на преступление, заставляет его уподобиться тому же Мурину, ранее стрелявшему в него. 

Есть одна старинная восточная легенда, понемногу распространившаяся по Востоку, а потом и по всему миру, породившая немалое количество разнообразных сюжетов, обработок и толкований. Это сказка о драконе. Тысячелетиями он властвует над  народом, собирает непосильную дань. Время от времени находится смельчак, который вызывает на бой дракона, получает в дар от черепахи, живущей в озере неподалеку, волшебный меч и… пропадает навсегда в недрах драконова замка. Так и живет дракон веками, непобежденный, владеет своими несметными богатствами. Но, наконец, появляется бедный юноша, который решается победить страшного тирана. Заполучив очередной волшебный меч, он появляется под сводами замка. Навстречу ему выступает сам дракон и завязывается страшный бой. Вскоре юный воин одерживает решительную победу, но дракон перед смертью произносит странные слова: «Теперь ты – дракон!», а потом раскрывает страшную правду: он сам когда-то был рыцарем и победил дракона, как и многие воины до него, но когда вошел в сокровищницу, позабыл все на свете при виде богатств и постепенно сам стал драконом. Юноша не верит умирающему дракону, входит в сокровищницу – и еда сам не становится очередным чудовищем, но, очнувшись в последний момент, навсегда пресекает традицию страшного наследования.

Андрей Ильич Фурсов в своей работе «Время, когда улыбается лотос. Достоевский и китайские мудрецы» говорит, что «некоторые страницы "Записок из подполья" суть иллюстрации к главам древних китайских трактатов "Дао дэ цзин" и "Чжуан-цзы", которые, как известно, написаны еще до нашей эры...», проводит еще несколько интересных параллелей. Во времена вступления Достоевского на литературное поприще отношения России и Китая были еще довольно слабо развиты, культурный обмен находился в своей начальной стадии, но это только подогревало любопытство многих мыслящих людей к этой далекой, загадочной стране. Отголоски интереса к Китаю, проявленного еще Екатериной II, можно найти и в рассматриваемых произведениях Достоевского: в  самом начале «Белых ночей» автор сетует на то, что один его знакомых милых домиков «раскрасили под цвет поднебесной империи»4 ‒ в желтый цвет (имеется в виду китайский флаг, где на желтом фоне изображен дракон), потом Настенька рассказывает, что в своих мечтаниях едва ли не выходит замуж за китайского принца. В самой «Хозяйке» из уст Катерины звучит такая фраза: «Мир изойдешь кругом, поднебесную узнаешь ‒ не найти тебе другой такой любы, коли любы твое сердце просит»5, где «поднебесную» можно рассматривать как прямую отсылку к Китаю, воплощающему собой самый дальний уголок этого мира, в какой только можно забрести в поисках любы.

Конечно, исходя из этих немногочисленных примеров, нельзя сделать вывод, что Достоевский знал легенду о драконе. Но А.И. Фурсов тоже не утверждает, будто Достоевский читал «Дао дэ цзин» и сознательно ему подражал – он лишь проводит параллели в развитии некоторых философский мыслей различных людей, народов и стран. Одна и та же истина познается каждым по-своему, разными способами, к одной горе ведет несколько тропинок, и можно познавать одну с помощью другой, даже если они не пересекаются.

Фраза Ордынова: « Куплю ж я тебя, красота моя, у купца твоего6» наводит на некоторые параллели Катерины с золотом, алчное стремление обладать которым как раз и подталкивает людей к преступлениям. Это подтверждает и странное безумие Ордынова, случающееся всякий раз, как он ее видит – еще в церкви он уже «едва сознавал себя7», как каждый рыцарь, оказавшийся в сокровищнице дракона.

В то же время сама Катерина странно реагирует на подобные действия Ордынова. После инцидента с ружьем, когда Мурин как бы терпит поражение, Катерина сама, уже не боясь хозяина, приходит к нему, сидит с ним, обнимает, целует его – переходит во власть Ордынова, подчиняется ему, ласкает его -  как греет послушное золото руки человека, его завоевавшего….

Итак, для того чтобы освободить, выкупить Катерину, Ордынов собирается убить ее прежнего хозяина, но она тут же переходит в подчинение к нему, как к новому хозяину, понемногу порабощаясь и тяготясь им – ведь с Муриным она изначально тоже добровольно сбежала из дома.

Дракон-Мурин, как настоящий былинный змей, губит родню Катерины и, ворвавшись к ней через окно, уносит свою избранницу в свое логово.  «Он схватил меня на могучие руки, обнял и выпрыгнул со мною вон из окна8». Эквивалентом легендарных сокровищ здесь является не только сама Катерина, но также и власть над людьми, возможность повеления, владычества, воплощенная во владении Катериной. Обезумевший Ордынов хватается за нож, сам почти готовый стать убийцей-похитителем, и страшный смех Мурина будто говорит ему: «Вот видишь, теперь и ты сам готов стать драконом, уже практически стал им!» Драконьи образы есть и в самом тексте: «Безобразная, черная  мысль, как змея, проползла в голове9» Ордынова, когда старик проснулся. Это прошуршала чешуей и свилась в кольца змеиным телом возможность убить старика и, превратившись в нового дракона, завладеть Катериной.

А Катерина вдруг валится старику в ноги и кричит: «Алеша, Алеша!9». Так не значит ли это, что стоит по-другому понять недосказанную ею историю о буре и троих в лодке? Уж не вышел ли тогда тот Алексей победителем, не завладел ли Катериной, убив ее прежнего хозяина, не стал ли новым Драконом? Подтверждением этому является сама структура текста – уходя от Ордынова, Катерина наказывает ему запомнить: «Помни ж, на чем перестала я: "Выбирай из двух: кто люб или не люб тебе, красная девица!"10». Историю эту она так и не рассказала до конца – следующей их встречей было странное столование с Муриным. Оно и является логическим завершением ее рассказа – повторяется ситуация в лодке, Катерине надобно выбирать одного из двух. Она ясно дает понять Ордынову, что согласна пойти с ним, если он зарежет старика. Но как только он робеет, отступается – она возвращается к более сильному, тому, кто  когда-то на своем месте смог переступить через совесть, и называет его по имени: «Алеша!»…

Более того, начиная свой рассказ, Катерина ни разу не называет Мурина по имени или по фамилии – только «Он», да и на протяжении всей повести она употребляет только слово «хозяин», местоимения, но имени его из ее уст  не звучит.

Как бы то ни было, теперешний старик ли сам украл Катерину, или кто другой, драконья сущность остается одной – меняются лишь оболочки, как меняется змеиная кожа. «Кафтан износил, и долой»11 - говорит сам старик, а Катерина подхватывает: «Новый надо!»11, и происходит это в тот момент, когда Ордынов с Муриным сталкиваются в открытом поединке, когда кафтан, внешнее обличье дракона, на самом деле едва не сменился. Два раза глаза Мурина показываются горящими и сверкающими словно угли, что тоже скорее характерно для дракона, чем для человека.  «У него тогда еще не было белого волоса; борода его была как смоль черна, глаза горели, словно угли»12 . «Чем больше пил он вина, тем становился бледнее. Глаза его стали красны, как угли»13  .

А когда Ордынов только появился в кухне, «глаза старика, словно потухавшие в предсмертной тоске, смотрели на него неподвижно; и с болью в душе вспомнил он этот взгляд, сверкнувший ему в последний раз из-под нависших черных, сжатых, как и теперь, тоскою и гневом бровей»14 ‒ перед приходом нового хозяина старый дракон дряхлеет и теряет силы, ощущая приближение очередного владыки, но в то же время чувствует бессильную злобу и ярость. Характерно также и то, что в момент похищения Катерины случается несчастье – горит завод. Огонь – традиционное и опаснейшее оружие всех драконов и прочих подобных чудовищ, а когда Мурин возвращается к Катерине, на нем даже дымится и едва не тлеет одежда. А когда старик пытается извиниться перед Ордыновым за сцену с ружьем, в его речи проскальзывает странная фраза, плохо вяжущаяся с контекстом: «Да! Это ты, ‒ сказал Мурин, приподымаясь и садясь на постели. ‒ Ты мой жилец. Виноват я перед тобою, барин, согрешил и обидел тебя незнамо-неведомо, пошалил намедни с ружьем. Кто ж те знал, что на тебя тоже находит черная немочь? А со мною случается, ‒ прибавил он хриплым, болезненным голосом, хмуря брови свои и невольно отводя глаза от Ордынова. ‒ Беда идет ‒ не стучит в ворота, как вор подползет! Я и ей чуть ножа ономнясь в грудь не всадил... ‒ примолвил он, кивнув головой на Катерину. ‒ Болен я, припадок находит, ну, и довольно с тебя! Садись ‒ будешь гость!»15

  Катерина же, в свою очередь, не раз подчеркивает злобность, строгость, даже какую-то нечеловечность Мурина, называет его недобрым, суровым, врагом: «А порой сам на меня же подымет тоску мою, точно мой враг и супостат»16. Постоянно она указывает и на то, что подневольна: «Он властен! Велико его слово!»17, «Хозяин мой»18, «Да жизнь-то моя не моя, а чужая, и волюшка связана!»19, «Он говорит, ‒  шептала она сдерживаемым, таинственным голосом, ‒что когда умрет, то придет за моей грешной душой... Я его, я ему душой продалась...»20.

Но Мурин и сам зависим от Катерины, как зависим человек от своего богатства: «И не говори, слов не роняй, не трудись, а двинь только бровью своей соболиною, поведи черным глазом, мизинцем одним шевельни, и отдам тебе назад любовь твою с золотою волюшкой; только будет тут, краса моя гордая, несносимая, и моей жизни конец!»21 Здесь и в других местах в описании Катерины присутствует очень много «золотых», «блестящих» или «звенящих» эпитетов:  «Что мне до золотой прежней жизни моей, до теплой светлицы, до девичьей волюшки»22, «не в том мое горе, ‒ продолжала она голосом, зазвеневшим, как медь»23, «но столько очарования озолотило лицо ее в эту минуту»24, «густой, серебряный голос Катерины»25, «перед ним отворилась дверь, и, ясна как солнце, заблестела ему золотая  улыбка чудной его хозяйки»26, «слышно было, как злая насмешка змеилась и пряталась в каждом слове ее, но как будто плач звенел в ее смехе»27. Ордынов, как уже говорилось ранее, чувствует, как им овладевает страсть, желание обладать Катериной, желание власти: «Всё потряслось в Ордынове! Какое-то мучительное чувство, смятение безотчетное, невыносимое, разливалось, как яд, по всем его жилам и росло с каждым словом рассказа Катерины: безвыходное стремление, страсть, жадная и невыносимая, захватила думы его, мутила его чувства»28, «минутами он хотел кричать Катерине, чтоб она замолчала, хотел броситься к ногам ее и молить своими слезами, чтоб она возвратила ему его прежние муки любви, его прежнее, безотчетное, чистое стремление, и ему жаль стало давно уже высохших слез своих»28. «Ты сгубила меня!»29 ‒ прямо говорит ей Ордынов. Практически те же слова произносит когда-то и молодой Алеша: «Теперь душа у меня помертвела, как завидел тебя; сгубила ты меня! ‒ говорит. ‒ Купи ж и мою душу, возьми ее, хоть насмейся над сердцем, любовью моей, красная девица»30. В кульминационной сцене в комнате хозяев: «Казалось, все делалось по ее мановению»31. А Ордынов «нахмурил брови и злобно посмотрел на старика. Тот вздрогнул от его взгляда. Слепое бешенство закипело в груди Ордынова. Он каким-то животным инстинктом чуял близ себя врага насмерть. Он сам не мог понять, что с ним делается, рассудок отказывался служить ему»32. А вот и Мурин смотрит на него: «Какая-то странная смесь презренья, насмешки, нетерпеливого, досадного беспокойства и вместе с тем злого, лукавого любопытства светились в этом беглом, мгновенном взгляде, от которого каждый раз вздрагивал Ордынов и который каждый раз наполнял его сердце желчью, досадой и бессильною злобой»33 ‒ дракон чувствует приближение соперника, а тот уже загорелся жаждой крови и добычи.

Показательно тут и само имя героини. «Катерина» - по неподтвержденной этимологии – «вечно чистая», как вечно блестящее золото, не отражающее на своем  прекрасном внешнем облике всех ужасов, произошедших из-за него, оно остается вечно чистым среди ужасной грязи множества преступлений.