Философия Мераба Мамардашвилли

Головной мозг, по сравнению со спинным мозгом – это уже нечто с более высокого уровня орагнизации (но они друг без друга не могут обходиться). С его помощью человек с положения, в котором он находится, старается приобретать опыт и выуживать из него какой-то смысл. Мамардашвили акцентирует: «В человеке есть какие-то решающие для человеческой судьбы вещи, зависящие не от того, как организовано общество, а от некоторого личностного развития самого человека».[Мамардашвили 2010, 359-360]А именно, Мамардашвили делает наибольший акцент на самого индивида, на его собственные страхи, риск и усилие это преодолеть. Как уже в предыдущем разделе было выяснено, не достаточно впитывания данных извне культуризацией и социализацией гуманных норм и идеалов. Человек сам должен приобрести свой собственный опыт, пережить свои внутренние акты, свои мысленные состояния и рефлексию. В свою очередь, рефлексия уже этимологически с латинского  reflexio(обращение назад) предусматривает наличие каково-то дистанцированного видения. Мы обращаемся назад к культуре, обращаемся назад к себе и через это действие одновременно реализуем акт трансценденции. При осуществлении подобных актов происходит переход к индивидуальным, личным и живым актам, которые, по мнению Мамардашвили, являются единственной возможностью настоящего существования.

Можем заключить, что Мамардашвили смотрит на культуру двояко. С одной стороны, он ее условно именует «спинным мозгом», исполняющим функцию опоры, служа, в результате долговременной деятельности человека, искусственно созданным, духовным, моральным, нравственным и правовым гарантом ценностей, но, с другой стороны, Мамардашвили на первый план выдвигает индивида, его индивидуальность и его личную ответственность за эти вещи, указывая, что, наоборот, необходимо их преодолеть, таким образом подтверждая развитие, творчество и жизнь. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

О книге «Картезианские размышления»

 

“Картезианские размышления” — первая Книга. И хотя выдержана она в редком для отечественной философской литературы стиле “бесед” или “размышлений”, здесь уже в основном стерты следы и приметы речи Мамардашвили, следы создаваемого им устного, обращенного к его слушателям произведения. Его мысль приобрела не свойственную ей письменную форму, подчинившись во многом законам письма. Исчезла трудная, какая-то ступенчатая, располагающаяся сразу в нескольких грамматических и смысловых плоскостях речь; движение размышления, требовавшее для себя в речи своеобразной бесконечной формы, никак не вписываясь в усеченную форму грамматического предложения, разорвано теперь привычными пунктуационными сигналами, прервано и остановлено точками. Создавая Книгу, редактор с неизбежностью должен был пожертвовать и теми постоянными повторами, которые ощущались оправданными действительно только в речи, — они, не давая мысли-речи остановиться в своем непрерывном течении, переводили размышление в новый ряд выразительности. Мераб Константинович Мамардашвили всегда был “на подозрении” у отечественного философского сообщества именно потому, что монографий не писал. Ему с пиететом внимала слушающая аудитория, и его уязвляли коллеги. Он и сам, как говорят, переживал эту свою невозможность писать гладко и внятно, переживал “косноязычие” своей мысли. И, наверное, поэтому с такой легкостью позволял свою речь править, признавая диктат добропорядочного редактора.

Будь его курс лекций о Канте представлен на обсуждение коллегам в Институте философии таким же редакторски отшлифованным, каким предстал сейчас нам его курс лекций о Декарте, возможно, не испытал бы он унижения, когда его “Кант” не был рекомендован к печати. Достаточно соблюсти правила книжного приличия — удобочитаемости и следования усредненной конвенции понятности — и тогда все скажут: “Ну что ж, у него своя точка зрения”; а так — просто “непонятно”, “непрофессионально”

“Картезианские размышления” — не академическое исследование; это скорее философский роман.

У Мамардашвили было несколько любимых мыслителей: двое “философов” и двое   “писателей”: Декарт, Кант, Данте, Пруст. Сам Мамардашвили часто пояснял, что философия — вовсе не привилегированное местоположение мысли и Пруст не менее мыслитель, чем Кант. Декарт, Кант, Данте, Пруст — постоянные собеседники Мамардашвили. Он бесконечное число раз варьировал возможности своего диалога с ними.

Итак, роман с Декартом. И начинается он — с тайны. Чтобы попытаться понять Декарта, сначала надо загадать загадку, что Мамардашвили и делает: “Декарт — самый таинственный философ Нового времени или даже вообще всей истории философии. Он — тайна при полном свете”. Для большинства тех, кого учили, да и тех, кого вовсе не учили философии, — до сих пор все представлялось иначе: Декарт — самый рационально-прозрачный философ, изобретший свои лаконичные и ясные “правила для руководства ума”.

Для Мамардашвили отправной точкой не является то, что мы “знаем” или “можем узнать” о Декарте; это — некая нулевая точка, в которой Декарт еще тайна, он еще не состоялся, и сможет состояться только через наше усилие воспроизвести его экзистенциальный путь. Нам предстоит попытка пройти то преобразование себя, то перерождение, ту метаморфозу, которую испытал, проделал с собою Декарт.

Мераб Мамардашвили всегда предполагал в себе и, значит, в своих слушателях эту героическую самоотверженность войти в мир другого, сделаться близким ему и приблизить его к себе. Утопия? Может быть. Но на этом стоит его философская работа — самому как бы заново повторить то, что совершалось в истории мысли и слабо напоминает о себе иероглифами состоявшихся философских текстов.

Декарт избран не случайно еще и потому, что именно он стоит у истока Нового времени, определяющего не отменимые до сих пор условия западного мышления. К ойкумене западной мысли считал себя принадлежащим и сам Мамардашвили. Впрочем, с его точки зрения, в этой ойкумене поселяется всякий, кто “правильно помыслит” — он и станет тем другим, кто мыслил до него, — Декартом, Кантом или Прустом. Ничего мистического. Просто “помысливший правильно” тем самым уже исполнит фундаментальный закон нашей сознательной жизни и попадет в обжитое поле культуры.

Человек Нового времени, человек Декарта “принимал из мира только то, что им через себя было пропущено и только в себе и на себе опробовано и испытано. Только то, что — я!” Это декартовское credo Мераб Мамардашвили не только разделяет, но и полагает единственным условием самой мысли. Только “если ты сможешь что-то в себе выспросить до конца”, “раскрутить это до последней ясности” — ты “вытащишь и весь мир, как он есть”. Значит — нужны только отвага и честь. И мир перед тобой! Мамардашвили не меньше, чем герой его философского романа, охвачен этим пафосом успеха сознательного усилия...

Вопрос только в точке опоры. А она — более близкое, чем можно было предполагать. Одно из имен ее — великодушие, “способность великой души вместить весь мир, как он есть”; великодушие предполагает, что “мир таков, что в любой данный момент в нем может что-то случиться только с моим участием”. А это значит, что “я участвую как бы в непрерывном творении мира”.

Мир всегда нов, в нем может что-то случиться только вместе с тобой, в нем всегда есть для тебя место, и оно ожидает тебя... Без меня в мире не будет ни порядка, ни истины, ни красоты...

Мир, зависящий от усилия нашего решения, нашей решимости. Эта классическая утопия Мераба Мамардашвили создавала особым образом расположенного слушателя, как и его книга требует вовлеченного читателя.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Мой реферат совершенно  мне не пришелся по душе. Почему? Потому что изучая философию Мераба Мамардавилли очень сложно сказать, о чем мне все-таки необходимо здесь написать. Этот гений мысли заставил меня задуматься о том, как же я все-таки мыслю. Вместо того, чтобы по-настоящему разобраться в данной мне теме, я только больше запуталась и вопросов к себе и к миру стало только больше. Пытаясь сделать полноценную работу, я слишком много отвлекалась, переходя от одной тему, которую раскрывал Мамардашвилли к другой, читая, думая, пытаясь осмыслить я все меньше понимала, как его диалоги, размышления полноценно сгруппировать, что и как надо рассказать в своем реферате.

Теперь мне предстоит огромная работа по сепарации своих мыслей. Где мое, а где то, что  во мне появилось по средством «Идолов». Ощущение недопонимая, а одновременно, что где-то близко, рядом кроется то, что мне надо увидеть.

В итоге, я очень рада была познакомиться с философией современного Сократа, я заинтересовалась этим и планирую дальнейшее изучение философии Мераба Мамардашвилли.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 

1.Как я понимаю философию, Москва, издательская группа «Прогресс»

«Культура» 1992

2. Призвание философа, Ю.П. Сенокосов.

3. Формы и содержание мышления (К критике гегелевского учения о формах познания). М., «Высшая школа», 1968, 192 с.

4. Psychology.ru –Мамардашвилли М.К. О ФИЛОСОФИИ