Автор работы: Пользователь скрыл имя, 11 Марта 2013 в 20:20, контрольная работа
Творчество Фридриха Ницше, неординарного немецкого мыслителя, который принадлежит 19 веку, но идейно предвосхищает проблематику и философские споры 20 века, представляет собой сложный комплекс идей, выраженных не в виде научных сочинений, а в мифопоэтической, художественной форме.
Введение
Творчество Фридриха Ницше, неординарного немецкого мыслителя, который принадлежит 19 веку, но идейно предвосхищает проблематику и философские споры 20 века, представляет собой сложный комплекс идей, выраженных не в виде научных сочинений, а в мифопоэтической, художественной форме. [1, c. 118]
Его творчество изобилует крайностями. Так, раннее увлечение философией А.Шопенгауэра и музыкальным реформаторством Р.Вагнера сменяется очень резкой критикой и того и другого. За романтической культурфилософией начала 70- х годов, нашедшей воплощение в таких работах, как "Рождение трагедии из духа музыки" (1872) и четырех эссе, объединенных названием "Несвоевременные размышления" (1873- 1(S76), следуют ''позитивистские" книги "Человеческое, слишком человеческое" (1878-1880), "Утренняя заря" (1881) и "Веселая наука" (1882). [1, c. 118]
Ницше одним из первых в Европе наиболее остро ощутил кризис культуры и искусства и своим творчеством и пророческими идеями предвосхитил и отчасти спровоцировал многие феномены и пути пост -культуры. После юношеского увлечения античным идеализмом и романтической эстетикой 33-летний мыслитель четко и трезво определил свою жизненную позицию: он осознал себя материалистом, атеистом, имморалистом, психологом, пророком, поэтом и музыкантом. [1, c. 118]
В ранний период творчества на Ницше большое влияние оказала философия А.Шопенгауэра. Когда в первой своей книге "Рождение трагедии из духа музыки" Ницше вслед за Шопенгауэром исходит из того, что существует некое "первоначальное единство", он скорее стремится оправдать ее, нежели отвергнуть, и берет в союзники древнегреческую культуру досократовской эпохи. Древние греки, утверждает Ницше, хорошо представляли себе опасности жизни, и это знание не отвращайте их от нее благодаря тому. что они были способны сделать ее приемлемой, творчески преобразовав. В их глазах мир получал оправдание как эстетический феномен. Ницше при этом обращает внимание на два мотива древнегреческой мифологии: дионисийский и аполлоновский. [2, c. 263]
Чтобы показать, в чем состоят различия «аполлонического» и «дионисического» начал культуры необходимо обратиться к, понятиям и принципам, образным выражением которых выступают боги Аполлон и Дионис. [2, c. 263]
Аполлон и Дионис символизируют противоположность небесного и земного начал.
Аполлон — выражение покоя и порядка, это небесное, солнечное существо, сын Зевса, сменяющий на Олимпе бога Солнца Гелиоса. Дионис — его противоположность, олицетворение земного, бог плодородия, покровитель растительности, земледелия, виноделия. Если первый – «полное чувство меры, самоограничение, свобода от диких порывов, мудрый покой бога-творца образов», то второй — избыток, нарушение всякой меры, безмерное, взрывчатое буйство. Аполлон воплощает принцип индивидуализма, он — великолепный божественный образ этого принципа.Дионис символизирует ужас и восторг: «чудовищный ужас» и «блаженный восторг». [2, c. 263]
АПОЛЛОНИЧЕСКОЕ начало: рациональное, мера, золотая середина, иллюзорно-оптимистическое, состояние покоя, индивидуальность. ДИОНИСИЧЕСКОЕ начало: иррациональное, безмерное буйство, трагико-героическое, нарушение покоя, беспокойство, неудовлетворенность, уничтожение всякой индивидуальности через мистическое единство. [2, c. 264]
Ницше видел в дионисийском стихийное иррациональное природное начало, которое вызывает в человеке состояние животного ужаса и блаженного восторга одновременно, близкое к состояниям алкогольного опьянения или наркотической эйфории. В искусстве оно выражается наиболее полно в музыке, танце, вакхических оргиастических плясках. Аполлоновское Ницше связывал с пластическими искусствами и поэзией и усматривал его суть в упорядоченности, гармоничности, миметичности, иллюзорности, восходящим к особого рода сновидениям, в которых, согласно древним легендам, людям являлись образы богов, а художникам и поэтам являются прообразы их творений. [4, c. 190]
В античных искусствах эти принципы, согласно Ницше, фактически противоположны и ведут постоянный диалог, а нередко и борьбу друг с другом. Однако они тяготеют друг к другу и достигают своего гармонизирующего единства только в аттической трагедии. Аполлоновское находит свое наиболее полное выражение в произведении художника (словесном, в картине, в скульптуре), напротив, дионисийское наиболее полно выражается в самом художнике, который фактически в экстатическом танце или при исполнении музыки перестает быть художником, а превращается в свое собственное произведение. «Человек уже больше не художник, — писал Ницше, — он сам стал художественным произведением; художественная мощь целой природы открывается здесь, в трепете опьянения, для высшего, блаженного самоудовлетворения Первоединого». [2, c. 264]
Дионисийский культ Ницше считает началом более древним, и это дает ему основание утверждать, что под покровом умеренности, столь часто приписываемой грекам, под покровом их приверженности искусству, красоте, совершенным формам таится темное, алчное и необузданное напряжение инстинкта, порыва, , которые готовы все смести на своем пути. [2, c. 264]
В новоевропейской культуре со времен Возрождения Ницше видел опасное преобладание аполлоновского начала и сознательное вытеснение дионисийского. Поэтому в своем радикальном требовании «переоценки всех ценностей» он стоит за восстановление прав дионисийского в культуре и искусстве, как важнейшего жизненного творческого принципа. [2, c. 265]
В ХХ в. антиномия «аполлоновское – дионисийское» оказалась созвучной глобальной культурно-духовной ситуации. [2, c. 264]
Отсюда далеко идущие последствия в культуре, философии, эстетике, искусстве ХХ в., особенно в новаторских («продвинутых») художественных потоках – авангарде, модернизме, постмодернизме, пост-культуре в целом. Здесь на первый план выдвигается иррациональное дионисийское начало. Оно преобладает в таких направлениях, как дадаизм, экспрессионизм, футуризм, сюрреализм, алеаторика, конкретная музыка, театр абсурда, литература «потока сознания». [4, c. 190]
Генеалогия морали
Мораль - центральная
точка философии Ницше, ее
Ницше, с
самого своего рождения
Эпицентром всех его размышлений о морали является написанная зимой 1885-1886 г.г. “прелюдия к философии будущего” - книга “По ту сторону добра и зла”, по его словам, “ужасная книга, проистекшая на сей раз из моей души,- очень черная”. Ницше прекрасно понимал, что перешел за некую грань и стал чем-то вроде интеллектуального диссидента, бросившего вызов лжи тысячелетий.
Однако книга “По ту сторону добра и зла” содержала в себе элемента, являющиеся потенциальными источниками споров. Чтобы избежать кривотолков вокруг книги, Ницше в июле 1887 г. написал как дополнение к ней полемическое сочинение “К генеалогии морали”. [3, c. 473]
В нем он поставил три основные проблемы: аскетические идеалы, способного придать смысл человеческому существованию; “вина” и “нечистая совесть” как инстинктивные источники агрессивности и жестокости; наконец ключевое понятие движущей силы в структурировании ценностей морали - ressentiment (мстительности). В общем плане это понятие характеризует атмосферу неопределенной враждебности, ненависти и озлобления, но не самих по себе я только вкупе с чувством бессилия, порождаемым несоответствием между внутренними притязаниями и фактическим положением человека в объекте. [3, c. 473]
Опираясь на свои философские исследования, Ницше делает предположение, что изначально существовали две системы морали, созданные антагоническими группами: господами, аристократами, высшим слоем общества и, наоборот, плебеями, рабами, названными самим философом “людьми ressentiment.” [3, c. 473]
В морали господ, или аристократической морали, "добро" и "зло" эквивалентны понятиям "благородный" и "презренный" и относятся не столько к поступкам людей, сколько к самим людям, эти поступки совершающим. В рабской же морали смысл основных этических категорий зависит от того, что полезно, что служит поддержанию порядка в обществе, отстаивающем интересы слабых в духовном и физическом отношении индивидов. Такие качества, как сострадание, добросердечность и скромность, рассматриваются как добродетели, в то же время свойства, которые обнаруживают сильные и независимые индивиды, считаются опасными, а потому "злыми". [1, c. 124]
Высший тип человека, по мнению Ницше, создает свои ценности от избытка жизненной силы. Слабые же и бессильные боятся таких людей, они стремятся обуздать и приручить их, подавить своей численностью, навязывая в качестве абсолютных "стадные ценности". Разумеется, подобная мстительность открыто не признается и, возможно, даже не осознается "толпой" в качестве побудительного мотива, однако, она действует, находя как прямые, так и окольные пути и косвенные выражения. [3, c. 473]
Итак, в истории морали, согласно Ницше, борются друг с другом две основные этические позиции. С точки зрения высшего типа людей, они могут сосуществовать. Это возможно, если "толпа", нс способная ни к чему возвышенному, будет практиковать "рабскую морить" исключительно в своей среде. Но она, подчеркивает Ницше, никогда не ограничится этим и не откажется от универсалистских претензий. [3, c. 474]
Ницше полагает, что идеал всеобщей, единой и абсолютной морали должен быть отброшен, так как он ведет жизнь к упадку, а человечество - к вырождению. Его место должна занять градация рангов, степеней различных типов морали. Пусть "стадо" остается приверженным своей системе ценностей, считает Ницше, при условии, что оно лишено права навязывать ее людям "высшего типа".[3, c. 474]
Второй этап рассмотрения проблемы морали, посвященный понятию нечистой совести, которому Ницше уделил столько внимания в своих работах . В основу своих рассуждений о происхождении нечистой совести он ставит сходство слов schuld (вина) и schilden (долги), утверждая при этом, что именно первое, моральное понятие, произошло от второго - материального. [3, c. 474]
Вина произошла из отношений заимодавца с должником. Часто это предпологает невозможность их прекращения из-за устойчивой неплатежеспособности должника. А значит, погашение долга в том виде, в котором он первоначально имел место, невозможно. Но, так же исчезновение подобных отношений невозможно в принципе, потенциальный просрочившийся должник вынужден был закладывать то, чем владел: жена, дети и даже свое собственное тело. Однако, с развитием государства древние дикости были пресечены законом. Но вопреки исчезновению материальных долгов как причины сознания вины сама вина не исчезла. . Вместо искупления долга люди были обязаны соблюдать законы, невыполнению которых опять-таки влекло вину, и наказания. [3, c. 475]
Казалось бы, следующим логическим звеном в цепи этой метаморфозы должна стоять сама нечистая совесть, но Ницше утверждает,что наказание не представляет собой непосредственную основу возникновения нечистой совести. Нечистая совесть возникает при усилении государственной власти. Заковав человека цепями долгов, государство ограничивает его древние животные инстинкты своими законами, и, со временем, человек сам начинает верить в грешность проявлений своих естественных потребностей и уже собственноручно пресекает свои инстинкты. [4, c. 196]
Но нельзя рассматривать нечистую совесть только как понятие отрицательное. Налицо и положительная сторона: искусственное создавать вокруг себя ореол зла, человек создает в своем сознании и противоположность - добро и простоту. [4, c. 196]
Тем не менее, при всех возможных положительных качествах, нечистая совесть представляет особое заболевание, которое следует лечить и которое должно когда бы то ни было быть выложенным, открыв самим фактом излечения новые возможности и пути развития человечества в более совершенную форму. [3, c. 474]
Вся работа Ницше над моралью сводилась к достижению сверхчеловека. При рассмотрении вопросов морали Ницше говорит о необходимости стать "по ту сторону добра и зла", это надо понимать как призыв к преодолению так называемой рабской морали, которая, с его точки зрения, ставит всех на одну доску, любить и охраняет посредственность, препятствует возвышению человеческого типа. Только те, кто принадлежит к высшему типу, могут без ущерба для себя стать "по ту сторону" навязываемых обществом пониманий добра и зла, ибо эти индивиды сами являются носителями нравственного закона и не нуждаются ни в чьем попечительстве. Их свободное самоопределение, считает Ницше, - это единственный путь к более высокому уровню человеческого существования, к сверх-человеку (Ubermensch). [3, c. 474]
Что же такое сверхчеловек Ницше? Ответ на этот вопрос находится в одном из самых выдающихся его произведений, произведении, которое с легкостью можно назвать вершиной его творчества. Имя этого труда - “Так говорил Заратустра”. [3, c. 474]
В сочинениях Ницше встречается две концепции сверхчеловека. Одна из них носит характер биологической теории. Теория Дарвина учит, что все в мире постепенно развивается долгим путем эволюции. В настоящее время высшей ступенью эволюционного процесса является будто бы человек. В будущем должен появиться еще более совершенный вид, который уже не будет принадлежать к роду homo sapiens, но образует особый биологический вид homo supersapiens. Этой эволюционной теорией Ницше и воспользовался для обоснования своего учения о сверхчеловеке. Наброски дарвинистической концепции сверхчеловека мы находим еще в сочинении «Шопенгауэр, как воспитатель». Здесь Ницше говорит: «Цель развития данного вида находится там, где этот вид дошел до крайних пределов своего развития и переходит в высший». В книге «Так говорил Заратустра» Ницше прямо говорит: «Вверх идет наш путь, от рода к сверхроду. Заратустра, покидая уединение, обращается к народу с такой речью: «До сих пор все существа создавали нечто, что превосходило их, а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее снова возвратиться к зверям, чем преодолеть человека? Что такое обезьяна для человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека, — посмешищем или мучительным позором». [3, c. 475]