Диалектический материализм К. Маркса и Ф. Энгельса, его основные положения

Если работники  сопротивляются тому, что обычно называют прорабочим законодательством, то, следовательно, их нельзя обвинить в борьбе против того, что Маркс считает истинными интересами класса пролетариев. Наоборот. Фактически освобождая экономическую эволюцию от оков, которыми невежественная мелкая буржуазия, бюрократы и подобные фабианцам утописты и гуманистические псевдосоциалисты планируют ее замедлить, они служат делу труда и социалистов. Сама эгоистичность эксплуататоров оборачивается благом для эксплуатируемых и для всего человечества. Не возникло ли у Маркса, если бы он довел свои собственные идеи до логических следствий, искушения сказать вместе с Мандевилем, "частные пороки, общественная польза", или с Адамом Смитом, что "невидимая рука ведет" богатых таким образом, что они "без всякого преднамеренного желания, и вовсе того не подозревая, служат общественным интересам"? <Смит А. Теория нравственных чувств. -- М.: Республика, 1997. С. 185 и далее>

Однако Маркс  всегда стремился закончить свои рассуждения до того, как присущие им противоречия станут очевидными. В  этом отношении его последователи  копируют позицию мастера.

Буржуазия, и капиталисты, и предприниматели, говорит один из этих непоследовательных учеников Маркса, заинтересованы в сохранении системы laissez faire [28]. Они сопротивляются попыткам облегчить удел самого многочисленного, самого полезного и самого эксплуатируемого класса людей; они стремятся остановить прогресс; они являются реакционерами, посвятившими себя задаче -- разумеется, безнадежной -- повернуть вспять часы истории. Об этих страстных излияниях, ежедневно повторяемых газетами, политиками и правительствами, можно думать все, что угодно, но нельзя отрицать, что они несовместимы с главными догмами марксизма. С последовательно марксисткой точки зрения поборники того, что называется прорабочим законодательством, являются мелкой буржуазией, тогда как те, кого марксисты называют гонителями рабочих, являются предвестниками приближающегося блаженства.

Будучи невежественным во всех деловых проблемах, Маркс  не сумел понять, что современные  буржуа, уже являющиеся состоятельными капиталистами и предпринимателями, в своей ипостаси буржуазии не заинтересованы в сохранении laissez faire. В условиях laissez faire их выдающемуся положению ежедневно угрожают амбиции безденежных неофитов. Законы, воздвигающие препятствия на пути талантливых выскочек, причиняют ущерб интересам потребителей, но защищают тех, кто уже упрочил свое положение в бизнесе, от конкуренции самозванцев. Делая извлечение прибыли более трудным делом и забирая в виде налогов большую часть полученной прибыли, они препятствуют накоплению капитала новичками и тем самым устраняют стимулы, побуждающие старые фирмы к крайнему напряжению в обслуживании потребителей. Меры, защищающие менее эффективных предпринимателей от конкуренции более эффективных, и законы, нацеленные на снижение и конфискацию прибыли, с марксистской точки зрения являются консервативными, и более того, реакционными. Они препятствуют технологическому развитию и экономическому прогрессу и оберегают неэффективность и отсталость. Если бы Новый курс начался в 1900 г., а не в 1933 г., то американские потребители были бы лишены многих вещей, предлагаемых сегодня отраслями промышленности, которые за первые десятилетия века выросли из отдельных мелких предприятий в массовых производителей национального значения.

Кульминацией  ошибочной интерпретации проблем  промышленности является враждебность к крупным предприятиям, а также  к усилиям мелких производителей стать крупнее. Общественное мнение, околдованное чарами марксизма, считает "величину" одним из наихудших пороков бизнеса и закрывает глаза на любые программы, направленные на обуздание или ущемление действиями правительства большого бизнеса. Люди не понимают, что в бизнесе именно масштаб дает возможность обеспечить массы всеми теми продуктами, без которых современный простой американец не желает обходиться. Предметы роскоши для немногих могут производиться на небольших фабриках. Политики, профессора и профсоюзные боссы, проклинающие большой бизнес, борются за более низкий уровень жизни. Они определенно не содействуют интересам пролетариата. В конечном итоге они являются, и в первую очередь с точки зрения марксистской доктрины, врагами прогресса и улучшения положения рабочих.

8. Критики марксизма

Материализм Маркса и Энгельса радикально отличается от идей классического материализма. В соответствии с ним человеческие мысли, выбор и действия определяются материальными производительными силами -- инструментами и машинами. Маркс и Энгельс не сумели понять, что инструменты и машины сами являются продуктами человеческого разума. Даже если бы их изощренные попытки описать все духовные и интеллектуальные феномены, которые они называют надстроечными, как результат действия материальных производительных сил, и увенчались успехом, то они всего лишь нашли бы причину всех этих явлений в чем-то, что само является духовным и интеллектуальным феноменом. Их рассуждения идут по кругу. Их так называемый материализм по существу вообще не является материализмом. Он обеспечивает только словесное решение проблем.

Иногда даже Маркс и Энгельс осознавали фундаментальную неадекватность своей доктрины. Когда Энгельс, стоя над могилой Маркса, суммировал то, что, по его мнению, было квинтэссенцией достижений его друга, он вообще не упомянул материальные производительные силы. Энгельс сказал: "Подобно тому как Дарвин открыл закон развития органического мира, Маркс открыл закон развития человеческой истории: тот до последнего времени скрытый под идеологическими наслоениями простой факт, что люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилище и одеваться, прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т.д.; что, следовательно, производство непосредственных материальных средств к жизни и тем самым каждая данная ступень экономического развития народа или эпохи образуют основу, из которой развиваются государственные учреждения, правовые воззрения и искусство и даже религиозные представления данных людей и из которой они поэтому должны быть объяснены, -- а не наоборот, как это делалось до сих пор" <Энгельс Ф. Похороны Маркса// Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 19. С. 350--351>. Безусловно, ни один человек не был более компетентным, чем Энгельс. чтобы дать авторитетную интерпретацию диалектического материализма. Но если Энгельс был прав в этом некрологе, тогда весь марксистский материализм исчезает. Он сводится к трюизму, который с незапамятных времен известен всем, и никогда никем не оспаривался. Он говорит не больше, чем избитый афоризм: Primum vivere, deinde philosophari <прежде жить, а уж затем философствовать (лат.). -- Прим. перев.>.

В качестве полемического  трюка интерпретация Энгельса оказалась  очень удачной. Как только кто-либо начинал вскрывать нелепости  и противоречия диалектического  материализма, марксист возражал: Вы отрицаете, что человек прежде всего нуждается в пище? Вы отрицаете, что человек заинтересован в улучшении материальных условий своего существования? Так как никто не желал оспаривать эти трюизмы, то они делали вывод, что все учения марксистского материализма неопровержимы. И множество псевдофилософов не сумели рассмотреть ложность этого вывода.

Основной  мишенью злобных нападок Маркса было прусское государство династии Гогенцоллернов. Он ненавидел этот режим не потому, что тот сопротивлялся  социализму, а как раз потому, что он был склонен принять социализм. В то время как его соперник Лассаль заигрывал с идеей осуществления социализма в сотрудничестве с руководимым Бисмарком прусским правительством, Международное товарищество рабочих Маркса стремилось свергнуть Гогенцоллернов. Так как в Пруссии протестантская Церковь была подчинена государству и управлялась государственными чиновниками, Маркс не уставал поливать грязью христианскую религию. Тем более антихристианство стало догмой марксизма в тех странах, где интеллектуалы первыми были обращены в марксизм, как в России и Италии. В России Церковь даже в еще большей степени зависела от государства, чем в Пруссии. В Италии XIX в. антикатолический уклон отличал всех, кто противостоял реставрации светской власти Папы римского и дезинтеграции только что обретенного национального единства.

Христианские  церкви и секты не боролись с социализмом. Постепенно они воспринимали его  основные политические и социальные идеи. Сегодня они, за небольшим исключением, откровенно отвергают капитализм и  отстаивают либо социализм, либо интервенционистскую политику, которая неминуемо должна привести к установлению социализма. Но, разумеется, христианская церковь не может согласиться с разновидностью социализма, враждебной христианству и стремящегося к ее запрещению. Церковь непримиримо противостоит антихристианским аспектам марксизма. Она пытается отделить свою программу социальных реформ от марксистской программы. Изначальную порочность марксизма она видит в материализме и атеизме.

Однако, борясь с марксистским материализмом, апологеты религии не понимают сути. Многие из них смотрят на материализм как на этическую доктрину: людям следует стремиться только к удовлетворению нужд своего тела и к жизни в удовольствиях и шумном веселье, и не следует заботиться о чем-либо еще. Аргументы, выдвигаемые ими против этической доктрины материализма, не упоминают марксистскую доктрину и не имеют отношения к предмету спора.

Не более  разумны и возражения, выдвигаемые  против марксистского материализма теми, кто выбирает определенные исторические события (распространение христианства, крестовые походы, религиозные войны) и триумфально утверждает, что им невозможно дать материалистического истолкования. Любое изменение обстоятельств оказывает влияние на структуру спроса и предложения различных материальных вещей и тем самым на краткосрочные интересы некоторых групп людей. Поэтому можно показать, что некоторые группы в краткосрочном периоде получили выгоду, а некоторым в краткосрочном периоде был причинен ущерб. Следовательно, защитники марксизма всегда в состоянии указать на то, что тут замешаны классовые интересы, и тем самым свести на нет выдвинутые возражения. Разумеется, этот метод доказательства правильности материалистической интерпретации истории целиком и полностью ошибочен. Вопрос не в том, нанесен ли ущерб групповым интересам; им неизбежно всегда наносится ущерб, по крайней мере в краткосрочном периоде. Вопрос в том, было ли стремление данной группы к наживе причиной обсуждаемых событий. Например, определялись ли воинственность и войны нашего века краткосрочными интересами военной промышленности? Исследуя эти проблемы, марксисты никогда не упоминают, что там, где есть интересы "за", неизбежно есть также и интересы "против". Они никогда не объясняют, почему последние не преобладают над первыми. Но "идеалистические" критики марксизма по своей тупости не сумели вскрыть ни одной из ошибок диалектического материализма. Они даже не заметили, что марксизм прибегает к интерпретации классовых интересов, основываясь только на явлениях, которые широко осуждаются как негативные, и никогда не имеет дело с явлениями, которые всеми одобряются. Если военные действия приписываются козням военного капитала, а алкоголизм -- козням алкогольной промышленности, то чтобы быть последовательным, необходимо приписывать чистоту -- замыслам производителей мыла, а расцвет литературы и образования -- интригам издательской и полиграфической отраслей. Но ни марксисты, ни их критики даже не задумались над этим.

Самое замечательное, марксистская доктрина исторических изменений никогда не подвергалась никакой разумной критике. Она смогла добиться триумфа потому, что ее противники не вскрыли ее ошибок и внутренней противоречивости.

Насколько превратно  люди понимают марксистский материализм, показывает распространенная практика соединения марксизма и психоанализа Фрейда [29]. В действительности, невозможно представить более резкого контраста, чем между этими двумя доктринами. Материализм стремится свести психические явления к материальным причинам. Психоанализ, наоборот, исследует психические явления как автономную область. Если традиционная психиатрия и неврология пытаются объяснить причины всех изучаемых ими патологических состояний определенными патологическими состояниями некоторых органов тела, то психоанализу удалось продемонстрировать, что причиной анормальных состояний тела иногда являются психические факторы. Это открытие было достижением Шарко и Йозефа Бройера, и великий подвиг Зигмунда Фрейда состоит в том, что на этой основе он построил всеобъемлющую систематическую дисциплину. Психоанализ является противоположностью всех разновидностей материализма. Если мы посмотрим на него не как на отрасль чистого знания, а как на метод лечения болезней, то назовем его тимологической отраслью (geisteswissenschaftlicher Zweig <гуманитарная отрасль (нем.). -- Прим. перев.>) медицины.

Фрейд был  скромным человеком. Он не предъявлял непомерных претензий по поводу важности своего вклада. Он был очень осторожен, когда касался проблем философии и отраслей знания, в развитии которых не принимал участия. Он не рискнул покритиковать ни одно из метафизических положений материализма. Он даже заходил так далеко, что признавал, что науке когда-нибудь удастся дать физиологическое объяснение изучаемым им явлениям психоанализа. Психоанализ представлялся ему истинным научно и незаменимым практически только до тех пор, пока этого не произошло. Критикуя марксистский материализм, он был не менее осторожен. Он открыто признавал свою некомпетентность в этой области <Фрейд 3. Введение в психоанализ: Лекции. -- М.: Наука, 1989. С. 411--115>. Но все это не меняет того факта, что психоаналитический подход по своей сути несовместим с эпистемологией материализма.

Психоанализ акцентирует роль, которую в человеческой жизни играет либидо, сексуальный импульс. До этого как психология, так и другие отрасли знания эту роль игнорировали. Психоанализ также дает объяснение и этому невниманию. Но он ни в коей мере не утверждает, что секс является единственным человеческим побуждением, ищущим удовлетворения, и что все психические феномены вызываются им. Интерес психоанализа к сексуальным импульсам возник из-за того, что он начинался как терапевтический метод, а причиной большей части патологических состояний, с которыми ему приходилось иметь дело, было подавление сексуальных побуждений.

Некоторые авторы связывают вместе психоанализ и  марксизм по той причине, что их обоих  считали противоречащими теологическим  идеям. Однако с течением времени  теологические школы и различные вероисповедания стали по другому относиться к учениям Фрейда. Они не просто прекратили радикальное противостояние подобно тому, как они до этого поступили в отношении современных достижений астрономии и геологии и теорий филогенетического изменения строения организмов. Они пытаются интегрировать психоанализ в систему и практику пастырской теологии. Они рассматривают изучение психоанализа в качестве важной части подготовки духовенства <разумеется, немногие теологи будут готовы поддержать интерпретацию видного католического историка медицины профессора Пьетро Л. Энтральго, согласно которому Фрейд "завершил разработку некоторых возможностей, предлагаемых христианством". Entralgo P.L. Mind and Body, trans. by A.M. Espinosa, Jr. -- N. Y.: P.J. Kennedy and Sons, 1956. P. 131>.

В настоящее  время многие защитники авторитета церкви оказались предоставленными самим себе и сбитыми с толку  в своем отношении к философским  и научным проблемам. Они осуждают то, что могут или даже должны поддерживать. Борясь с ложными доктринами, они прибегают к помощи несостоятельных возражений, которые скорее усиливают склонность верить в то, что критикуемые доктрины верны, когда люди распознают ошибочность возражений. Будучи неспособными обнаружить реальные изъяны в ложных доктринах, эти апологеты религии в конце концов могут их одобрить. Это объясняет любопытный факт: в наши дни в христианской литературе существует тенденция принимать марксистский диалектический материализм. Так, пресвитерианский теолог профессор Александр Миллер считает, что христианство "может принимать во внимание истину, содержащуюся в историческом материализме, и факт классовой борьбы". Он не только предлагает церкви принять на вооружение основные принципы марксистской политики, что многие выдающиеся лидеры различных христианских конфессий уже делали до него. Он думает, что церковь должна "принять марксизм" как "квинтэссенцию научной социологии" . Не странно ли примирять с никейским символом веры [30] доктрину, которая учит, что религиозные идеи суть надстройка над материальными производительными силами!